Это приводит к вопросу о том, что именно привело к уменьшению притягательности церкви даже среди интеллигенции. Было время (чтобы дать хотя бы один пример), когда отдельные евреи и целые еврейские семьи (Рубинштейн и Пастернак, например) переходили в православие, когда Семен Франк, видный религиозный мыслитель, считал, что, если человек не принадлежит к православной церкви, он не может полностью идентифицировать себя с Россией. Короче говоря, Русская православная церковь, кажется, не пользовалась большим успехом среди интеллигенции. Если с точки зрения церкви это, возможно, и не фатальный недостаток, то все равно это интересный феномен. Когда-то давно даже Ленин беспокоился из-за влияния церкви в среде интеллектуалов. Он был убежден, что религия, как исторический феномен и анахронизм, была несовместима с марксизмом, Но он отказался включать атеизм в партийную программу. Он был разочарован, когда после неудачи революции 1905 года некоторые видные интеллектуалы отвергли марксизм и обратились к религиозному или квазирелигиозному мышлению, вроде того, что было выражено в «Вехах», сборнике эссе с удивительным акцентом на религию. Произведения, составившие этот сборник, были написаны многими интеллектуалами, которые раньше считались «прогрессивными», даже радикальными. Было время, когда Россия была родиной внушительной массы религиозных мыслителей, таких как Василий Розанов и Владимир Соловьев. Великие русские писатели девятнадцатого века — Гоголь, Толстой, Достоевский — все были в большой степени увлечены религией, и не всегда к удовольствию церкви, как в случае Толстого, который был отлучен от церкви. Официальной церкви нравился Соловьев из-за центральной роли соборности (подчеркивания коллективного, а не индивидуального) в его взглядах. Но церкви не нравилось в нем влияние древнегреческих философов на его взгляды и, прежде всего, его экуменизм — поиск точек соприкосновения с католицизмом, что было анафемой в глазах церкви. (Соловьев был также открытым противником антисемитизма и опубликовал манифест против того, что он считал национальным позором. Это тоже привело его к конфликту с церковью.) Соловьев оказал большое влияние на своих современников и на последующее поколение — не столько на богословов, сколько на философов, писателей и художников. Его история о грядущем Антихристе была мощным историколитературным эссе, рассказом о захвате мира некоей азиатской силой. Его воздействие было огромно; это был вклад в любимую русскую традиционную веру в сложные и драматические заговоры. Евреям не повезло, что касается отношения к ним православной церкви, даже на высшем уровне интеллектуальной изысканности. Георгий Флоровский, возможно, ведущий богослов между двумя мировыми войнами, был расистом и задумывался о кастрации евреев; отношение Алексея Лосева, другого столпа православного богословия, было ненамного более терпимым. Ведущими теологическими мыслителями следующего поколения были Сергей Булгаков и Николай Бердяев. Булгаков был радикалом в своей юности, противником самодержавия и «ложного патриотизма». Он и в будущем дистанцировался от шовинизма и других реакционных представлений, даже при том, что он действительно принимал русский национализм. Но он думал о культурном, а не о политическом национализме, в отличие от шовинизма, поддерживавшегося светскими властями. Он все еще оставался подозрительным в глазах церковных властей из-за защиты определенных неправославных религиозных доктрин (софиология). Бердяев был религиозным мыслителем, самым известным вне Русской православной церкви. Он тоже был радикалом в своей юности, был арестован и сослан на несколько лет. Бердяев верил, что у России была миссия, которую та должна выполнить. В своей «Русской идее» он вспоминал, что русская интеллигенция был опечалена тягостным, гнетущим прошлым их страны, но, все же, их никогда не оставляла вера в то, что у их страны была историческая миссия, и наступит день, когда она скажет свое слово миру. Он не уточнял, но ссылка здесь была явно на истинное христианство. Даже Петр Чаадаев, самый серьезный критик России девятнадцатого века, верил в существование скрытых сил у русских людей, сил, которые будут, в конечном счете, освобождены. Различия между этими религиозными мыслителями и мыслителями нынешнего поколения огромны. Это не только вопрос культурного уровня выразителей взглядов поколений или тот факт, что заявления последних по своему характеру были склонны больше к политическому, чем к духовному. Они были озабочены такими проблемами, как царская семья и те, кто служили царю, которые были убиты большевиками в 1918 году. Политическим решением Романовы были канонизированы после очевидного давления со стороны монархистов в рядах активных верующих. Хотя это убийство царской семьи, особенно детей, действительно было позорным деянием, они, все же, были убиты не из-за их религии и поэтому не могли считаться мучениками за веру. Церковным властям поэтому пришлось подумать о каких-то других оправданиях, и результат никоим образом не был убедителен. Вообще говоря, разделение между церковью и государством фактически исчезло. Церковь осталась инструментом правительства, как в советские времена. Ее заявления по вопросам внешней политики вполне могли бы исходить (и часто исходили) от министерства иностранных дел, или генерального штаба армии или руководства полиции. Эти заявления, будь они правильны или неправильны, были вне духовной сферы. В них не было ничего специфически религиозного. В церкви происходили