Я закашлялась, а Руднева неожиданно рассердилась. – Не веришь? Среди тех, кто вхож в дом Максима Антоновича, у меня есть близкий друг. Так вот, он уверяет, что Фаина часто заявляется к Буркину, и ей дают продукты, деньги. Правда, странно? Зачем мэру выступать благотворителем в отношении какой-то бабы? Что связывает городского главу и неудачливую актрису? Есть еще один момент: сын Фаины умер. Павлик подсел на наркотики и погиб от передозировки героина. Я моментально вспомнила фотографии, которые бродят по Интернету. И среди них снимок, на котором мальчик, с виду третьеклассник, протягивает Ирине букет. – Наркотики? – не удержалась я от возгласа. – Но Павлику, когда он пришел к своей спасительнице с цветами, едва исполнилось десять! Зинаида Борисовна хмыкнула. – А трогательная фотография, правда? Одно время этот кадр, сильно увеличенный, висел при входе в беседку, где народ записочки со словом «спасибо» прикрепляет. Потом рекламная акция прекратилась. Павлик-то умер, а люди могли поинтересоваться, где сейчас ребенок, как ему живется. После того как снимочек убрали, про Павла стараются не вспоминать, у мошенников много других чудес. А журналисты, уж извини, если я твоих в некотором роде коллег обижу, идиоты. Они переписывают из Интернета чужие материалы. Вот и ходят байки про чудесное исцеление Павла, но никто из писак не додумался до простого вопроса: а где сейчас мальчик-то? Кстати, парню на том фото тринадцать лет. – Не может быть, – удивилась я, – он совсем маленький, щуплый. – А какой ребенок получится у алкоголички? – скривилась Руднева. – Богатырь? Илья Муромец? Зачат в пьяном угаре, в младенчестве и раннем детстве плохо кормлен, никто беднягу на спортивные занятия не водил. Вот и результат: в тринадцать лет он выглядел чуть ли не первоклассником. Задержка развития, обычное дело для детей таких родителей. На фото Павлика еще подретушировали, а в жизни он был совсем страшненький, ходил ссутулившись, ногами шаркал, рос медленно, мышц никаких. Не повезло парню, не у той матери родился. Я не удивилась, когда о его смерти от героина узнала, Павлику было тогда то ли шестнадцать, то ли семнадцать. Думаешь, смерть сына повлияла на Фаину и та бросила пить? Как же! Заливает глаза по-прежнему. Кстати, мой друг сообщил, что Максимовой дают еще какую-то особенную водку, Буркину ее привозят с другого конца России. Правда, странная идея – снабжать пьяницу алкоголем? Я вспомнила пустую бутылку в виде кедровой шишки, увиденную на полу у дивана в домике, где спала нетрезвая Фаина, и найденную резинку для волос, которую украшал пион из ткани. Информатор Зинаиды не солгал, я слышала, как Фаина вымогала у помощницы мэра продукты, а Марта не хотела ничего давать ей, упрекала за назойливость. Сдалась Марта лишь после того, как Фаина вспылила и пообещала рассказать всем правду об «исцелении» сына. Услышав угрозу Максимовой, Марта сразу засюсюкала и накидала в сумку шантажистке много продуктов. Однако водки она в ее мешок не положила, несмотря на то, что Фаина клянчила бутылку. Видимо, Максим Антонович, узнав о визите актрисы, велел Марте спешно идти к ней и вручить ей сорокаградусное пойло. Наверняка мэр считал, что пьяная Фаина представляет меньшую опасность, чем трезвая. Кто поверит глупостям, которые несет плохо соображающая женщина? И Марта выполнила распоряжение, приволокла «кедровку» и случайно потеряла украшение для волос. Руднева постучала указательным пальцем по столу. – Теперь о том, почему после получения «исполнялки» у родителей выздоравливают дети. Далеко не все больные, которым поставлен серьезный диагноз, уходят на тот свет, многие благополучно избавляются от недугов. Иногда Владимир Яковлевич лукавит, не сообщает отцу-матери об истинном положении дел. Знаешь, как доктора разговаривают? Они стараются не