Морис слушал Зою с большим интересом. Что ж, ее версия имеет право на существование. Поблагодарив певицу за кофе и беседу, он собрался уходить. – Я пою в ресторане «Старинная беседка», – сказала она, глядя ему прямо в глаза, – приходите вечером… – Спасибо. – Он приложил руку к груди и замялся. – У вас есть девушка, – догадалась она. – В некотором роде… – Приходите вместе с ней. – Спасибо, я приглашу ее. – Вот и хорошо, – улыбнулась Зоя беззаботно, хотя в глубине ее глаз он успел заметить промелькнувшую тень сожаления. Морис взял ухоженную руку певицы и коснулся губами кончиков ее пальцев. Уже открыв дверь, она проговорила: – Приходите, я уверена, что вам понравится. У нас очень уютно и интимно. К нам часто приходят именно парами, и не только юные, но и люди преклонного возраста. Придете? – Надеюсь, что да, – улыбнулся он. И тут заметил прижавшуюся к ногам хозяйки белую кошку. – Ну, что ж, до свидания, Марго, было приятно с тобой познакомиться. – Мур, – отозвалась кошка. Она и впрямь была очень милой, впрочем, как и ее хозяйка. В дом напротив Миндаугас решил пойти завтра, если Мирослава сочтет полученную информацию недостаточной. Выруливая на дорогу, Миндаугас вспомнил теорию о том, что животные чаще всего бывают похожи на своих хозяев. Но он не был уверен, что Дон был похож на Мирославу… Конечно, характер у него был своевольным, как и у хозяйки, он любил лежать рядом с ней как на травке, так и на кровати, но внешне желтоглазый пушистый кот с шерстью черного цвета, на солнце отсвечивающей всеми оттенками шоколада, не был похож на светлокожую, русоволосую, зеленоглазую Мирославу. А вот Зоя и Марго были похожи, и очень. Интересно, согласится ли Мирослава пойти в ресторан «Старинная беседка», если он пригласит. «Пожалуй, лучше всего заманить ее туда в компании с Шурой Наполеоновым», – подумал Миндаугас. Когда Морис вернулся домой, солнце начало медленно клониться к закату, рассыпая легкие золотистые блики целыми пригоршнями на траву, цветы, дорожки… К его удивлению, в доме довольно вкусно пахло. Мирослава сидела на диване в гостиной с книгой в руках. Здесь же лежал Дон, положив голову на колени хозяйки, и тихо мурлыкал. – Я потрясен! – сказал Морис. – Чем? – спросила она, не отрывая глаз от книги. – Кажется, за время моего отсутствия у нас завелся повар-невидимка… – А, это, – она улыбнулась, – Морис, это просто курица в духовке. Еще я настрогала тазик салата. А то приедет Шура и начнет нас терроризировать и обвинять в том, что мы не любим родные правоохранительные органы. – Это еще почему? – Потому что Наполеонов считает, что, если кого-то любишь, его нужно хорошо кормить. Морис расхохотался. – Выходит, я любвеобильный. – Еще какой. – Она наконец-то оторвала глаза от книги и подмигнула ему. Миндаугас почему-то смутился и, чтобы уйти от темы любви, спросил: – Что вы читаете? – Стихи Аспазии. – Разве жена Перикла писала стихи? – лукаво улыбнулся Морис. – Жена Перикла Аспасия, насколько мне известно, нет, – улыбнулась в ответ Мирослава, – но жена Райниса Аспазия писала и даже вошла в классику латышской поэзии. – И всего-то разница в одной букве в имени, – продолжал улыбаться Морис. – И не говори, – кивнула Мирослава, – если не считать еще тысячелетия, страны и… мужа. Хотя Эльза Розенберг и взяла свой псевдоним как раз в честь древнегреческой умницы и красавицы Аспасии. Их разговор был прерван требовательным звонком. – Ну, вот и Шура пожаловал. – Я открою… Пока мужчины умывались, Мирослава достала курицу, внимательно посмотрела на нее, вонзила в поджаристый бок деревянную палочку и переложила готовую птицу на блюдо. Разрезать ее предстояло Морису. Сама же Мирослава в таких случаях всегда говорила: «Буду я еще надрываться». Равенство полов она начисто отвергала. С удовольствием признавала, что мужчина сильнее, выносливее, и поэтому уступала ему ту часть работы, которую сама делать не любила. Свою собственную силу и энергию она активно проявляла там, где ей было интересно. Кулинария в круг ее интересов не входила. Готовила сама она редко. Только для того, чтобы не умереть с голоду и если тот, кто готовит обычно, очень занят. Как, например, сегодня. На десерт на этот раз не было ни пирога, ни пирожного. Шура хмуро возил ложечкой по тарелке с клубникой, залитой мороженым. Мирослава наблюдала за страданиями друга детства с потаенной улыбкой, Морис – с сочувствием. За чаем Миндаугас изложил результат своего общения с соседями Челдышева и спросил, нужно ли ему завтра опросить соседей из дома напротив. Шура испуганно замахал руками, представив, что завтра на ужин и курицы с салатом может не быть. Поставит Волгина на стол бутерброды и чай, и кушай с удовольствием. Мирослава не выдержала и расхохоталась. Потом проговорила: – Я согласна с Шурой – навряд ли мы узнаем что-то новое. А вот пообщаться с Ольгой Кружилиной и Майей Садовниковой следует. – Это я поручу своим оперативникам, – быстро проговорил Наполеонов. – Хорошо. – Слава, ты не думаешь, что жена Челдышева, Марина, в этом может быть замешана? – Нет, ей-то Малов, можно сказать, помог… – Да, в некотором роде, – согласился Наполеонов. – Если кто и мог затаить на Матвея обиду, то только Майя. – Однако мне не верится, что она причастна к этому, – сказал Морис. – Да? – Мирослава прищурила глаза. – Посудите сами, у нас же серия. – Тьфу-тьфу! – замахал руками Шура. – Плюй, не плюй, друг сердечный, – печально усмехнулась Мирослава, – но Морис прав, вырисовывается именно серия. Она задумалась. – Хотя… – Что – хотя? – Известно, что время от времени встречаются злыдни, которые используют ситуацию в своих интересах. – Да, сводя счеты со своими недругами, встраивают свое преступление в общую картину. – Ты думаешь, это тот самый случай? Мирослава пожала плечами: – Сомневаюсь, но утверждать более-менее точно можно будет только после проверки алиби Садовниковой. – Кружилину не подозреваем? – У нее нет мотива, хотя алиби поинтересоваться не мешает. * * *