странные явления, и время от времени казалось, будто патриарх потерял контроль. Например, был случай одного высокого православного сановника в Думе, назначение которого должно было защитить церковные интересы в российском парламенте. Но он вдруг перешел в ислам и посвятил большую часть своего времени попыткам доказать, что Ротшильд (не ЦРУ) был ответственен за Арабскую весну, которая, по его мнению, была чрезвычайно нежелательной. Был другой высокопоставленный православный церковник, утверждавший, что церковь была во власти гомосексуального лобби, которое пыталось влиять на нее в своих интересах. Были довольно постоянные атаки на безбожный Запад со стороны Московской церкви, но также и со стороны Путина. Путин заявил, что многие евроатлантические страны отошли от своих корней, включая христианские ценности. Россия, с другой стороны, представляется как защитник традиционных ценностей от атак Запада, и эта упорная защита является единственным способом воспрепятствовать тому, что Россия погрузится в тьму хаоса. Патриарх Кирилл по разным поводам повторял высказывания Путина более или менее дословно. И архимандрит Всеволод Чаплин критиковал отделение церкви от государства как роковую ошибку Запада, чудовищный феномен, который «произошел только в западной цивилизации и убьет Запад». Затем, если спуститься ниже по церковной иерархии, заявления церковников становятся еще более резкими. Среди 1 350 советов верующим о том, как защититься от тайных злых сил, есть один вопрос: какие книги наиболее неприятны Сатане? Ответ: книги, написанные святыми. Вера в сатанизм — специфическая российская особенность, исходящая еще из времен до Первой мировой войны, и российские средства массовой информации время от времени сообщают о существовании групп сатанистов. Последний раз в 2008 году восемь молодых людей в возрасте от семнадцати до девятнадцати лет были арестованы близ Ярославля и обвинены в том, что они убили четырех других молодых людей. У неоязычества было определенное количество последователей в России, так же как в прибалтийских государствах и в других странах Восточной Европе после 1980-х годов. Но неоязыячество никогда не было фактором какой-либо политической важности. В России оно расколото на множество малочисленных сект. Некоторые черпают свое вдохновение из экологического движения, поклоняясь солнцу и луне; другие поклоняются земле и прочим божествам. Но среди них встречаются и открытые неофашисты, иногда прибегающие к актам насилия, например, поджогам церквей. Многие празднуют летнее солнцестояние. Они черпают свое вдохновение из народной крестьянской культуры дохристианских времен. Но так как из тех времен до нас дошло очень мало аутентичного, многие недавно принятые обычаи и ритуалы принадлежат к сфере фантазии, выдумок и подделок. [Прим. ред. ВС: Здесь трудно согласится с автором. Многие языческие обычаи и ритуалы сохранялись на протяжении веков как в народе, так и в самой церкви. В наше время они были удачно реконструированы родноверами в разных регионах России.] Согласно некоторым сообщениям, число неоязычников за последние годы увеличилось; молодые люди в городах, у которых православная церковь вызывает скуку или даже отвращение, искали что-то более захватывающее и/или оригинальное. Но эти сообщения о росте численности вполне могут быть и преувеличены. Ни одна из неоязыческих групп пока еще не просуществовала долго, и в настоящее время у них, очевидно, нет шансов в конкуренции с очень глубоко укоренившейся и хорошо закрепившейся на своих позициях православной церковью. Учитывая очень консервативный характер православной церкви и ее ограниченную притягательность для молодежи, это положение в будущем может измениться, и православная церковь вполне может разделить судьбу других конфессий, а именно, уменьшение численности практикующих верующих. Но это может занять много времени, и никак нельзя с уверенностью сказать, кто именно извлечет выгоду из процесса такого рода. Тем временем Русская православная церковь, главным образом, выполняет политическую функцию, поддерживая правительство, особенно в области антизападной пропаганды. Поразительно наблюдать за произошедшими изменениями. В 1880 году по случаю открытия памятника Александру Пушкину в Москве (при Сталине местоположение памятника было изменено) Федор Достоевский был приглашен произнести речь в честь поэта. Достоевский был очень религиозным человеком, и, хотя он был не совсем славянофилом (их время уже прошло), он в значительной степени следовал их традиции. Речь, произнесенная им в состоянии экстаза, и вызвавшая еще больший экстаз среди слушателей, стала событием года, если не десятилетия, и широко обсуждалась. В конце ее Достоевский сказал: «Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только (в конце концов, это подчеркните) стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите… Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как и удел своей родной земли, потому что наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей. О, народы Европы и не знают, как они нам дороги!» Нелегко представить себе речь такого рода 140 лет спустя. Достоевский не был бы арестован — эти времена прошли. Но организаторы пожалели бы, что пригласили его, и со стороны слушателей раздалось бы немало неодобрительных возгласов или свиста. Церковь не отлучила бы его, но его предупредили бы, чтобы он не повторял такие неподобающие, ложные, почти богохульные заявления. И на следующей неделе газета «Завтра», орган крайне правых, обвинила