обнадеживать родственников. Спросишь у врача: «Каков прогноз для больного?» Тот ответит: «Делаем все необходимое». Или: «Лечение проводится в полном объеме». Ни за что не дождешься улыбки и сообщения: «Ваш ребенок непременно поправится». В лучшем случае, когда доктору уже понятно, что малыша можно выписать, он объявит: «Началась стадия ремиссии. Она может длиться долго, вероятно, вы победите болезнь. Главное, соблюдайте предписания…» Ну и так далее. А теперь представь ситуацию. Ты получила от Богдановой каракули, и через пару дней Владимир Яковлевич, который ранее при виде матери пациента пробегал мимо, опустив взгляд, или отделывался общими словами, с радостным видом заявляет: «Готовьтесь к выписке». И как ты отнесешься к произошедшему? – Как к чуду, – вздохнула я. – Вот-вот! – закивала Руднева. – Народ полагает, что дети выздоравливают из-за дурацкого рисуночка. Мол, художница-волшебница осуществила их заветное желание. Но все наоборот: «исполнялка» пишется, когда ребенок выздоровел. Ирина малюет рисунок и отдает тому, кому ей велено. Она марионетка в руках Максима. Глава 26 – Вероятно, вы правы, – пробормотала я. – Но что получает от мошенничества Владимир Яковлевич? Он не кажется богатым человеком! – Давай поставим вопрос шире. Что получают Буркин, Сердюков и примкнувший к их компании директор школы Степан Матвеев? – вкрадчиво произнесла Руднева. – Ответ один: деньги. Все, к чему прикасается Богданова, начинает приносить доход. Да, «исполнялки» она рисует бесплатно, но паломникам приходится платить за гостиницу, покупать еду, в городскую казну текут средства. Еще продажа книги об Ирине, ее альбомов, ленточек желаний… Всего и не перечислить. Но самый интересный момент – пожертвования. Едва паломник очутится во дворе, как ему объяснят: заветную картинку получают не все. Но это не значит, что ты уедешь разочарованным. Ступай в сад желаний, купи тесемку, повяжи ее на дерево и попроси Богданову о помощи. При этом необходимо соблюсти два условия. Первое: просить можно лишь нечто хорошее. Если рассчитываешь отнять чужого мужа, то на твою голову обрушится беда. Второе: непременно сделай благотворительный взнос. Грубо говоря, поделись деньгами. Сумма не регламентируется. Можешь передать сто тысяч? Огромное спасибо, они пойдут на благие цели. Есть пятьсот рублей? Тоже большая тебе благодарность, нам любая копеечка ценна. Куда отправляются немалые отчисления? Например, на строительство храма. В Беркутове-то церкви нет, народ ходит молиться в Кускино. Максим Антонович затеял масштабную стройку, котлован вырыли, который год фундамент кладут – говорят, проблемы с подземными водами. А пока строители с источниками борются, местное начальство успело себе машины купить, детей на коммерческих отделениях институтов выучить, одеться-обуться. Небось и счета в банках есть, и недвижимость за границей. Качают деньги из Беркутова, а глупый народ осанну мэру поет за то, что Ирину сюда зазвал. Простой люд теперь ларьки, кафе держит, паломников переночевать пускает, думает, что жизнь удалась. – Обоев очень скромно одет, – заметила я. – А Владимир Яковлевич старается для больницы, – возразила Зинаида. – Теперь в его клинику даже из Москвы просятся, такая там современная аппаратура. Обоев участвует в афере, но барыш он больным отдает. Приобрел томограф, построил лабораторию, автобус пустил, который по деревням ездит – можно анализы сдавать, не покидая родной хаты. А вот Буркин исключительно о собственном кармане печется. Ну да ты главного не услышала! Ирины-то Богдановой давно на свете нет. Она умерла. Я прикинулась дурочкой: – Художница жива-здорова, я видела ее вчера за ужином. Вот поговорить нам не удалось, у бедняжки мигрень началась. – Ха-ха! – отрывисто произнесла бывший парторг. – Ирина погибла, мой друг точно знает. Можешь мне