Серый, с зеленоватым отливом, почти армейский «хаки». Хрупкий, морозным снегом хрустящий под ногами. И едва слышно резонирующий, как глубокий космос. Содержащий в себе чужеродные вкрапления и разноцветные жилы. Словно перемешали в гигантском карьере содержимое исторического музея и пары заброшенных кладбищ, да залили все наглухо гипсом. Ведь, по сути, вокруг – остатки мириад мертвых миров. Микронными дозами, в формате эха погибших воспоминаний. Прах, в котором попадаются невесть почему уцелевшие фрагменты, либо их энергетические проекции. Что-то намоленное, где-то божественное, иногда – случайное. Бесконечность имеет свои счеты со статистикой. Едва уловимый запах мертвечины заставлял крылья носа брезгливо приподниматься. Пол иногда ощутимо вздрагивал – то ли смещались подвижные пласты, то ли рвал кто-то камень магией или умениями. – Молодая порода, – прокомментировал вошедший в роль экскурсовода Ав. – Хрупкая, легкая, дешевая. Пара сотен метров вглубь – и там уже все слежалось до плотности гранита. Четыре тонны на куб породы. Раньше мы глубоко забирались, вскрывая поверхность слой за слоем. Шахту глубокую тут не пробить. Метров сорок в глубину – и камень просядет, завалит наглухо. Но последние несколько тысячелетий в глубину лезть уже не успеваем – уровень тонет в прахе. До потолка осталась всего пара сотен метров. Я сглотнул, с трудом принимая возраст своего собеседника. – И что потом? Ав безразлично пожал плечами. – Наш этаж схлопнется. Все, кто не успеет набрать достаточно монет для оплаты перехода, – превратятся в полезные ископаемые. На радость тварям Хаоса, что вечно кружат в пустоте. Еще какое-то время порода продолжит уплотняться, набирая критическую массу. А потом разом просядет, образуя новый уровень. Круг замкнется. Символ Древа – змея, кусающая себя за хвост. Под такое оптимистичное заявление мы вышли из горизонтального штрека в широкий, словно метростроевский, туннель. Абсолютной тьмы не было – порода едва заметно отсвечивала зеленоватым радиоактивным маревом. Ав подошел к стене и поскреб ногтем прожилку поярче. – Чем сильнее свечение – тем больше в руде Очей Веры. В среднем – одна совушка на тонну. Но иногда встречаются места пожирнее… Взмахнув киркой, он легко вонзил ее в стену на всю глубину жала, а затем одним рывком вывернул из монолита глыбу на сотню кило. Та упала на пол, полыхнула зеленым светом и тут же осыпалась невесомой пылью. Непонятно откуда взявшийся сквознячок поднял её в воздух и окончательно растворил в пространстве. Лишь пара мелких косточек да глиняный черепок напоминали о вскрытом культурном слое. Я невольно поднял брови, а Ав довольно зажмурился: – На выбитом месте – самородок на шесть монет! И как лошары пропустили? – Что это было? – только и смог я спросить. – А я знаю? – Ав пожал плечами. – Сердце святого, капля крови давно погибшего бога, некогда священный источник, прах непорочного дитя, остаток артефакта – да что угодно! Ты не заморачивайся. Наша задача проще, чем у червя, – копай, пока жив. Даже гадить не надо, хотя некоторые умудряются. Руби камень, перерабатывая тухлую породу мертвых миров в первичную материю. Когда-нибудь она послужит материалом для новых миров. Может, это тебя замотивирует? Ну а если попадется что ценное, считай – приятный бонус. Я скривился. Не очень мне по душе такая работа. Чем-то напоминает труд послевоенных польских крестьян. Просеивавших в поисках золота пепел крематориев Треблинки и перекопавших безымянные могилы на десяток метров в глубину. Говорят, деревни вокруг бывших концлагерей были одними из самых богатых в Польше. Горшочек с золотыми зубами и драгоценными камушками был заныкан в подвале каждого двора. – Другие методы заработка есть? Ав забросил кирку на плечо и скептически скривился. – Ну, насаждать свой культ среди богов бесполезно. Мы ведь по сути паразиты. Лишь аккумулируем полученную от разумных Веру. Кто-то тратит энергию на созидание, кто-то – на разрушение. Категорически все – на свое развитие и возвышение. Мало кто заботится