– О чем это ты? – насторожился мастеровой. – Тебе ведь нравилась госпожа Берг, не так ли? – Заткнись! – Значит, я угадал. Стеша с безжизненным лицом сидела на кровати, уставившись при этом в одну точку. Будь ее лицо хоть немного живее, можно было подумать, что она видит там нечто крайне интересное, но милое прежде личико превратилось в безжизненную маску, так что не оставалось никаких сомнений – девушка была не в себе. – Не беспокойтесь, Дмитрий, о ней здесь позаботятся, – мягко сказала Антонина Дмитриевна, обращаясь к Будищеву. – Благодарю вас, ваше сиятельство, – тусклым голосом отвечал тот. – Ну вот опять, – огорчилась старушка. – «Сиятельством» обозвал! – Как же мне вас еще называть, если вы графиня? – Ну, не знаю, может быть, тетушкой? – Ma tante?[67] – Боже, какой у тебя ужасный французский! К тому же вряд ли ты знаешь еще хоть пару слов на этом языке. – А я старался. Специально узнал. – Что же, твое усердие похвально. Хочешь, я помогу тебе с учителями? Если ты хоть сколько-нибудь серьезно думаешь о своем будущем, то должен знать, что без знания языков не обойтись. – Тогда уж лучше немецкий или английский. – Почему? – Я на них по паре слов знаю. – Понятно, – старческие губы графини Блудовой тронула усмешка. – Скажи мне лучше одну вещь. Только честно! – Да, тетушка. – Что тебя связывает с этой девочкой? – Я же вам говорил, что… – Дмитрий, я еще не выжила из ума, чтобы забыть твой рассказ. Но я тебя спрашиваю не об этом. Просто, когда ты смотришь на нее, у тебя такой взгляд… даже не знаю, как сказать. Виноватый, что ли? – Вы правы. Я очень виноват перед Стешей. – И в чем же? Надеюсь, вы с ней не… – Ну что вы, Антонина Дмитриевна. Она же еще совсем ребенок! – Прости, я должна была спросить. – Я понимаю. Ничего страшного. Но у меня еще одна просьба к вам. – Я слушаю. – Может так случиться, что мне придется уехать… – Надолго? – Я не знаю. Может, все и обойдется. – Хорошо. Я пригляжу за девочкой. – Спасибо. – Пока еще не за что. – Простите, тетушка, мне пора. – Ступай. Дмитрий бросил последний взгляд на палату, в которую поместили Стешу, и с тяжелым сердцем вышел прочь. После смерти отца девушка совсем сдала. Перестала следить за собой, убирать в доме, готовить. Просто сидела на скамье, безучастно смотря перед собой и односложно отвечая на вопросы. Сначала Дмитрий с Семкой пытались как-то ее расшевелить, чем-то заинтересовать, но все их усилия были до сих пор тщетны. Наконец, Будищев не выдержал и решил обратиться к специалистам. А поскольку никаких знакомых у него в этой области не было, он попросил помощи у графини Блудовой. Антонина Дмитриевна, конечно, удивилась такой просьбе, но все же дала рекомендацию, по которой девицу Филиппову приняли в лечебное учреждение соответствующего профиля. По крайней мере, думал Дмитрий, за сиротой тут будет надлежащий уход. Хотя бы в первое время, а там посмотрим. – Ну что? – с неприкрытой тревогой в голосе спросил Семен, когда его наставник вернулся домой. – Нормально, – буркнул в ответ тот. – Может, ей лучше с нами? – Мы уже говорили об этом. – Да, но… – Ты сделал то, что я просил? – Ага. – И что можешь сказать? – Да вроде все как обычно. Вот только… – Что – только? – Тут такое дело, Дмитрий Николаевич, – помявшись, сказал мальчишка, в последнее время называющий его исключительно по имени-отчеству. – Снова Максим со своими приятелями вокруг нас хороводят. – В смысле? – Ну, как ни выйду, хоть одного да замечу. – И что? – Да ничего. Делают вид, будто случайно здесь, или вовсе хоронятся. Особенно гимназист со студентом. Им-то здесь и вовсе делать нечего. – Ну и фиг с ними – конспираторами хреновыми, – беззаботно отмахнулся Будищев. – Ты лучше скажи, дома давно был? – Третьего дня. – Врешь! – Вот тебе крест… – Не богохульствуй! Я давеча мать твою с сестренками видел у лавки, так она жаловалась, что какой день глаз не кажешь. – Я, это, занятый был. – Интересно, чем? – Ну… Пока ученик напряженно раздумывал, что бы такое соврать строгому наставнику, тот, недолго думая, бесцеремонно распахнул на нем курточку и вытащил из-за пазухи самодельный кинжал. – Ох, ты же, – даже присвистнул Дмитрий, разглядывая устрашающих размеров клинок. – А я-то думал, куда все напильники подевались. Сам точил? Ответом ему было лишь упрямое сопение мальчишки, явно не собиравшегося каяться в своем прегрешении. – Рассказывай, что удумал, слесарь-оружейник недоделанный?! – Чего это недоделанный? – даже обиделся юный «мастер на все руки». – Да с того, – снисходительно принялся разъяснять ему Будищев. – Баланс у ножа никакой, наточен плохо. Зазубрины вон по лезвию. Нет, если ты кого замучить решил до смерти, то одобряю. Для пытки самое то, и выглядит страшно, и раньше времени не убьешь. – Все одно убью, – затравленно буркнул Семка и густо покраснел.