— Но, брат, ну это же… Как эту суку надо было выдрессировать! — Тяжелый взгляд Лютого снова пал на листы бумаги с графиками, затем он поднял голову, посмотрел на стоящего рядом Игната и произнес негромко, не спеша и совершенно ледяным тоном: — Я же эту тварь пополам разорву. Я их всех теперь живьем зарою. Игнат все же закурил, потом два листа из трех повернул перед собой и положил их рядом. Один лист был помечен словом «Анекдоты», другой — «Возвращение». Графики, точки, соединенные волнообразными линиями острые пики, впадины… И даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять — графики совершенно разные. — Видно невооруженным глазом, — сказал Игнат, — это разные голосовые отпечатки. Мне в общем-то так и сказали, но я упросил человека сделать повторный анализ. — А это? — Лютый пододвинул к себе третий лист. — Это я недавно сделал, скорее всего действительно ошибка. — Игнат бросил взгляд на третий график. — Отдавал отдельно, наверное, человек перепутал. Это я сделал для контроля. Качество на кассете с ее возвращением было не ахти, и я решил подстраховаться. — И что же? — Оказалось — излишне. У них там очень много всяких умных штучек. По-моему, это называется аудиоусилитель. Выделили ее голос, отрезали все лишние шумы, получилась отличная копия. — Так это… — Лютый прочитал, как был помечен третий график. — Это, что ли, с твоего маскарада? Нищий попрошайка и принцесса? — Да. — Игнат улыбнулся. — Я подарил ей букет незабудок. И имел удовольствие побеседовать с ней. — Угу, — хмыкнул Лютый, — и ее ребята тебе бока намяли. — Где микрофон-то прятал, Воронов? — поинтересовалась шефиня. — Микрофон был где и положено — в руке. Правда, под марлевыми повязками. — Что, били? — Да нет. Толкнули несильно. Бодигарды. — Без цветов не мог обойтись? — Нет, никак, — совершенно серьезно произнес Игнат, — и для завязки разговора подошли, и хороший отвлекающий момент. Третий график был помечен целой фразой: «Что же ты работать-то не идешь, Александр?» — Разговорил ты ее всерьез, — шефиня кивнула на голосовые отпечатки, — если даже успела насчет работы справиться. — Там у меня целая ее ария записана, — не без гордости сказал Игнат, — сольная партия — беседа с нищим. Но эта фраза — самая четкая. Еще она мне подала царскую милостыню — пятьсот рублей, так что и пальчики ее имеются. Не знаю, на всякий случай. Хотя теперь ни к чему все это. Если есть на руках голосовые отпечатки. — Дождемся повторного результата, — предложил Лютый, — давай так. — Конечно. — Какая она, эта другая? — неожиданно спросила шефиня. — Ты ведь смотрел на нее в несколько необычном контексте? — Испуганная, — произнес Игнат, — но… и что-то еще. Ей, видать, тоже не сладко. Лютый удивленно вскинул бровь, затем молча отвернулся. — Девочка играет не в свои игры? — холодно поинтересовалась шефиня. — И это тоже. Но… не отчаяние, а что-то еще. Мне не знакомо это ощущение, но что-то… сильное. — Возможно, она просто на грани, — сказала шефиня. — Да, но… Не знаю. Что-то еще. Наверное, еще разок навестить ее придется. — И цветы не забудь, — проговорил Лютый. Что-то темное промелькнуло в интонации его голоса. — Ладно, дождемся повторного результата. — Не кипятись, — еле слышно сказал ему Игнат. Зазвонил телефон. Результаты повторного анализа не заставили себя ждать. — Да, спасибо, братишка, — сказал Игнат, прижимая телефонную трубку к уху. — Никаких ошибок? Ну что ж, хорошо. Точно та же картинка, понял тебя. Позиция один «Анекдоты» и позиция два «Возвращение». Понял. Есть. А третья? Да, длинная: работа, Александр… вся эта… угу. Не стал делать? Все-таки на всякий случай повтори, пожалуйста, хорошо? Спасибо. Да, для чистоты картинки. А