о пастве. И только оказавшись тут, понимаешь, что без нее – ты ничто. Тупиковая ветвь божественной эволюции – червь на помойке. Подкармливай корни Древа, пока не сдохнешь. Творец мудр, его величие и иронию познаешь лишь со временем, пройдя полный жизненный цикл… Я кивнул. Примерно так себе схему и представлял. Лично возвращал к жизни позабытых богов и силой веры воплощал божеств фэнтезийных. Задумавшийся на минуту Ав продолжил: – В принципе, некоторые от безысходности, после долгой агонии и отката к первому уровню отказываются от своей божественной сущности. Творец милостив в многообразии данных возможностей… – Зачем? – опешил я. – Идут на сделку с кем-то из крутых богов Цитадели. Начинают в них веровать, фанатично и истово. Они ему энергию, он им – покровительство и защиту. На одну смертную жизнь. Причем последнюю… Ав неожиданно замер, затем поднял руку, призывая к тишине. Пара напряженных секунд – и я уже сам расслышал дробный топот многочисленных ног. Туннель в этом месте изгибался, так что первое, что мы увидели, это отблески фонарей и длинные зловещие тени на стенах. Ав грозно прищурился, вроде даже стал повыше и шире в плечах. Однако шажок к стене сделал, оставляя гостям побольше места для свободного прохода. Уперев кирку в пол, он доминантно расставил ноги и принял независимый вид. Вытаскиваю из инвентаря трофей от зверобога, принимаю схожую стойку. Будет замес? Топот и свет приближаются. Из-за поворота выныривает колонна мелких божков, ростом едва ли по колено. Подозрительно поглядывая и не снижая хода, они прижимаются к дальней стенке и прошмыгивают мимо. В руках – все те же кирки, за спиной – котомки, а в кильватере строя вышагивает крупный зверобог в образе двухметрового седого волка. Предупреждающе оскалив желтые полустертые клыки и обдав нас запахом мокрой псины, он беззвучно пробегает мимо. – Таким вот тяжелее всего, – выждав десяток секунд, сочувственно шепнул Ав. – Всяким мелкокалиберным, нематериальным либо звериным сущностям. Цена за минуту жизни для всех едина – ведро камня. А много ли наскребешь когтями либо настучишь молоточком с крысиный хрен размером? – И как им быть? Ав оглянулся вслед исчезнувшей группе и пожал плечами: – Выкручиваются как-то… Вон, в группы объединяются. Умения комбинируют. У кого чуйка развита, у кого к камню талант, а кто-то защитить может. Жадных до халявы хватает. Да и твари Хаоса, не к ночи будут помянуты… – Тут и ночь есть? – Довольно условная. Зажигают над городом плазменный шар, чтоб падающий пепел сжигать и совсем с ума от серости не сойти… Часть налога на него и уходит. Основной туннель стал забирать вверх. Вдоль стен то и дело мелькали отнорки индивидуальных забоев. Из некоторых доносились глухие удары кирок, приглушенные разговоры, а то и вовсе богатырский храп. Пахло тоже по-разному. Немытыми телами, дешевым пойлом, диким зверем, мертвечиной… Иногда встречались предупреждающие таблички. От лаконичного «МОЁ» – до длинного списка травм, которые получит сунувшийся на чужую территорию наглец. – Это работает? – Я ткнул пальцем в очередную грозную надпись. Ав неопределенно покачал ладонью: – Вне города работает только право сильного. Так что клювом не щелкай. А вот, кстати, и Город… Туннель неожиданно закончился, выводя нас наружу. Щуриться от яркого света не пришлось, вокруг – все та же серая хмарь. Хлопья пепла валятся с потолка беспрерывным потоком. До него недалеко – буквально пара сотен метров. Вокруг – утесы и нагромождения камня. Тянутся к небу сталагмиты, опасно нависают сталактиты. Мягкая порода, как голландский сыр – вся изрыта дырами шахт. Муравьями суетятся многоликие боги. Их много. Реально много. Мириады вселенных за миллиарды лет накопили и отринули достаточно существ божественного уровня. Почти половина – человекообразные. Остальные – порождение больной фантазии негуманоидных рас, а также попытки самих богов уподобиться горнопроходческому комбайну. Четыре руки. Шесть. Восемь… Когти – как жала кирок. Лапы – как экскаваторные ковши. Тело – как