— Вот именно, «почти». — Что ты хочешь сказать? — В глазах рыжего водителя тоже промелькнул проблеск догадки, а Лютый слушал Ворона молча. Он лишь становился все более мрачным. — Что никто и никогда не засекал бы время в этом кошмаре, так? Расчет оказался верен, если б не простая случайность. — Игнат извлек из кармана расплющенный «Longines». — Циферблат совершенно цел. Пуля расплющила браслет и бок вот здесь… и остановила механизм. Семнадцать ноль три. Вот — посмотрите… — Так. И? — Ты говоришь, что я словил одну из первых пуль. Правильно? — Если не самую первую. — Сколько времени прошло с момента появления ОМОНа до моего ранения? Я просил переговорить тебя со всеми, рыжий… — Я переговорил. Тебя зацепило сразу. Ты рванул за киллерами сюда, к ограде… — Да, помню. И удар по руке. Потом сюда. — Игнат чуть коснулся левой стороны груди, места, куда вошла пуля. — Появился ОМОН и сразу открыл огонь. Первую же пулю схлопотал ты. Братва решила, что тебя завалили. — Значит, только ОМОН появился — и сразу?.. — Ну может, прошло две-три секунды, — вмешался Лютый. — Я ведь это тоже видел. — Хорошо, пусть пять. Лютый, твой «Longines» остановился от омоновской пули. Это произошло в семнадцать часов три минуты! Точнее, в семнадцать часов две минуты пятьдесят девять секунд. Вот смотрите. Швейцарское качество. Часы стоят. Но при этом они целы. Только остановился механизм. Никаких деформаций стрелок тоже нет. И теперь мы знаем, как все разыгрывалось по времени. Согласитесь — картина очень странная. — Твари поганые, — промолвил рыжий водитель. — Взрыв произошел в семнадцать ноль одну. Взрыв такой силы, что этого достаточно, чтобы начать немедленно действовать. — Ты хочешь сказать… — Я хочу сказать, что даже мне, раненному, со всеми накладками, понадобилось, как мы только что засекли, сорок семь секунд. Сорок семь секунд, чтобы услышать взрыв, принять решение, добежать от леса до ограды, перемахнуть через ограду и… — Открыть огонь, — хрипло произнес Лютый. — Верно, — согласился Стилет, — открыть огонь по Игнату Воронову. Причем я делал все нарочито медленно. Они должны были реагировать гораздо быстрее. — Они для того и торчали в лесу… — Если действительно для этого, — усмехнулся Игнат, но взгляд его неожиданно снова стал холодным. — Взрыв происходит в семнадцать ноль одну, ОМОН появляется в семнадцать ноль три, бежать сорок семь секунд. НЕСТЫКОВОЧКА. Пропала минимум минута. Такая драгоценная, когда все решалось. Что делал отряд людей в камуфляже? Чем занимался ОМОН? Собирали грибы?! Когда в ста метрах от них шла настоящая война? Целая минута, а они были под боком. — Но ведь минута… — рыжий водитель растерянно перевел взгляд с Ворона на Лютого, — всего минута… — Только не в этой ситуации! Здесь минута — очень много. — Да, понимаю… — Может, тянули с решением?.. Черт, тоже не получается… — Лютый раскрыл пачку, достал сигарету да так и замер с ней в руках. — А может… ты не мог напутать?.. — Может быть все, что угодно, — спокойно и даже с некоторым безразличием произнес Игнат, — только на самом деле мы имеем совсем другую картину. Мы получили ее совсем случайно — но меняется все! Отряд ОМОНа в сосновом лесу… Лютый, они, наверное… Каковы были их истинные намерения? — Ты хочешь сказать… — Что после взрыва еще минимум минуту ОМОН кто-то сдерживал. Кто-то заставил их ждать. И это факт! — Твари, их надо зарыть! — вскинулся рыжий водитель. — Выходит, менты все знали? — Нет, — сказал Лютый и усмехнулся, только от этой усмешки повеяло ледяной убийственной тоской, — их не надо зарывать. Нет, рыжий, совсем не надо. — Конечно, — подтвердил Игнат. — Ты понял, они — ниточка. Единственная наша ниточка. За нее надо тянуть. — Скорее всего — даже наверняка — бойцы ОМОНа ничего не знали. — Но как все грамотно, Лютый. Ведь тебе предлагали помощь. Ты сам от нее отказался. Даже если у них был какой сигнал, оперативная информация, они пришли к тебе, а ты сам их выпроводил вон. — Они спровоцировали меня. — Конечно. Уже тогда они играли в свою игру. Как? — Ворон тяжело вздохнул. — Что здесь, что? Отряд ОМОНа… Возможно, ими тоже кто-то удачно прикрылся, — неожиданно проговорил Игнат, — как Монгольцем. Понимаешь? Очень грамотно… Черт! — Игнат сжал виски и нахмурил лоб. — Что же здесь такое?.. Кто кого подставляет? Нас-то они, Лютый, вообще