Глава 9 Он тебе понравится. Ты будешь им гордиться. Каждый раз, когда я вижу его лицо, думаю о твоем и о твоем голосе, о том, что могло бы направлять меня на верный путь. Каждый раз думая о твоем голосе, я думаю о монстроподобном чудовище, которое могло бы этим самым голосом шептать мне всякие слова. Будь у меня это существо, у меня был бы твой призрак, и я слушала бы его – таким образом, я в итоге подозреваю, что поступила правильно, а мои томления – это крест, который я должна нести. Это и есть существование в роли Лучезарного Величества, не так ли? Ты так всегда говорил. Хочу думать, что ты и верил в это. Частные записки Ее Великолепия Императора Девятнадцать Тесло, без даты, безопасное хранение, зашифровано Ужасная идея. Какое животное не возвращается после долгой охоты в надежде получить объедки? Но ты не хочешь слушать красочную тейкскалаанскую риторику, да? Ты хочешь что-нибудь конкретное. Как насчет этого: каждый офицер Флота, с которым я встречался, вполне способен набраться достаточной алчности, чтобы сделать небольшой крюк и завоевать Станцию, если его одолеет скука или появится возможность сделать это легально. К черту все это, дай мне поработать еще один год. Ты получишь свою драгоценную изоляцию. * Из письма посла Искандра Агавна Дарцу Тарацу, Советнику по шахтерам, получено на станции Лсел 101.2.11-6Д (Тейкскалаанское летоисчисление) Восемь Антидот вошел в Военное министерство через парадную дверь так, словно его тут ждали. Словно он получил право находиться здесь – а он догадывался, что такое право все же получил. Три Азимут сказала ему прийти, а Ее Великолепие посреди ночи вручила ему странное подтверждение дозволения в виде наконечника копья. Наконечник и приказ: «Узнай, собирается ли Три Азимут выиграть эту войну». Он все еще ощупывал эти слова, словно пустое место во рту, откуда недавно выпал молочный зуб, а новый еще не появился. Что бы это ни значило, он получил двойное разрешение войти через парадную дверь, а не через туннели. Он спрятал наконечник в ящике, где держал рубашки: яркая тяжелая тайна легла среди серого, золотистого и красного цветов. Одиннадцать Лавр ждал его внутри. Восемь Антидот тут же вспомнил, что он даже не прикоснулся к домашнему заданию, и подумал, есть ли у него время развернуться и сделать вид, что он оказался здесь случайно. Времени у него не было, и в любом случае бегство – это детский поступок, а потому он решил отказаться от этой мысли. – Здравствуйте, заместитель министра, – сказал он и слегка наклонился над кончиками пальцев, словно приветствовал ровню. Ему показалось, что он делает что-то нехорошее, неправильное и выдающееся, исходя из допущения, что ему необязательно низко кланяться третьему заместителю министра войны, его наставнику, человеку, который старше его на пятьдесят лет минимум. – Эликсир, – сказал Одиннадцать Лавр теплым, довольным голосом. Выпрямившись, Восемь Антидот почувствовал, как его щеки заливает румянец. Он ненавидел, когда вел себя с такой очевидностью. – Я думаю, вам понравится этот день, – продолжал заместитель министра. – Мы только что получили некоторые разведсведения от Двадцать четвертого легиона, и министр войны считает, что вы, мой юный друг, должны увидеть, как аналитики будут работать с ними. – Мне бы очень этого хотелось, – сказал Восемь Антидот, пытаясь вспомнить, кто командует Двадцать четвертым легионом. Не яотлек Девять Гибискус – в Каураане был Десятый, именно Десятый был опасно лояльным легионом, – а другая женщина с астрономическим значением существительной части ее имени. Он когда-то давно провел одну операцию с Двадцать четвертым, делая домашнее задание, это случилось в самом начале занятий с ним Одиннадцать Лавра. Но он знал, что Двадцать четвертый – один из легионов яотлека Девять Гибискус общим числом шесть, действующих на линии фронта. – Не из Десятого? – спросил он, следуя за Одиннадцать Лавром по лабиринтам Военного министерства. – Интересно. – Хорошее наблюдение, Эликсир, – сказал Одиннадцать Лавр. – Нет, наши разведсведения поступают прямо от капитана Флота Шестнадцать Мунрайз по реле быстрого