поверить. Илья Николаевич стал свидетелем смерти дочери, и у него от этого инсульт случился. – Погодите! – остановила я Зинаиду Борисовну. – У меня немного другая версия развития событий: Илья Николаевич получил удар, а Ирина, свято верившая в доктора Обоева, переехала в Беркутов ради лечения отца. – Нет, все не так, – надулась Руднева. – Буркин придумал историю про художницу-волшебницу и приволок Ирину в Беркутов. Илья Николаевич прибыл вместе с дочерью. Но Богданова-старшего журналистам не показывали, ничего о нем не сообщали. Он тихонечко жил в доме, никому не мешал. Сейчас расскажу, что знает мой друг. – Если хотите, чтобы я написала книгу, да еще открыто назвала фамилию Буркина, уличив его в махинациях, назовите имя вашего источника информации, – потребовала я. – Иначе может получиться игра в испорченный телефон: вам кто-то наболтал о том, что сам узнал от других. Нет доверия таким сведениям. – Мой друг сам все видел! – возмутилась Зинаида Борисовна. – Он честный человек, просто в силу обстоятельств он обязан жить в доме. Он всегда сообщает только правду. – Отлично, – кивнула я, – готова встретиться с ним. – Он не захочет, – быстро заявила Руднева. – Почему? – спросила я. – Мой друг имеет дело только со мной, – выпрямилась Зинаида Борисовна. – Вы испытываете неприязнь к человеку, который вопреки воле матери женился на вашей дочери. Когда Елизавете пришлось выбирать между вами и любимым, она предпочла его. Находись я на вашем месте, мое отношение к Максиму Антоновичу было бы явно негативным. Но если ненавидишь человека, трудно к нему относиться объективно. А вдруг вы, Зинаида Борисовна, не так истолковали слова своего друга? Приняли белое за черное? Неверно оценили услышанное? Я напишу, опираясь на ваш рассказ, детектив, а потом Буркин подаст на меня в суд. И правильно сделает. Где хоть какие-то доказательства его махинаций? – Ирина никогда не жила в Америке, – топнула ногой Руднева. – О ней в США даже не слышали. «Исполнялки» – это мошенничество. То, что некоторые люди, случайно получив оные, удачно выстраивают потом семейную жизнь или находят хорошую работу, элементарная психология. Женщина берет дурацкую картинку и не сомневается, что к ней придет счастье, поэтому у нее пропадает зажим, исчезает нервозность, испаряется тоска из взора, и – пожалуйста, женишок на пороге! – Вы считаете, что срабатывает психологический механизм, а другой человек уверен в действенности «исполнялки», – возразила я собеседнице. – Я не могу писать книгу, опираясь лишь на ваши слова. Хотя возможен вариант. Нельзя встретиться с вашим другом? Не надо. Я опишу события в Беркутове, но назову город иначе, а Максима Антоновича Буркина переименую в Батуркина Михаила Андреевича. – Нет! – закричала Руднева. – Так его никто не узнает, а мне нужно, чтобы вся грязь всплыла наверх. Я хочу отомстить за Лизу! – Тогда пригласите сюда вашего информатора, – не дрогнула я. – У нас с ним уговор: я никогда никому не расскажу о том, кто сообщает мне правду про мерзавца, – нехотя призналась Руднева. Я посмотрела на экран телефона. К сожалению, время поджимало, мне пора было бежать в гостиницу. – Давайте договоримся таким образом. Вы побеседуете с мужчиной… В глазах Зинаиды Борисовны неожиданно промелькнула усмешка. – И что? – Если ваш друг стучит на Максима Антоновича, значит, он не любит мэра, – продолжала я. Руднева слушала внимательно. – Скажите ему, что писательница сохранит его имя и фамилию в тайне. И у вашего приятеля появится реальный шанс подложить свинью Буркину. Пусть тайный агент сегодня поздно вечером, скажем, в районе полуночи, придет к вам. – Ну не знаю… – протянула собеседница. – У него семья, могут возникнуть сложности с уходом из дома ночью. Лучше, наоборот, утром. Завтра, в девять. – Хорошо, – быстро согласилась я, – ровно в