бы его в невероятной наивности, граничащей с изменой. Ведущие мыслители российских правых Просматривая страницы Википедии (русская версия), читатель может встретить фотографию симпатичного человека, уже не первой молодости, несущего противотанковый гранатомет РПГ. На другой странице тот же самый человек появляется перед танком, в руках у него автомат Калашникова. Ясно, что это человек, шутить с которым не стоит. Российский офицер, возможно, или видный деятель в области создания оружия, возможно, коллекционер оружия или человек, у которого много врагов? Отнюдь нет: он философ, и так как действие на снимках происходит в Южной Осетии приблизительно в 2008 году, можно точно сказать, что это не Мартин Хайдеггер. Его зовут Александр Гельевич Дугин, и он не обычный философ. Какие же танки или самолеты хочет он уничтожить или подбить? Это долгая, сложная и захватывающая история. Начиная с 1980-х годов, главным образом в Москве, возникло множество групп молодых людей, попавших под влияние нацизма и подражавших ему. Подобные группы появились и в других европейских странах, но их появление в России, вероятно, более поразительно и труднее поддается объяснению. Это, без сомнения, частично было результатом уменьшающейся привлекательности коммунизма в эру Брежнева. Но с учетом истории немецкой оккупации России, военных преступлений, огромного ущерба, нанесенного войной, и миллионов погибших русских, трудно понять, как молодые русские могли оказаться под влиянием идеологии, которая считала их неполноценными людьми, даже если принять во внимание сильное желание молодых людей шокировать своих родителей или признать, что это поколение не испытало на себе немецкое вторжение и оккупацию и что все, что они знали о фашизме, пришло к ним через вторые или третьи руки. Как бы то ни было, фактом остается то, что реакция властей на это была умеренной, намного более мягкой, чем обращение с демократическими диссидентами. Некоторые из этих групп были по своему характеру более «культурными», чем политическими, такие как «скинхеды», подражавшие определенной западной моде. Другие, однако, были в большой степени политическими, как множество маленьких национально-большевистских партий. Они обычно запрещались правительством, но спустя некоторое время вновь появлялись под новым именем. Существовал Фронт национального спасения, который продержался в течение нескольких лет и затем распался. Некоторые из этих групп не делали тайны из того, что они были очень близки к нацистам, демонстрируя нацистские символы и выкрикивая нацистские лозунги. Другие, более умеренные, приняли некоторые из нацистских идей и методов, но отвергли другие. Некоторые просуществовали дольше, чем другие, которые продержались лишь несколько месяцев. Наконец, всегда была определенная подлинность в этих группах; некоторые были, несомненно, подлинными и спонтанными, но были сомнения относительно подлинного характера других, которые, возможно, спонсировались неизвестными силами или, по крайней мере, получали от них определенную помощь. Такие случаи происходили на правой сцене и прежде, во время и после революции 1905 года. В 1990-х, возможно, это повторилось. Философ, несущий РПГ, принадлежал в своей юности к одной из этих групп, но стал весьма респектабельным в более поздние годы. В недавнем списке ведущих мыслителей России Александр Дугин фигурирует на очень видном месте. Ему предшествуют патриарх Кирилл (6), так же как Эдуард Лимонов (10), Никита Михалков, известный кинорежиссер, Михаил Леонтьев (24), писатель Захар Прилепин (31) и, возможно, немногие другие. Но такие списки, обычно основанные на частоте появлений на телевидении, имеют большее отношение к развлекательной ценности, чем к политическому воздействию. При таком рассмотрении Дугин стоит очень высоко, даже при том, что те на Западе, кто сделал его мозгом Путина, вероятно, преувеличивают. Он даже появился, хотя и под другим именем, в одном популярном романе постсоветской эры: «Чапаев и Пустота» Виктора Пелевина, в котором главные герои с большой страстью обсуждают геополитику, неоимпериализм и неоевразийство. Пелевин известен своим интересом к буддизму, но политические споры, описанные в его романе, происходят в сумасшедшем доме. Некоторые из современников Дугина верят, что он — уникальная звезда, человек огромной исторической эрудиции, один из великих идеологов нашего времени. Родившийся в 1962 году в Москве, сын генерала военной разведки, Дугин в последние годы советской эры присоединился к небольшой группе молодых людей, подражавших немецким СС, и стал их лидером. Не совсем ясно, был ли для него главной привлекательной силой романтизм героизма (вряд ли это был немецкий патриотизм), или элемент декадентства и садомазохизма, который часто наблюдался среди послевоенных ненемецких поклонников СС. Но в определенный момент он оставил эту группу и перешел в «Память», главную антисемитскую организацию того времени. В 1992 году, однако, он ушел из «Памяти» (или был изгнан), и впоследствии зарабатывал себе на жизнь, делая «геополитические экспертизы» и появляясь на различных частных радиостанциях. Его политика в это время была национально-большевистской, но он также стал советником председателя Госдумы, российского парламента. В 2002 году Дугин почти внезапно стал известным более широкой общественности, основав свою собственную политическую партию «Евразия». В 2009 году его сделали профессором социологии в Московском государственном университете, но он продолжал работать советником председателя