раньше не сможешь? Только завтра? Понимаю, занято оборудование. Ладно, и на том спасибо. Не сильно тебя загрузил? Ну есть. Отлично. Спасибо еще раз. Я твой должник, Соболь. До завтра. Игнат положил тяжелую трубку телефона на крупный, отливающий медью рычаг. Отличный у Лютого телефонный аппарат, в него так и хочется прокричать: «Але, барышня»… Но Игнат не стал ничего кричать. В этой напряженно повисшей тишине его услышали, даже если б он разговаривал шепотом. — Нет никакой ошибки, — он увидел, что щека у Лютого дернулась, — это голосовые отпечатки разных людей. 4. Вика: До и после Краб прятался в пещере, в спасительном милосердном тумане — единственном надежном убежище для маленького и беззащитного существа. Только с тех пор уже многое изменилось. Вика в спортивном костюме из легкого флиса вышла на широкое деревянное крыльцо, спустилась на нижнюю ступеньку и глубоко вздохнула. Ее левая нога, к счастью единственное серьезное последствие аварии, уже почти не болела, лишь изредка напоминая о себе несильной хромотой. После завтрака Вике полагалась прогулка — ей шли навстречу, конечно, когда и она проявляла благоразумие. Дом был просторный, двухэтажный, кирпичный, снаружи обшитый деревянными панелями, с высокой черепичной крышей и подвальным помещением, где располагались гараж, подсобки и довольно уютный бар, в полумраке которого стоял дорогой бильярдный стол для игры в пул. Несмотря на то что это был всего-навсего редко посещаемый охотничий домик, хозяин явно ценил уют. На первом этаже находилась большая гостиная в тирольском стиле, но с обязательным камином. Со стены светлого дерева грозно взирали головы поверженных трофеев — кабанья, волчья и голова рыси, хотя, если Вике не изменяет память, охотничьих трофеев у хозяина должно было быть значительно больше. На втором этаже располагались спальни, в том числе и ее светлая комната; еще три гостевые спальни имелись на первом этаже. Территория вокруг дома тоже была обустроена со вкусом, вернее, ее все еще продолжали обустраивать. По всему периметру тянулись высокие металлические ограждения; в отдельной пристройке, похожей на сказочный теремок, оборудовали баню, топившуюся дровами. Вика находилась здесь уже почти три месяца (можно сказать, что и два с половиной, смотря как считать), и теперь ей даже позволили гулять, подставляя лицо лучам ласкового весеннего солнышка. Это был подарок. За ее благоразумие. — Здрасте, — сказала Вика крупному охраннику, вздумавшему проверить работоспособность бензиновой газонокосилки. Некоторое время назад охранники высадили здесь густую импортную траву и под сенью могучего раскидистого дуба соорудили нечто, представляющееся им садом камней. Увидев этот необычный дуб раз, потом его было невозможно не вспомнить (уж Вика-то знала об этом не понаслышке): примерно на высоте человеческого роста, если речь шла о баскетболисте, от основного мощного ствола расходились две почти такие же мощные ветви, раскидистые, параллельные земле лапы, которые затем удивительно симметричным рисунком устремлялись ввысь. — Дерево-вилка, — сказала когда-то (целую вечность назад? В другой жизни?) о нем Вика. — Какой красавец. Действительно — дуб-колдун. Боже, как восхитительно-красива и беззащитна молодая зелень, как нежна расцветающая природа! Вика двинулась вперед по выложенной камнями дорожке, вдыхая запахи утра. Теперь размер ее радостей сократился до самой малости, но и то, что осталось, было божественным подарком. Садик камней охранники соорудили практически на ее глазах, вкопав в землю декоративный пластиковый бассейн — в него с большого живописного валуна струилась вода. Садик выстраивали по каталогу, словно разборную