указанное время я позвоню в дверь. Большая просьба: если наша встреча сорвется, случится некий форс-мажор, отправьте мне эсэмэску вот по этому телефону. Я достала из сумки визитку и протянула ее Зинаиде Борисовне. Та уставилась на карточку. – Вы умеете отправлять эсэмэски? – на всякий случай спросила я. Зинаида Борисовна рассмеялась. – Мою соседку Галю внучка Лена попыталась приобщить к прогрессу. Приобрела для бабушки мобильный и давай обучать ее, как по нему письмо посылать. Процесс занял пару месяцев, наконец бабка вроде усвоила науку. Получила Лена от нее сообщение, открывает, а там текст: «Здравствуйте, смс! Прошу вас, смс, передайте Лене, пусть она вечером зайдет к бабушке. Спасибо, смс. С уважением, Галина Петровна». Я рассмеялась, а Зинаида Борисовна взяла визитку, положила ее в карман юбки и сказала: – Полагаете, что человек, освоивший Интернет, не слышал про сообщения на телефон? – Извините, сама не знаю, почему спросила, – смутилась я. – Потому что я пенсионерка, – хмыкнула Руднева, – значит, для всех молодых дура. До завтра, дорогая. У моего приятеля не будет форс-мажора. До «Золотого дворца» я добралась за пару минут, влезла в окно и начала переодеваться. Нет никакого сомнения, что «друг» Зинаиды Борисовны является объектом ее шантажа. Он вхож в семью Буркина, вероятно, работает в доме. Значит, этому человеку не составит труда сделать то, что до сих пор не удалось мне – взять образец ДНК незнакомки, которая выдает себя за Ирину. Давайте предположим на секунду, что Зинаида Борисовна говорит правду: Илья Николаевич приехал в Беркутов совершенно здоровым. Инсульт у него произошел уже после того, как он поселился в уютном коттедже. Богданов увидел, как умерла его горячо любимая дочь, и с ним случился удар. Кончина Ирины наверняка стала тяжелым испытанием и для Максима Антоновича. Ушлый мэр организовал приносящий хороший доход бизнес, и вдруг все рушится. Что случилось с Богдановой? Может, рецидив болезни? Представляю, в какой ужас пришел Буркин. Он ведь вложил немалые деньги в проект под названием «художница, умеющая исполнять желания», а выстроенная конструкция обвалилась. И ее не восстановить, потому что она возведена в расчете на личность Ирины. Нельзя же вместо Богдановой вывести к людям другого человека и сказать: «Знакомьтесь, это Маша Иванова, она тоже может сделать вас всех счастливыми. Становитесь в очередь за нарисованными Машенькой картинками». Но вот если промолчать о кончине волшебницы, тайно похоронить ее, а в доме поселить другую женщину, одеть и причесать, как Богданову, научить соответствующим манерам, то люди не заметят разницы. У Ирины в городе не было близких друзей, нет ни мужа, ни детей, никто не проговорится, не воскликнет: «На самом деле это не наша мама!» Художница показывается на людях не каждый день, она молчалива, быстро рисует кому-нибудь «исполнялку» и исчезает в доме. Или, как в случае со мной, высовывает бумажку из окна машины. Невозможно разглядеть, кто прячется в салоне за тонированными стеклами. Я взяла расческу и попыталась хоть как-то пригладить торчащие в разные стороны вихры. Может, мне чуть-чуть отрастить волосы? Тогда можно будет собирать их в хвост… Хорошо, пусть вместо Ирины в особняке проживает другая особа. Предположительно, Аня Фокина. Максим Антонович платит ей деньги, и она старательно исполняет роль Богдановой. Рисунки, которые малевала сама Ира, настолько примитивны, что их сумеет нарисовать практически любой. Палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек! Я села на кровать и втянула ноги на матрас. В голове моей вспыхивали отрывочные мысли. Труп женщины, обнаруженный возле замка людоеда… Погибшая стараниями Сердюкова была опознана как Анна Фокина. Но на самом деле это была Богданова… Ирина скончалась несколько лет назад, однако поток