российского парламента и других высокопоставленных политических деятелей. Хотя он был чрезвычайно резко настроен против Ельцина и его правительства, он вошел в орбиту правительства Путина и пользовался растущим спросом как эксперт по множеству тем. Он был человеком, на которого всегда можно было положиться, когда требовались какие-то новые идеи. Он также стал телевизионной звездой. (Некоторые из его выступлений теперь доступны на YouTube.) Среди многочисленных его книг наиболее широко прочитанной, вероятно, была «Конспирология» — энциклопедический обзор (больше шестисот страниц) теорий заговора. Дугин всегда склонялся к мистике и метафизике, и неизвестно, в сколько теорий заговора он верит. Его работа пользовалась большим спросом; читатели найдут в ней все, что они должны знать о графе Дракула и Лео Штраусе, известном неоконсерваторе, об Андрее Сахарове («видном мондиалисте») и «либеральной тоталитарной идеологии», об «Аполлоне» и множестве антирусских крестовых походах в прошлом, о проекте Нового американского столетия и о «метафизике тайной войны». Читатель, возможно, не знал, что Хрущев был агентом атлантистов, а Горбачев двойным агентом, но здесь он найдет подробности. Книги и журналы Дугина выходили в издательстве, которое он основал. Он, кажется, пользовался политической и, вероятно, также финансовой поддержкой различных официальных учреждений. (Согласно некоторым сообщениям, эта поддержка поступала от военной разведки.) Он представил в России взгляды ведущих европейских неофашистских мыслителей, таких как Юлиус Эвола, и радикальных Новых правых, таких как Ален де Бенуа, так же как некоторых менее известных мыслителей, таких как Рене Генон, Жан-Франсуа Тириар и французско-румынский писатель Жан Парвулеско, о котором мало кто в России когда-либо слышал. Он также эксгумировал некоторых из немецких догитлеровских мыслителей, таких как Ланц фон Либенфельс. Позже он, кажется, все же понял, что молодые российские патриоты не пойдут на баррикады, вдохновленные Парвулеско, что примитивный антисемитизм «Памяти» вряд ли привлечет политическую поддержку масс, не говоря уже об интеллектуалах, необходимых для политического движения, и что для российского движения крайне правых были жизненно важны какие-то русские предшественники, не только некие малоизвестные и неясные иностранцы. Он нашел этих предшественников в русских антизападных теоретиках девятнадцатого века, таких как Константин Леонтьев и Николай Данилевский. Однако кажется, что, чем более парадоксальными они были, тем более он ими интересовался. Но суммарный итог никогда не был понятен, даже как дезинформация. Труды Дугина пользуются большим спросом, но за его мышлением трудно следовать из-за его быстрых идеологических изменений, противоречий в его взглядах, и его тенденции включать в свои рассуждения темы, которые не имеют отношения к политике (например, второй закон термодинамики). В свои первые годы Дугин, казалось, был сторонником неоязычества, но в 1999 году он внезапно присоединился к православной церкви — молодой сторонник церкви старообрядцев. По многим проблемам он часто высказывал противоречивые представления. Это, например, относится к Китаю. Вначале он, похоже, исключал Китай из своего геополитического кругозора, зато включил в него Японию, что полностью противоречило всем геополитическим законам, поскольку Япония является островным государством. Но позже, понимая растущую важность Китая, он, кажется, соответственно приспособил свои взгляды. То, что участнику крайне правых не должны нравиться евреи, естественно, но Дугин никогда не высказывал радикально антисемитские взгляды. Напротив, он проявлял значительный интерес к Каббале из-за ее мистического характера, и он также, кажется, сочувствовал самым радикальным элементам среди сторонников Израиля. Это привело его к конфликту с менее искушенными антисемитами из числа российских правых, у которых не было ни малейшего интереса к Каббале или к любым другим еврейским книгам, если только те не допускали ритуальные убийства. Он осуждал ксенофобскую пропаганду экстремистских правых групп, которая (как он утверждал), приносила «большой вред национальному делу», и стал страстным сторонником евразийства, движения, проповедующего миссию России на Востоке и потребность освободиться от Запада и западных влияний. Он также открыл для себя учение Льва Гумилева, особенно экспансионистские теории Гумилева об этногенезе и пассионарности, и склонялся верить ему на слово, даже восхищался им. Но на самом деле его труды в значительной степени состояли из идеологических утверждений, для которых не было никаких доказательств. Не было никакой большой разницы между ним и определенными нацистскими идеологами, такими как Ганс Гюнтер, за исключением того, что в его случае любимой расой была не нордическая раса, а кочевники. Он стал большим сторонником различных теорий прошедших эпох и включил их в свой собственный евразийский вид геополитики, которая стала его главным делом на протяжении последних двух десятилетий. Дугин входил в различные политические партии, такие как «Родина», и снова покидал их, и основал новую партию, пропагандирующую евразийство, включающую и молодежную организацию, продвигающую евразийские идеи. Его отношение к властям изменилось не меньше, чем его идеологические верования. Он, в общем и целом, симпатизировал Путину («истинный евразиец»), но иногда критиковал его за то, что тот был слишком осторожным (или слишком медленным) в расширении Российской империи и