мебель. Вика никогда прежде не слышала, что садики камней поставлены на массовое производство, и теперь их можно лепить, как лепят гамбургеры в ресторанах быстрого питания. Все это сооружение обслуживалось электричеством. — Здрасте, — еще раз повторила Вика, полагая, что с первого раза охранник ее не услышал. Шнурок на ее кроссовке «Nike» был развязан. — Привет-привет, — откликнулся охранник, провожая Вику равнодушным взглядом. — А что это у вас за машина такая интересная? — Она с рассеянной и чуть глуповатой улыбкой разглядывала газонокосилку, словно диковинку. — Во дает! — Охранник усмехнулся и посмотрел на своего напарника, занятого цветочной клумбой. Тот лишь пожал плечами, отвернулся и, не выдержав, тоже прыснул. Вчера после ужина, на своей вечерней прогулке, Вика уже задавала этот вопрос. И, проявив большой интерес, получила исчерпывающий ответ об устройстве бензиновой газонокосилки и о ее назначении. Охранникам было скучно, но не настолько, чтобы в течение двенадцати часов повторять одну и ту же историю. С Вики по-прежнему круглые сутки не спускали глаз. Но были и некоторые изменения, не оставшиеся для нее незамеченными, — в когда-то бдительных взорах ее стражников появлялось все больше равнодушия. Они, конечно, делали свою работу, но уже как бы по привычке. Два с половиной месяца — немалый срок, но чего можно ждать от вялой, рассеянной, заторможенной и напичканной наркотиками особы, которая не в состоянии провести и четырех часов без своих таблеток? — Чего, подруга, опять кайфуешь? — поинтересовался охранник с газонокосилкой. Его смешливый напарник снова прыснул. — С утра прямо? — В смысле? — насупилась Вика. — Ну… пирожные свои получила? — Пирожные полнят, — серьезно сообщила Вика. — Это да… Я имею в виду твои таблетки. — Мои таблетки всегда при мне, — нравоучительным тоном произнесла Вика. Помолчала и вдруг насторожилась: — А вам-то какой интерес? — Не беспокойся, не отберем мы твое лекарство, — заверил ее охранник. Вика смотрела подозрительно, потом, словно догадавшись, заявила: — А вам их никто и не даст. — Да мы и не настаиваем, — усмехнулся охранник, переглянувшись с напарником. По мнению охранника, возившегося с газонокосилкой, для того чтобы пасти здесь эту явно не ориентирующуюся в реальности наркоманку, более чем достаточно женщины-слона, этой действующей им на нервы старой девы Аллы. Незачем здесь постоянно держать двух здоровенных мужиков. А сначала так перепугались, что сюда вообще полно народу нагнали, даже по лесу кто-то бродил. Но все прошло гладко. Вроде как договорились с ней. Так почему же ее продолжают держать на «каликах»? А ту, вторую, от нее теперь действительно не отличить. Та даже лучше. Потому что ей не требуется новая порция «колес» каждые четыре часа. Поди скажи кому, кем Вика была еще недавно, так ведь не поверят и засмеют. Хотя, конечно, смешного здесь мало. И нарозина, судя по результатам, следует остерегаться, как огня. У охранника с газонокосилкой у самого была дочка, которой осенью во второй класс. Сесть в школе на наркоту сейчас стало легче, чем сходить в туалет. Гады, распустили всех! Страх за дочку, страх того, что в школе она пристрастится к наркотикам (ведь эти наркодилеры дают детишкам попробовать бесплатно, «подсаживают» ребят и сосут из них, упыри, свою копейку. А потом, когда замечают родители, бывает уже поздно), постепенно превратился в навязчивую фобию. Правда, кто эти гады и кого они распустили, он вряд ли бы сказал. К столь далеко идущим заключениям он был явно не готов. Охранник оглядел Вику и безразличным тоном произнес: — У тебя развязан шнурок. — Ой, спасибо, — оживилась Вика, — надо будет сходить завязать.