– За что? – улыбнувшись в усы, повторил вопрос гость. – Вы спасли моего брата, – пролепетала она, совсем растерявшись. – Погодите, вы дочь барона Штиглица и сестра господина прапорщика? – Да, меня зовут Люсия, а Людвиг – мой брат. – Понятно. Мне следовало догадаться. Вы с ним очень похожи. – Мы близнецы. – Наверное, все-таки двойняшки. – А какая разница? – Близнецы – одного пола. – Разве? – Ага. Но это не важно. Так вы хотели поблагодарить меня? – Да. Я очень люблю своего брата и не представляю, что было бы, случись с ним несчастье. Так что, я… я просто не могу найти слов… – Да ладно, – улыбнулся Дмитрий, которого очень забавляло ее смущение. – Ваш брат – счастливчик! – Вы думаете? – Ну, еще бы! Его любит такая красивая барышня… пусть и по-сестрински! Договорив это, он дерзко подмигнул дочери банкира и поспешил выйти вон. – А вы – нахал! – запоздало ответила ему вслед она. – Ваша правда, барышня, нахал, – поддакнула горничная, но заметив, что та совсем не злится, добавила: – Но красивый! После этих слов девушки переглянулись, а затем дружно прыснули от смеха и побежали в комнату молодой хозяйки. Несмотря на холодность господина барона к дочери, большинство слуг очень любили Люсию, а с горничной они и вовсе были почти подругами. По давно заведенной традиции в среду Петр Викторович Барановский обедал у своего двоюродного брата. Они вообще были очень дружны и часто проводили время вместе. Паулина Антоновна – жена Владимира – также хорошо относилась к нему и обычно была рада его видеть. Но сегодня что-то пошло не так. – Я очень рада, что вы пришли, дорогой кузен, – вроде бы радушно поприветствовала она его, но в голосе хозяйки дома явно прозвучал металл. – Что-то случилось, дорогая? – первым почуял неладное муж. – Да, и нам нужно об этом поговорить. – Может быть, после? – Нет, немедленно. Просто разговор касается вас обоих. – Слушаю вас, – удивленно отозвался Петр Викторович. – Для начала, господа, позвольте представить вам эту молодую особу, – с этими словами Паулина Антоновна вывела к заводчикам совсем юную, но при этом очень красивую девушку. – Ее зовут Степанида Филиппова, прошу любить и жаловать! – Ой, барыня, скажете тоже, – покраснела как маков цвет Стеша. – Погодите-ка, – припомнил фабрикант. – Да ведь это дочка нашего машиниста Степаныча, не так ли? – Именно так, дорогой кузен, – ответила ему Барановская и обернулась к своей гостье: – Не смущайся, милая, и расскажи этим господам все, что только что поведала мне. – Вы уж простите меня – дурочку необразованную, – если что не так, – начала свой рассказ дочь машиниста. – Только я просить пришла за Дмитрия. Не прогоняйте его, а? – Какого Дмитрия? – переглянулись ничего еще не понимающие кузены. – Ну, квартиранта нашего – Будищева! – Ах, вот ты про кого. Не беспокойся, как тебя – Стеша? Так вот, никто не собирается увольнять твоего Будищева. Он, конечно, совершил ужасный поступок, и его совершенно поделом забрали в участок, но, я полагаю, скоро все образуется, и он вернется к работе. – Да он же не со зла! – горячо воскликнула девушка, но Петр Викторович ее перебил: – Конечно-конечно, так вот взял и совершенно не со зла – избил пожилого человека! – Так ведь он за Семку заступился! – За какого Семку? – Известно за какого – Трифонова! Ну, ученика на вашем заводе. – Это какого Трифонова, того, что в больницу угодил? Погоди, а при чем тут он? – Так это же Никодимыч его избил! – Какой Никодимыч… мастер Перфильев?! – Ну да! Вот Дмитрий-то и взбеленился! – Девочка, а ты ничего не путаешь? – И ничего я не путаю! – сердито отвечала Стеша. – Всем известно, что Никодимыч почем зря к Семке придирается и за всякий проступок норовит затрещину дать! Вот и получилось так. – Подожди, одно дело – затрещину, это дело житейское, а другое… – Уж не хотите ли вы сказать, кузен, – вмешалась Паулина Антоновна, – что одобряете подобные методы? – Увы, дорогая моя, в управлении предприятием иногда приходится прибегать к мерам, далеким от гуманизма! – Я ушам своим не верю! – Не делай поспешных выводов, дорогая, – прервал негодование жены Владимир Степанович. – Это все, конечно, ужасно, но такова жизнь! – Но неужели нельзя как-то иначе? – не сдавалась женщина. – Отчего же нельзя – можно-с! – отвечал ее уже изрядно взведенный Петр. – Мастер имеет право оштрафовать нерадивого работника, в том числе и ученика. Но как вы думаете, многоуважаемая Паулина Антоновна, а что будет, когда этот Семка придет домой без своего обычного заработка? – И что же? – Известно что, – выпалила Стеша. – Отец его выдерет как сидорову козу! – Вот видите! – продолжил фабрикант, обрадованный такой поддержкой. – И это будет куда неприятней затрещины от мастера. – Ага, он у него на расправу лютый! – подтвердила девушка. – Но не избивать же ребенка до полусмерти! – Нет, конечно, но имело ли место подобное событие? – Что вы хотите этим сказать? – Только то, что если бы Перфильев так избил это самого Семку, будьте покойны, мне бы немедля стало известно об этом, и я принял бы надлежащие меры! – Уж не думаете ли вы, что мальчик сам себе нанес эти побои? – Разумеется, нет! Однако же эта травма вполне могла быть следствием неосторожности. А Будищев мог, не разобравшись, бог знает что себе вообразить и начать вершить «правосудие». – Кстати, это на него похоже, – поддакнул Владимир Степанович. – И ничего он не вообразил, – снова вмешалась Стеша. – Я у Семки в больнице была, и он мне все рассказал! – Вот видите! – обрадовалась Паулина Антоновна. – Что я вам говорила? – Это меняет дело, – задумался Барановский-старший. – Хотя действия его в любом случае недопустимы! Он мог довести нам об этом инциденте, и мы бы приняли надлежащие меры. – Я же говорил, что надо помочь нашему гальванеру, – сокрушенно вздохнул его кузен. – Да ничего страшного, – пожал плечами Петр. – Сегодня же отправлю поверенного проверить эти обстоятельства – и, если все подтвердится, уже завтра он будет на свободе… – Да он уже на свободе! – воскликнула дочь Степаныча. – Просто батюшка осерчал и из дома его выгнал. А кабы вы не стали Дмитрия увольнять, так он бы, глядишь, и смягчился.