возвращении территорий, которые были потеряны. Но поскольку общее настроение в стране стало более правым, а политика Путина более агрессивной, Дугин стал более близко идентифицировать себя с властями. Он пригласил Путина присоединиться к руководству своего «Международного евразийского движения». Приглашение, само собой разумеется, было проигнорировано, но все еще было принято во внимание. Среди тех, кто потрудился проследить за работами Дугина, некоторые считают его политическим хамелеоном, а другие полагают, что он представляет собой случай подлинной, искренней, честной и заразной «каши в голове» с примесью лицедейства и истерии. Постоянными факторами в его идеологии являются антиглобализм, антилиберализм (он представляет собой самый важной идеологический момент), антиамериканизм, оккультизм, евразийство, геополитика, присутствие тайных сил, формирующих мировую политику, и распространение мифа о российской великой державе. Они сопровождаются империалистическим, расистским арийством и оккультными верованиями, которые выражены в эвфемистической форме, и сфера которых остается неясной, но у этих верований действительно есть последствия. Но что же это за последствия? И действительно ли нужны эти идеологические экстравагантности, часто противоречащие друг другу? Сомнительно, стал ли хоть один немец в 1920-х и 1930-х нацистом в результате чтения книги нацистских лидеров, и это было справедливо даже относительно «Моей борьбы» Гитлера. Двумя важными русскими влияниями на идеи Дугина и на других идеологов российских крайне правых были Константин Леонтьев и Николай Данилевский. Леонтьев с его глубокой верой в мистику и еще более глубоким пессимизмом, который иногда, как оказалось, был пророческим, трудно поддается классификации. Он предсказал большую революцию в России в двадцатом веке, спровоцированную и осуществленную Антихристом. Дугина особенно привлекла вера Леонтьева в «Восточную ориентацию», которая была результатом его враждебности к западным влияниям на Россию. Это, возможно, помогло Дугину повернуться в сторону евразийства, которому суждено было сыграть центральную роль в последние годы. Николай Данилевский провел много лет на российской консульской службе в Османской империи и был очень заинтригован Византией и ее влиянием на Россию. Ученый по своему образованию, Данилевский стал известен, главным образом, после публикации его книги «Россия и Европа». Он был, вероятно, самым радикальным из антиевропейских мыслителей своего времени. В молодости он входил в кружок интеллектуалов, выступавших против политического режима тех дней (Достоевский был другим участником). Он утверждал, что между Россией, Германией, и романскими странами существует пропасть, преодолеть которую невозможно. Он также обнародовал свою теорию о развитии культур, чрезвычайно спекулятивную по своему подходу, которая вызвала некоторый интерес еще при его жизни. Эти два влияния на Дугина отнюдь не были единственными, но они были существенными. И их область воздействия была более широко распространенной, чем можно было бы предположить. Ситуация до некоторой степени напоминает ту, с которой столкнулся Гитлер, когда он появился на мюнхенской сцене вскоре после Первой мировой войны. Там существовало несколько обществ, таких как «Общество Туле», распространяющее представления, близкие к идеям самого Гитлера, и некоторые из будущих нацистов входили в это общество. Но Гитлер не был об этом обществе высокого мнения, даже высмеивал его, и сам быстро отмежевался от этого общества. Он считал эти секты неэффективными, потому что им не хватало контакта с широкими массами, и их идеология была слишком сложной и непонятной. Вместо того чтобы сконцентрироваться на некоторых существенных моментах и постоянно повторять их, они занимались тем, что Гитлер считал эзотерическими вопросами, не вызывающими никакого особого интереса у масс. То же самое было верно относительно Альфреда Розенберга, балтийского немца, который также стал членом «Туле». Он помог принести «Протоколы сионских мудрецов» из России в Германию. Книга Розенберга «Миф двадцатого века» считалась второй по важности сразу после «Моей борьбы». Но Гитлер ни разу не прочел ее, а Геринг назвал ее надувательством. Геббельс высмеивал ее, и считал Розенберга человеком без какого-либо значения, даже идиотом. Его главный труд в последующие годы продавался или распределялся миллионным тиражом, но сомнительно, что многие прочитали его. Потому что со своими фантазиями о расе и крови, маркионизме, мировоззрении катаров и «отрицательном христианстве» эта книга игнорировала элементарные принципы политической пропаганды. Если Дугин добился большего успеха, чем Розенберг, то это, вероятно, было из-за телевидения. Дугина прочло намного больше людей, чем в свое время прочли Розенберга, и он произвел впечатление на малограмотное население. Но на телевидении он был вынужден сконцентрироваться на существенных моментах, что не было необходимо в его книгах. В своих выступлениях на телевидении ему приходилось выбрасывать ссылки на Генона, Эволу, Парвулеско и подобных обскурантов. В отличие от Гитлера, Дугин не стремился стать главой массовой партии — он проповедовал интеллектуальной элите, такой, которая осталась в России после того, как многие из самых лучших и самых ярких ее представителей покинули страну. В гуманитарных науках осталось мало тех, кто знал о современных интеллектуальных течениях. Дугин часто сотрудничал с другими правыми идеологами (большинство из них являются телеведущими), такими