метростроевский бур… Интересно, а что бы тут делал тот самый божественный волос с черепа святого или разумный океан? Хотя… Может, часть из вышагивающих, ползущих, летящих божеств и есть аватары неподвластных разуму существ? Опустившихся, растерявших большую часть силы, эдаких бомжей божественного мира… Чуть впереди, на стометровом холме из твердой, отливающей глянцевым мрамором породы высился прикрытый куполом город. Над ним угасал плазменный шар солнцезаменителя. Наступало время условного вечера. Ночь коротка – всего пять часов. Светлое время суток также ужато до коротких восьми. Как объяснил говорливый Авель, это попытка синхронизироваться с нулевым уровнем. На минусах время течет быстрее. А вот верхушка Древа – наоборот, нетороплива в своем развитии. Локальный временно́й поток там в разы медленней. Новым мирам требуются миллиарды лет на формирование и огромное количество первоматерии. Творец позаботился и об этом. Хм. Я задумчиво помял подбородок. Это что ж получается – перекантуюсь здесь лет двести-триста и смогу вернуться в Друмир, прямиком в день гибели смертного тела? Ох, заманчиво! Обнять парней, послушать вечно ворчащего Бэрримора, посидеть на ступенях Первохрама, наблюдая, как резвится в живом саду малышня… Настроение заметно приподнялось. Задача: «Выжить!» – становится все более желанной. Уже более внимательно, с хозяйским прищуром, осматриваю приближающийся город. Задумчиво прикидываю: от верхушки купола до потолка – рукой подать. Видать, когда-то уровень поверхности был значительно выше. Похоже, что у обитателей минус восьмидесятого уровня случались совсем уж страшные времена. Когда высота жизненного пространства рассчитывалась даже не в метрах, а в сутках жизни. Город на холме тому свидетель. Да и следы от кирок на потолке так похожи на исцарапанные голыми руками переборки затонувшей подлодки… Держась настороже, мы запетляли между камнями. Совсем беспредела ожидать не стоит. Понятий и неписаных правил на минусах хватает. Просто чем меньше вокруг свидетелей – тем меньше законов. А при встрече в шахте один против троих законом становится сила, а твари Хаоса – прокурором. Город на уровне был единственным и назывался он без фантазии – Город. Десятиметровые входные ворота из черного камня затянуты пленкой магического щита. На охране – десяток крупных зверобогов под командованием четверорукого гуманоида. Торчащие за спиной рукояти четырех сабель говорили, что перед нами воин, а не шахтер. – По десятке с носа! – заступив дорогу, хрипло прорычал зверобог с головой шакала. Золотые украшения на плечах и короткая набедренная повязка окончательно делали его похожим на древнеегипетского Анубиса. Ав обернулся ко мне: – Ты как, при совушках? Качаю головой. – Нет. Где берут? – К банкомату идти надо. Очки Веры на монеты менять. Да не делай ты такие глаза. Артефакт это. Столб медный, с рунами по кругу. Только они все в городе, хвала Творцу. Иначе отлавливали бы нас в Пустошах, тащили за хобот к ближайшему арту и заставляли бы сливать все, что нажито непосильным трудом. – Услышал. Одолжишь десятку ненадолго? Ав колебался всего секунду. Засунув руку в карман, вытащил две крупные, с царский пятак, серебряные монеты. Протянул стражу. – За двоих! Зверобог, застывший обсидиановой статуей, лишь удивленно качнул головой и отошел в сторону. – Я отдам, – с улыбкой заверил я Ава. Несмотря на всю мультяшность аватара, тот умудрился покраснеть. Отмахнулся, решительно вскинул голову. – Не нужно. Совсем я тут в голема превратился. Подумать только, всемогущий бог Аво… – он запнулся и быстро глянул на меня, – бог Ав испытывает душевные метания из-за десятка овечек. Позорище… Спасибо тебе, что напомнил мне о самом себе. О том, кем я был, и о том, кем я стал! Кукольная маска бога потекла, сменяясь на простодушное лицо с веселыми озорными глазами. Едва заметная хитринка во взгляде рекомендовала не вестись на первое впечатление и относиться к новому знакомому серьезно. – Решил потратиться? – намекаю на стоимость полноценного аватара.