— На халяву и уксус сладок! Что такое «халява», Алеша не знал, но догадаться было немудрено, и потому он попробовал возмутиться, — Дмитрий, как вам не стыдно! — Стыдно у кого видно. — Браво! — захохотал Штерн. — Вы, мон шер, каждый раз удивляете меня своим остроумием, а это немногим удавалось. — Учитесь, пока я жив. — Обязательно. Ну, так вы со мной? — Всенепременно. Кстати, если Алешка все же откажется, меня это несильно расстроит. — Почему? — Нам больше достанется! — Учитесь, Алексей, вот здравый взгляд на мир. — Вы куда? — высунулся откуда-то из-за угла Шматов. — В штаб полка, — отрезал Будищев, — приказ командира. — Я с тобой… — Еще чего! Полковник увидит твою рожу и сразу вспомнит, кто сапоги на смотре потерял! Чего доброго на гауптвахту определит, ну и нас с тобой заодно. — Да ладно вам, Дмитрий, — засмеялся Николаша, — не стоит так пугать нашего друга. Тем более что в тот памятный день весьма многие лишились обуви. — Весьма многие ее потом нашли, а вот Федька свои совсем пролюбил! — Как вы сказали? — Как обычно! Серьезно говорю, не стоит его с собой брать, он нас плохому научит. — Ну чего ты, Граф! — заканючил Шматов. — Право же, — не выдержал Лиховцев, — если в нашей компании кто-то и способен сбить человека с пути истинного, то это как раз вы! — Да, а кто меня давеча чуть в бордель не затащил? — Куда? — В публичный дом! Причем весьма низкопробный. — Но каким образом? — Граф, ну чего ты, ну ошибся я! — покраснел Федька. — Кстати, а как вы определили «низкопробность»? — живо заинтересовался происшествием Штерн. — Бабы страшные! И у каждой на морде лица написано — осторожно, СПИД! — Что, простите, написано? Кто спит? — Инфекция дремлет, от сифилиса до трипера! — Фу, какая гадость! — Вот именно, а этот олух царя небесного заныл, дескать, давай зайдем, никогда не видел! — И чем же закончилась сия авантюра? — Мы позорно бежали! — Ах-ха-ха, — зашелся в смехе Николаша. — Алексей, вы теперь как хотите, но непременно должны пойти с нами. Иначе наша нравственность может непоправимо пострадать! Увольнение для вольноопределяющихся дело самое обычное, можно даже сказать пустяковое. В принципе, будь у них такое желание, они могли даже ночевать на съемной квартире. Так что Штерн и Лиховцев получили отпускные записки без малейшей проволочки. Что же касается Будищева и Шматова, так это совсем другое дело. Новобранцам, по здравому рассуждению, вообще ходить в увольнение не положено. Правда, Дмитрий с неразлучным Федькой уже неоднократно бывал в Бердичеве по всяким поручениям, да пару раз Галеев взял грех на душу и отпустил их. Тем паче что вернулись друзья не с пустыми руками и про своего благодетеля — унтера — не забыли. Но надо же, в конце концов, и честь знать! — Чего это ради, барчук, я этих двух орлов отпустить должен? — хмуро спросил Северьян у пришедшего договариваться с ним Штерна. — Ну отчего же, должны, Северьян Карпович, — широко улыбнулся Николаша. — Я вас некоторым образом об одолжении прошу. — К вам, Николай Людвигович, я со всем почтением, однако дать увольнение Будищеву и Шматову никак не могу. Приказ штабс-капитана Гаупта — никого без особого его на то распоряжения не увольнять. Вы с господином Лиховцевым у нас люди почти вольные, с вас другой спрос. К тому же его благородие еще раньше указывал вам препятствий не чинить. — Досадно, — огорчился Штерн, однако спорить не стал и, пожав плечами, вышел из господского дома. — Это вы правильно решили, господин унтер-офицер, — одобрительно поддакнул скрипевший в углу пером Погорелов, — ишь чего удумали… — Тебе заняться нечем? — без малейшей приязни взглянул на писаря Северьян. Тот тут же уткнулся в свои бумаги и какое-то время старательно выводил буквы, затем, окончив работу, посыпал написанное песком. — Готово! — Ну, наконец-то, — буркнул Галеев и, забрав перебеленный писарем документ, принялся его читать. Убедившись, что все верно, унтер отправился к ротному, а писарь, нервным движением пригладив расчесанные на пробор волосы, задумался. Затем одернул мундир и вышел наружу. Быстрым шагом он пересек всю деревню и вскоре оказался возле хаты Явора. После стычки с Будищевым Погорелов опасался здесь появляться, но сейчас пересилил свой страх и старательно осмотрел снаружи хату и двор. Поначалу ни квартирующих солдат, ни хозяев нигде не было видно, но затем вышел Охрим и стал запрягать в телегу свою каурую лошадку. Через несколько минут «экипаж» был готов и тронулся в путь. Было четко видно, что помимо хозяина в телеге сидит четверо солдат. Рот писаря немедленно скривила мстительная усмешка, и он побежал к Хитрову. Ефрейтор встретил его не слишком любезно, однако, услышав в чем дело, сразу же переменился в лице. — Так говоришь, самовольно ушли? — хищно раздувая ноздри, переспросил он. — Так точно, Василий Лукич, ушли сукины дети! — И не побоялся на патруль нарваться, паскуда. — Так ведь он грамотный. Такому ничего не стоит фальшивую увольнительную записку написать, а его приятели вольноперы могут и печать куда надо приляпать. Вот зря их благородие этих барчуков к канцелярии допускал! — Кабы ты, Степка, свое дело хорошо знал, так и не допускал бы, — осклабился Хитров. — Хотя, ежели их с подделанной увольнительной поймают, так еще лучше. За такое гауптвахтой не отделаешься, тут арестантскими ротами пахнет. — Вот сейчас бы перекличку и объявить! — Годи, — осадил его Хитров, — я с тобой уже раз поторопился, да и вляпался. Тут все умно надо сделать. Пусть подальше уйдут да в городе чуть повеселятся, чтобы их там тепленькими взяли… — Это верно, это правильно, — с готовностью закивал писарь, — это вы, Василий Лукич, здраво рассудили. — Ты вот что, — остановил его ефрейтор, — скажешь тишком ротному, что Северьян их уволить не уволил, но обещал прикрыть в случае чего? — Да как же это! — испугался писарь. — Он ведь старший унтер! — Вот-вот, и если его не подставить, так он может и заступиться перед господином штабс-капитаном. — Боязно, — с тревогой в голосе протянул Погорелов. — А за девчонкой по лесу гоняться тебе не боязно было? — насмешливо спросил Хитров. — Или ты думал, дурашка, никто не узнает, за что тебе Будищев рыло начистил? — Да что вы такое говорите, господин ефрейтор, — лицо Степки вытянулось и стало похоже на маску. — Да и не было ничего такого… — Вестимо, что не было, иначе он бы тебя убил. — Не погубите, Василий Лукич, век благодарен буду! — Да ладно, чего там, не убыло бы от девки. Только смотри, чтобы все по уму на сей раз вышло! Через пару часов по деревне побежали посыльные, собирая солдат на перекличку. В последнее время таковые проводились не слишком часто и зачастую сводились к тому, что унтера и ефрейторы отмечали своих подчиненных на месте, а потом докладывали фельдфебелю. Но на сей раз перекличку проводил сам Фищенко в присутствии подпоручика Завадского. Взяв в руки список, он громко выкрикивал фамилии и, услышав в ответ «я», отмечал ответившего крестиком. — Бородин! — Я! — Беспалый! — Я! — Будищев!