как Михаил Леонтьев и Сергей Кургинян. (Михаил Леонтьев, как говорят, является любимым комментатором Путина, тогда как Кургинян был активен в мире театра.) Он пришел, чтобы присоединиться к лагерю Путина без каких-либо оговорок; однажды он даже заявил, что противниками путинского курса могут быть только психически больные люди. Потом в мае 2014 года после «эмоционального интервью» Дугин был отстранен от своей работы на кафедре социологии в Московском государственном университете. Его друзья из крайне правой газеты «Завтра» воспользовались этой возможностью, чтобы утверждать, что, будучи философом, для Дугина кафедра и не должна была быть на первом месте. В связи с этим случаем были также дискуссии о его психическом состоянии вообще. У Дугина отнюдь не было монополии в антизападной, антидемократической сфере. После распада Советского Союза понадобилась бы маленькая энциклопедия, чтобы перечислить все группы, активно действующие в этой области, и выразителей их мнений. Например, есть некий Максим Калашников (не изобретатель знаменитого автомата). Его настоящее имя Владимир Александрович Кучеренко, он родился в Туркмении и вырос в Одессе, изучал историю и экономику в Москве. Он автор многих книг («Сломанный меч империи», «Москва — империя тьмы», «Битва за небеса», «Низшая раса», «Сверхчеловек говорит по-русски», «Есть ли у нас будущее?»), которые стали бестселлерами, и он был однажды приглашен в Кремль президентом Дмитрием Медведевым для обсуждения его идей, некоторых из них разумны, другие противоречивы, а третьи принадлежат скорее к сфере психиатрии, а не политического анализа. После изучения этих книг возникает следующая картина: Калашникова иногда называют консерватором, как члена Института динамического консерватизма в Москве, но это неточно. Он восхищается и Сталиным, и Гитлером. Десять лет назад он предсказал неизбежный крах Соединенных Штатов и белой расы вообще. По его мнению, у России есть шанс добиться великого возвращения, потому что ее крах произошел рано, и она может научиться на своем опыте. Есть два главных предварительных условия для его видения возвращения России. Во-первых, должен быть создан новый русский человек. Его сегодняшний менталитет безнадежно глуп, так как он даже не знает о своем собственном личном интересе. Он болен и не может быть излечен; он погибнет и исчезнет, если не возникнет новая раса русских. Поэтому должна появиться новая нация, новая раса сверхмужчин и сверхженщин. В этом вопросе Калашников заходит на территорию, которая вовсе не так уж нова — нацистский проект «Ahnenerbe» («Наследие предков»), который был направлен на создание новой нордической расы. Калашников говорит, что многое можно извлечь из немецкого опыта 1930-х. Но очень важным остается время, как создать новую расу всего за несколько лет? Этот вопрос остается открытым. Во-вторых, все это должно быть сделано тайно, включая новую расу, новую экономику, и новый Советский Союз, иначе темные силы будут саботировать это. За фасадом государства будет другое, реальное государство, и то же самое будет относиться ко всем другим важным учреждениям, таким как армия, полиция, экономика и так далее. Как видит это Калашников, эти параллельные учреждения смогут достигнуть того, что не могут сделать официальные — выполняя противозаконные действия, не ограниченные гражданскими правами и другими подобными соображениями. Они смогут забрать деньги у олигархов, используя психологические и другие методы. Олигархи даже не поймут, что с ними происходит. Контроль над финансовым сектором снова будет в руках государства. Будет ли секретное государство более честным, будет ли в нем меньше коррупции? Это Калашников считает само собой разумеющимся, возможно потому, что оно будет состоять из членов новой расы сверхлюдей, генетически запрограммированных так, чтобы быть не только более интеллектуальными, но также и менее коррумпированными. Так появится новая Россия, новая нация. Если взгляды Александра Дугина подчеркивают его стиль геополитики, то Калашников делает акцент на современной технологии, которая может достигнуть почти всего. Он великий сторонник нововведений, Сталин, по его мнению, был великий новатор; таковыми были и Лаврентий Берия, и Адольф Гитлер. В одном интервью он говорил о себе как о сталинисте, но в другом произошел следующий диалог: «СМИ цитируют ваши слова: 'Я не коммунист, я фашист'». Его ответ: «Я последователь Константина Леонтьева, и меня привлекал Ницше. Я чрезвычайно высоко оцениваю Сталина и считаю, что много ценного можно извлечь из немецкого опыта 1930-х годов». В 2014 году Калашников стал несколько более пессимистичным. Его новая работа названа «Крах путинской России: Тьма в конце туннеля». Ему все еще не нравятся англосаксы («Они всегда были заклятыми врагами русских: вся наша история доказывает это»), он считает их холодными, лицемерными, расчетливыми, умными и жестокими. Но главный момент книги — катастрофа постигнет не только путинскую Россию, но и все, всюду, будет разбито вдребезги — общество, экономика, вся социальная структура. Как и Дугина, Калашникова считают оригинальным мыслителем, хотя многие из его идей разделялись или были предвосхищены другими мыслителями крайне правых. Например, предсказание, что Соединенные Штаты распадутся в 2010 году, было высказано гораздо раньше. Согласно Игорю Панарину, аналитику КГБ, который позже стал деканом российской дипломатической академии министерства иностранных дел, готовящей дипломатов, Калифорния станет частью Китая, Техас