развели как лохов, но… Черт… крутые тут ребята… Но у нас есть одна ниточка, Лютый. И мы теперь можем за нее потянуть. И вполне возможно, что вытянем кого-то… Того, кто после страшного взрыва сдерживал отряд ОМОНа в течение целой минуты… Надо начать с их командира. Выясни все, Лютый, кто, что и так далее. И очень тихо. Потому что если о нашей минуте узнают, то быстро урежут концы. И так же грамотно… Те, кому была необходима эта пауза. — Игнат взялся рукой за переносицу, поморщил лоб, затем неожиданно поднял взгляд на Лютого. — Зачем? Зачем пауза? Зачем им была нужна эта минута? — Игнат, я все выяснил. Командира отряда зовут Павел Лихачев. — Ты ничего лишнего… — Нет, я все узнавал, как ты и говорил. — Что? — Что, мол, благодарен людям за грамотные и самоотверженные действия… мел всякую пургу. — Этот Лихачев и приходил тогда? — Да, светленький такой. — Вряд ли он, Лютый. Я таких знаю — честный малый, слишком прямолинейный… Для него одинаково несимпатичны и братва, и, как ты говоришь, контора… — Ты же… когда ты его мог видеть? — Я наблюдал за ними. Выгуливая девушку Настю под убийственными взглядами Монгольца, я их видел. Когда у вас получилась перебранка. — Про тех двоих ничего узнать не удалось. Я не нажимал. — Правильно. Этот Павел Лихачев скорее всего просто выполнял приказ, но начинать надо с него. — Это наш местный отряд. Те, судя по всему, были из Москвы. Говорят, вроде приезжал кто-то. Кто-то из конторы… Вашей конторы. — Что еще? — Игнат не обратил внимания на последнюю реплику. — Они заладили, мол, мы вам предлагали помощь, вы сами отказались. — Грамотно… Они опять на шаг вперед. — Почему? — Потому что они тебе действительно предлагали помощь. Все это видели. Ты сам отказался. Да еще в грубой форме. — Они меня вывели… — Вот я и говорю — грамотно… Ты звонил начальству, требовал, чтобы их убрали, твой звонок зафиксирован. — Да, а они вернулись. — Выходит, на свой страх и риск. Прекрасная легенда. — Севастьянов их сначала убрал. Потом… Видишь ли, он с лапы кушает, но дикий перестраховщик. Он решил их снова прислать. С одной стороны — охрана нам, с другой стороны — охрана от нас. И нашим, и вашим. — И это грамотно. Они и Севастьянова твоего вычислили. Ты ведь посмотри, со всех сторон все гладко, не подкопаешься. Все выполняли должностные инструкции. Взятки гладки. — А целая потерянная минута? — Да, минута. Павел Лихачев… Если б не золотые часы «Longines», то все, что беспокоило Лихачева, — это его совесть, больше ни к чему не подкопаешься. Теперь НАМ придется его побеспокоить, Лютый. И выяснить, чем же он занимался в лесу, когда под его носом шла настоящая война. 3. Игра Санчеса. Начало Санчес откинулся на спинку глубокого кресла и прикрыл глаза. Чудесная белокурая головка одной из самых сладких шлюх на свете, довольно продолжительное время мелькавшая в области его паха, наконец-то исчезла. Наша красотка удалилась. Да, было неплохо. И столько стонов, что иногда Санчесу казалось, будто она играет с ним. Но потом он вспомнил, с какой сладострастной жадностью она захлебывалась его плотью, и успокоился — какая уж здесь игра! Просто наша красотка обладает необузданным лоном, и Санчес, может быть, чуть лучше других знает, что ей надо (а стоит признаться, что надо ей немало), и, пока это так, он будет держать ее, как держат наркомана на игле. Наша красотка всегда набрасывалась на Санчеса сразу, словно они были влюбленными, которые встретились после долгой разлуки. Виделись они действительно нечасто, да Санчесу было и впрямь хорошо с ней, но ее чрезмерные «как же я соскучилась!» иногда действовали ему на нервы. Но не сильно. Ему вообще мало что могло сильно действовать на нервы. Если не принимать во внимание происшедшее в последние дни. Наша красотка набрасывалась на Санчеса прямо у двери, и в эти первые мгновения он ощущал ее запах и понимал, что и его влечет к этой белокурой девочке с розовой кожей и с ненасытным желанием ощущать перманентный оргазм. А уж в перерывах ужины и всяческие разговоры, и то, что надо было Санчесу («Я узнала, что ты просил»), и то, что надо было ей («Между прочим, сексуальные эксперименты лишь усиливают влечение, так что ты напрасно насчет наручников». — «Я? — удивлялся Санчес. — Что ты, милая, я с удовольствием закую тебя в броню и изорву твою плоть в клочья»).