– Я, Санд, за тобой не поспеваю. Попробуй рассуждать попроще. – Шайхи вернулись домой и в то же время никогда еще не были так далеко от дома. Простит ли их Мать Тьма? Отдаст ли им город? Признает ли наследниками тисте анди? – В таком случае, может статься, Санд, ты здесь все-таки не зря. Она вгляделась ему в глаза – и ее обожгло сострадание, которое она в них увидела. – Что ты имеешь в виду? – Тебе нужно будет убедить Мать Тьму, чтобы она все это сделала. Ради шайхов. Муж мой. Я была всего лишь заложницей. А потом, потом даже этого лишилась. – Матери Тьме нет дела до таких, как я. – Расскажи мне, в чем вообще заключалась эта затея с заложниками. Прямо мысли читает. Она отвернулась, вгляделась в скользящую под мостом замусоренную реку. Темные воды… – Первые Семейства враждовали. Власть переходила из рук в руки. Мы же были той монетой, которой они обменивались. Пока нас не тратили, пока… – не портили —…сохраняли в неприкосновенности, битвы оставались относительно бескровными. Мы сделались чем-то вроде валюты власти. Только золото ничего не чувствует. Ни о чем не мечтает. Не ждет с нетерпением, чтобы его коснулась рука владельца. Нас можно выиграть или проиграть, а вот съесть нельзя. Зато можно спрятать. Можно отполировать поярче и носить на цепочке вокруг шеи. Можно зарыть, можно даже запечатлеть на нас подобие ваших лиц, только когда пламя вспыхнет вновь, любое сходство исчезнет. Но есть нас нельзя, и спать с нами тоже нельзя. Нельзя. – Санд? – Что? – А заложников когда-нибудь убивали? Она отрицательно покачала головой. – До самого конца – нет. Но потом все… посыпалось. Всего-то и нужно, – сказала она, чувствуя, как туманят голову воспоминания, – нарушить одно правило, один-единственный закон. Нарушить – и не быть призванным к ответу. Как только такое случается, стоит пройти первому потрясению – и рушатся уже все законы. О достойном поведении не остается ни малейшего представления. И псы внутри каждого из нас срываются с привязи. Вот тогда-то, Вифал, – она встретилась с ним взглядом, увидела, что ему больно, но все равно продолжила: – мы и показываем себя такими, каковы мы есть. Не животными – много хуже. Такими, каковы мы глубоко внутри. Ты видишь пустые глаза тех, кто совершает один ужасный поступок за другим, и никто, никто при этом ничего не чувствует. Ее била дрожь, он крепко прижал ее к себе – иначе она упала бы на колени. Сандалат уткнулась лицом в изгиб между его плечом и шеей. И приглушенно добавила: – Лучше бы ей было к нам не оборачиваться. Я скажу ей «уходи» – мы и тогда были недостойны, и теперь лучше не стали. Я скажу тебе… ей… – Санд… – Нет, я стану ее умолять. Отвернись. Любовь моя, умоляю, отвернись! – Санд, шайхи… Казалось, раскачивается сам мост под ними. Она изо всех сил вцепилась в Вифала. – Шайхи, любовь моя. Нашли нас. Она зажмурилась. Я знаю. Знаю. – Ну? Коротышка поправила пояс с ножнами. – Что – ну? – Подойдем к ним и поговорим, дорогуша? – А то давай лучше тут постоим. Авось да уйдут? Умница фыркнула и зашагала вперед. – Тьма, тьма, тьма, – бормотала она на ходу. – Сплошная тьма. Достала уже эта тьма. Запалить лес, что ли, или домик-другой? Огонь сразу все решит. И светильники. Огромные. Факелы. Масляные лампы. Белым все выкрасить. – Так и будешь причитать, пока не подойдем? – уточнила Коротышка, державшаяся на шаг позади. – Эта женщина, она словно с одного из изображений на храмовой стене сошла. – Может, и правда сошла? – А потом что сделала, заблудилась? Караульные видели, как они сюда по дороге шли. Я к тому клоню, что этот город ее народом построен. И у нее на него прав побольше, чем у шайхов. Что может осложнить дело. – Думаешь, ей новые соседи не понравятся? Ей же хуже будет. С ней всего-то один мужик. А сама, похоже, больная какая-то. На этом беседа закончилась, поскольку они приблизились к чужакам. Мужчина вперил в них взгляд, не переставая поддерживать женщину, которую держал в объятиях. – Привет! – сказал он. Торговое наречие. Умница кивнула. – Аналогично. Из мекросов? – Угадано верно, – ответил он. – Меня зовут Вифал. А вы – летерийки, не шайхи. – Угадано верно, – откликнулась и Умница. – Мы – почетная гвардия королевы. Я – капитан Умница, а это – капитан Коротышка. Твоя женщина больна? – Она – тисте анди, – ответил он. – Родом из этого города. – Вот как, – произнесла Умница и бросила на подругу взгляд, в котором читалось: а теперь что? Коротышка прокашлялась. – Ну, коли уж речь о возвращении домой, давайте мы вас проводим. При этих словах женщина наконец-то подняла голову. У Умницы перехватило дыхание, Коротышка с ней рядом ощутимо вздрогнула. – Благодарю вас, – сказала тисте анди. Лицо ее было в слезах. – Подставить вам еще плечо? – спросила ее Умница. – Нет. – Она высвободилась из рук Вифала. Выпрямила спину, повернулась к воротам. – Я готова. Умница и Коротышка пропустили их вперед, чтобы те двигались с той скоростью, с какой пожелают. Приотстав от них на полдюжины шагов, Коротышка дернула Умницу за рукав. – Лицо ее видела? – прошипела она. Умница кивнула. – Она не просто похожа на те изображения в храме. Это, Умница, одна из них и есть. Об заклад готова биться. – Боковая комната, первая слева в алтарном зале – там одна такая, без каменных лежанок. Она как раз там и нарисована. И еще примерно с десяток других. С кандалами на руках. – Точно! Одна из этих. Неудивительно, что возвращению она не слишком-то рада. – Когда войдем в город, сбегай за ведьмами, – распорядилась Умница. – Это если Товис с Йеданом еще не вернулись, тогда лучше их приведи. – Лучше бы их, – согласилась Коротышка. – Ведьмы-то по сю пору пьяные… – На самом деле никакие они не пьяные. – Ну, ты меня поняла. Глаза у них рыбьи. И между ног зудит. Когда баба так напьется, ей потом самой себя стыдно. – Я ж тебе сказала, не пьяные они. Давай приведи их, ладно? – Ладно, но вот только зря мы их не закопали, пока возможность была. Тень в арке ворот, более глубокого оттенка, скользнула по ним, словно шаль. Сандалат медленно выдохнула. Город был заполнен всепроникающим присутствием Матери Тьмы, она почувствовала, как от одного лишь прикосновения богини усталость покидает тело, вот только в благодеянии этом ощущалось… безразличие? Горе никуда не ушло и казалось пугающе свежим – что это, открылась старая рана или нечто иное? Она не была уверена. Значит… печали нет конца. И если ты, Мать Тьма, не способна от нее избавиться, то у меня-то какая надежда? Что-то коснулось ее сознания. Отклик, мимолетное узнавание? Сочувствие? Она вздохнула.