паломников в город лишь увеличивается, Беркутов хорошеет на глазах, Максим Антонович с приятелями туго набивает карманы… Женщина, изображающая художницу-волшебницу, отлично вжилась в роль, знает, как себя вести. Когда высокопоставленный чиновник попросил Буркина организовать встречу Арины Виоловой с Ириной, мэр не стал сопротивляться. Ну, с одной стороны, он никак не мог отказать человеку, от которого зависит решение какого-то важного для него вопроса, а с другой – не очень волновался по поводу моего общения с Богдановой. Повторю: мошенница, выдающая себя за Ирину, давно выучила роль, у нее отработаны ответы на все вопросы. Максим Антонович знает, что журналистов, как правило, интересует одно и то же. По его мнению, и детективщица спросит нечто тривиальное, вроде: «Где вы черпаете вдохновение для создания картин?» На худой конец, если гостья из Москвы проявит излишнюю настырность, художница всегда может просто встать и уйти – у нее же репутация странного, необщительного человека. Нет, Буркин не волновался. Но что происходит, когда я появилась в Беркутове? Вместо того чтобы быстренько устроить мое свидание с Богдановой, меня всеми силами удерживают от общения с ней. Почему? В интересах Максима Антоновича поскорей избавиться от столичной надоеды. Мэру, наоборот, нужно бы содействовать моему разговору с Богдановой, потом дать в мою честь званый ужин, а утром помахать платочком вслед моей машине и вздохнуть с облегчением: внедорожник детективщицы уезжает из Беркутова. Есть еще один момент. Визит писательницы как раз весьма выгоден Максиму Антоновичу. Да, тиражи моих книг не такие, как у Милады Смоляковой, но их читает не одна тысяча людей. Понимаете, какая это реклама для Богдановой? После выхода книги, где одной из главных героинь будет художница, поток паломников непременно возрастет. Буркину и его гоп-компании просто необходимо свести Иру со мной! Однако разговор под разными предлогами откладывается. Богданова показалась во время ужина минут на пять и тут же убежала якобы из-за возникшей от мигрени тошноты. А сегодня я узнала про новый инсульт Ильи Николаевича. Любая воспитанная женщина, услышав от Марты о внезапной болезни отца художницы, сразу сказала бы: «Пожалуй, мне лучше уехать домой». Вероятно, Максим Антонович рассчитывал именно на такую реакцию госпожи Таракановой. Но та оказалась наглой, ясно дала понять: пока не пообщается с Ириной, она останется жить в Беркутове. Ну и теперь возникает новый вопрос: если Буркин так не хотел допустить моей встречи с художницей, почему он сразу, когда ему позвонил Корсаков, не отказал ему? Сказал бы следующее: «Мы невероятно рады принять в Беркутове Виолу Ленинидовну. Но понимаете, Ирина сейчас больна гриппом. Она ежедневно встречается с большим количеством людей, вот и подцепила вирус. Вчера у Богдановой температура до сорока подскочила». И все, мой визит был бы отложен недели на две. За это время лже-Ирину можно прекрасно подготовить к беседе с автором криминальных романов. Но нет, Буркин произнес: «Как прекрасно, что к нам приедет Виола Ленинидовна! Ждем ее с нетерпением!» Если суммировать все вышеперечисленное, можно сделать единственный вывод: в тот день, когда я прибыла в Беркутов, с Ириной, вернее, с женщиной, исполняющей ее роль, что-то случилось, и теперь ее никак нельзя оставить с кем-либо наедине для разговора по душам. Интересно, что еще придумает Максим Антонович, чтобы проплыть между Сциллой и Харибдой? Да уж, Буркину не позавидуешь, ему ведь непременно надо выполнить просьбу Корсакова и в то же время не разрешить мне пообщаться с Богдановой. И как справиться с двумя взаимоисключающими задачами? Почему мэр тянет время? По какой причине все же обещает мне встречу с художницей? Может, псевдо-Ирина пьяница, и хозяин города ждет, пока она выйдет из запоя?