будет частью Мексики и т. д. [Прим. ред. ВС: США действительно могут развалиться к 2050 году. Читайте статью Джона Раштона «Развалятся ли США и Канада так же, как Советский Союз?»] А Николай Стариков, популярный телеведущий, который специализируется на исторических документальных фильмах, посрамил фактически всех профессиональных историков, раскрыв многие из великих тайн двадцатого века. Например, он без тени сомнения доказал, что Февральская и Октябрьские революции в России и Ноябрьская революция (1918) в Германии были организованы британской разведкой, с возможной поддержкой Соединенных Штатов и Франции. Их цель в Первой мировой войне состояла в том, чтобы заставить эти две державы обескровить друг друга и, в конечном счете, разжечь в них революции. И когда Гитлера — который был фактически британским агентом — Черчилль и Рузвельт подстрекали, чтобы тот напал на Советский Союз во время Второй мировой войны, то СССР очень повезло, что у власти был Сталин, сумевший его остановить. Наконец, в ходе боев в восточной Украине летом 2014 года российские СМИ обнаружили и создали другого героя: Игорь Стрелков, человек действия и патриотический мыслитель одновременно. Стрелков, настоящая фамилия Игорь Гиркин, родился в Москве, и в настоящее время ему около сорока пяти лет. Он был полковником запаса в отделе разведки российской военной разведки, сражался на многих полях битвы, включая бывшую Югославию, и стал важнейшим вожаком повстанцев в восточной Украине. Согласно манифесту, написанному им, он назвал своих бойцов Православной армией, гордой тем, что служит не золотому тельцу, а Нашему Господу Иисусу Христу. Его описывали как очень религиозного человека: например, он потребовал запрета на использование ругательств на телевидении и в повседневной жизни. Но он также обвинялся в убийстве нескольких тысяч боснийцев, исчезновении многих чеченцев и казни нескольких украинцев. Феномен Стрелкова интересен по ряду причин. Он обвинил Путина и других руководителей элиты в том, что они нерешительно действовали на Украине, и предсказал, что, если они не исправят свой образ действия, они разрушат Россию и будут сметены. Эти противоречия, кажется, указывают на более глубокий конфликт между радикальными кругами армии, особенно в ГРУ, военной разведке, и немного более осторожными силовиками — бывшими офицерами КГБ, которые правят Россией в настоящее время. Евразийство Согласно некоторым источникам, термин «Евразийство» был впервые использован немецким эрудитом и путешественником Александром фон Гумбольдтом в начале девятнадцатого века. Наряду с геополитикой, это единственный самый важный компонент новой российской доктрины. Его происхождение может быть прослежено до далекого прошлого, но его обновленная версия, а именно неоевразийство — очень отличается от старого евразийства по своему характеру. Современные сторонники евразийства одобряют интерпретацию Николая Данилевского в его классическом труде «Европа и Россия», где в большей или меньшей степени развивается идея, что нет никакой всемирной, универсальной человеческой культуры, нет никаких общих ценностей, и что между германским и славянским миром в особенности есть пропасть. Данилевский оказал значительное влияние на Константина Леонтьева и некоторых других. Но его пригодность для неоевразийцев ограничена, потому что они озабочены преимущественно Америкой, хотят сделать Германию партнером, и размышляют о будущей Евразии, простирающейся от Дублина до Владивостока. Данилевский пришел бы в ужас. Ранние евразийцы были обеспокоены «европеизацией»; сегодняшние боятся американизации. Евразийство первоначально возникло среди русских эмигрантов в начале 1920х годов; его первым главным доктринальным заявлением стал сборник эссе 1921 года под названием «Исход к Востоку», который повторяет тезис о непреодолимом различии между Россией и Западом и даже об ожесточенной вражде между ними. Но там нет ничего об Америке и атлантизме, о либерализме и демократии, обо всех тех темах, которые представляют собой первостепенную важность для сегодняшних неоевразийцев. Лучшее резюме его целей можно найти в статье Каспара Мейера, названной «Ростовцев и классическое происхождение евразийства», опубликованной в 2009 году в журнале, посвященном древней истории и археологии: «Их программа рассматривала большевистский режим как временный, но необходимый катаклизм, прокладывающий путь к идеократическому паневразийскому государству. Обширная экологическая зона Евразии приучила своих рассредоточенных жителей сплачиваться под центральной властью и периодически заново восстанавливать бесконечную империю степи с изменяющимися историческими обликами. Российская империя была естественным преемником Монгольской империи Чингисхана и склонялась, как и ее предшественник, к антагонизму с «романо-германским» Западом. Постбольшевистская Россия стала бы окончательным проявлением евразийской «геополитической судьбы», и руководство ею логично должно было быть поручено тем, кто осознал сущность страны и ее предопределенную роль». 1920-е годы были расцветом евразийства; после 1929 года движение распалось. Многие продолжали думать, что Россия была уникальной страной и культурой, но были менее восторженными по поводу чисто азиатских истоков и влияний. Некоторые евразийцы, особенно более молодые, перешли на просоветские и даже прокоммунистические позиции, больше по сентиментальным, нежели по идеологическим причинам. Некоторые даже превратились в советских агентов влияния в Западной Европе или сотрудничали с ГПУ/НКВД, что не спасло их от казни или Гулага после того, как они возвратились в Советский Союз. История Сергея Эфрона, не известная во всех деталях по сей день, является, возможно, одной из самых печальных. Молодой офицер в Белой армии (еврейского происхождения), он встретил Марину Цветаеву, великую русскую поэтессу, в имении Максимилиана Волошина в Крыму и влюбился в нее. Они позже поженились. Эфрон помог советской разведке похитить в Париже русского белого генерала Миллера. Он вынужден был сбежать в Советский Союз, но был арестован там и казнен после того, как один член его семьи заявил на допросе (после пыток), что Эфрон был шпионом троцкистов. Цветаева вскоре после этого совершила самоубийство. Князь Мирский (Дмитрий Петрович Святополк-Мирский), который был в эмиграции в Соединенном Королевстве, также исчез вскоре после своего возвращения в Россию; дата и обстоятельства его смерти (вероятно, 1939) не известны. Известный британский историк Э.Х. Карр, возможно, невольно способствовал его печальной судьбе. Карр, сочувствующий Советскому Союзу, хотя и критик марксизма, однажды увидел Мирского на московской улице, и, радуясь тому, что встретил старого знакомого еще с лондонских дней, подошел к нему и попытался заговорить. Мирский сделал вид, что никогда прежде не встречал Кара, но, очевидно без большого успеха. Эта история упомянута здесь, чтобы показать огромную политическую наивность евразийцев. Раньше некоторые из них были обмануты маневрами советских органов, когда их заставили встретиться с некоторыми членами «оппозиции» в Советском Союзе, которые в действительности были агентами органов. Ключевые фигуры среди ранних евразийцев, в конечном счете, переехали в Соединенные Штаты и стали преподавателями в ведущих университетах. Князь Трубецкой умер в сравнительно молодом возрасте в Вене вскоре после Аншлюса. Незадолго до своей смерти он издал книгу, осуждающую расизм и шовинизм («псевдонационализм»), по своему мировоззрению подобную его эссе, осуждающему шовинизм, появившемуся пятнадцатью годами ранее в оригинальном манифесте евразийцев. Это привело к его временному аресту Гестапо. Почему Евразия? На этот вопрос нет никакого очевидного ответа за исключением того, что некоторые русские были оскорблены тем, что европейцы не принимали их как равных, и что, возможно, им не нравились все аспекты европейской культуры — если что-то подобное стояло на первом месте. Если бы евразийцы утверждали, что Россия была похожей на третью силу, отличающуюся и от Европы, и от Азии, то это, возможно, стало бы отправной точкой для интересных дебатов. Что-то более широкое должно было увести их от исторической правды. Истоки России были не в Азии, а в Европе. Евразийство было модернизированной и приспособленной к местным условиям российской версией империализма других стран — «конструктивного империализма лорда Милнера», идеи Жюля Ферри о том, что более высокие расы должны заботиться о менее удачливых, и немецкого эквивалента 1890-х. Сто лет спустя такие аргументы больше не были подходящими, но все еще было верно, что цель экспансии не была альтруистической. В основе ее лежало желание вернуть России ее национальную миссию, ее статус великой державы, и в современных условиях это могло быть достигнуто только через какую-то форму союза, в котором доминировала бы Россия. Это означало, среди прочего, улучшение репутации Чингисхана и хана Батыя, Золотой Орды, и различных других ханств. Вторжение русских в Азию началось в шестнадцатом веке. Казаки перешли Урал, чтобы исследовать условия для охоты. Иван Грозный послал их, и предприятие, которым командовал Ермак Тимофеевич, было организовано и профинансировано богатой купеческой семьей Строгановых. Нам очень мало известно об этом походе; все, что мы знаем об экспедиции, основано на различных летописях, которые были написаны спустя несколько десятилетий после событий и, возможно, не точны. Если написанное в летописях правдиво, и если небольшая армия Ермака Тимофеевича насчитывала лишь 840 человек, и если все они шли пешком, и только некоторые были вооружены ружьями, то это было, конечно, замечательным достижением, учитывая расстояния, которые они преодолели. За несколько лет, они достигли того, что мы теперь называем Беринговым проливом. (Витус Беринг, датчанин на русской службе, предпринял много экспедиций в 1740-х и был также первым человеком, который смог исследовать Камчатку более или менее серьезно.) Немногие русские ехали в Сибирь в те годы и в течение еще долгого времени после этого, за исключением преступников и политических заключенных, которых отправляли туда не по их собственной воле. Большие города к востоку от Урала были основаны только в девятнадцатом веке (Владивосток в 1860 году); Хабаровск (Хабаровка в то время) был создан как военная застава, как и Владивосток, военно-морская база. Короче говоря, заселение Сибири и российского Дальнего Востока имело место не так давно, и это было частью общего расширения империи на протяжении девятнадцатого века. Если рассматривать данный вопрос в этом контексте, то российская колониальная экспансия на Восток не была ни лучше, ни хуже экспансии других империалистических держав. Она, возможно, могла быть оправдана, потому что русские принесли прогресс в эти части Азии — вспомним, что Маркс приводил этот аргумент в отношении прогрессивного характера британского правления в Индии. Но этот вид аргументов, который был приемлемым в девятнадцатом веке, является совершенно неуместным в наше время.