действия через гиперврата. Настолько для министерства важно получать эту информацию моментально. Мне самому крайне интересно, что она хочет показать нам на сей раз. «Шестнадцать Мунрайз». Восемь Антидот должен запомнить это имя, по крайней мере он теперь понял, о какой астрономической его части может идти речь[11]. Запомнить имя будет гораздо легче, когда она перестала быть набором голограмм на стратегическом столе, а превратилась в капитана Флота, который в обход своего яотлека и даже вопреки его приказу отправил разведсведения министерству в Городе. Впервые Восемь Антидот задумался: знает ли Девять Гибискус, что в министерстве есть элементы, отправившие ее на войну в надежде, что ее там убьют? Он подумал и решил, что знает. Она была неглупа. Никто из тех, кто имеет такую лояльность от подчиненных, которыми управляет, не бывает глупым – он был абсолютно уверен. Но, может быть, Девять Гибискус была из тех, кто считал, что преданность защищает, что поскольку все ее солдаты так сильно любят ее, а она любит империю – не может не любить, если Девятнадцать Тесло сделала ее яотлеком, – то и министерство будет любить ее и защищать. Это казалось ошибкой, которую могло совершить лицо, ставящее преданность во главу угла. Он должен не забывать об этом и не совершить такой ошибки, когда станет императором. Преданность не передается по наследству, не двигается беспроблемно вверх и вниз по цепочке подчинения. Цепочка может порваться, может изменять направления. В особенности если кто-то другой, влиятельнее, вмешивается в движения информации, как это делает сегодня капитан Флота Шестнадцать Мунрайз. На сей раз Одиннадцать Лавр не повел его в одну из стратегических комнат. Вместо этого они поднялись лифтом в центр Ладоней, прошли через несколько пропускных пунктов, строжайше охраняемых солдатами Флота, и оказались в месте, которое, вероятно, было личным кабинетом министра Три Азимут. Здесь он увидел множество красивых звездных карт: они висели на стенах и представляли собой тейкскалаанское пространство глазами художника. Гордость Тейкскалаана висела за спиной министра – огромное и сверкающее мозаичное полотно в раме, темные кристаллики и золотистые, лучистые звезды, изготовленные из осколков стекла, размером меньше самого маленького ноготка на пальце Восемь Антидота. Это была знаменитая работа под названием «Мир», иногда ее называли просто «Тейкскалаан» – карта всех мест, куда дотянулась империя, какой она была двести лет назад, когда эту карту сделал мастер Восемнадцать Корал. Восемь Антидот видел эту карту на голограмме, записанной на инфокарту, но никогда прежде в реальности. Конечно, эта работа висела за столом министра войны, и Восемь Антидот никак не мог ее видеть. Карты были здесь повсюду: на большом столе перед рабочим местом министра, некоторые в виде голографических изображений, некоторые на бумаге. На рабочем столе они лежали стопками, другие были приколоты к стене и перекрывали собой знаменитые произведения искусства. Министр Три Азимут сидела среди всех этих карт, как птица в хорошо выстланном гнезде, ее облачная привязка поблескивала серебристо-белыми лучами и прозрачным стеклом, за которым виднелась искалеченная ушная раковина, ее волосы были убраны в ровную прическу, похожую на темную чашу. Восемь Антидот сглотнул, его горло неожиданно сжалось. Он отвернулся от нее, чтобы посмотреть на других чиновников министерства, сидевших за столом справа и слева от нее. Он увидел заместителя министра Семь Астру, мастера логистических цепочек, руководившего Второй Ладонью, его подчиненных, легко узнаваемых по направленным влево указующим перстам на плечевых накладках. Рядом с собой он видел Двадцать Два Нить, главу Пятой Ладони, главную по вооружениям, два года назад она приходила, чтобы презентовать новую разновидность космических двигателей предку-императору Восемь Антидота. Восемь Антидот заснул во время ее презентации, но он тогда был совсем маленьким. Сегодня он бы ни за что не заснул. Подчиненные Одиннадцать Лавра ждали его на другой стороне стола: две незнакомые Восемь Антидоту женщины, у обеих плечевые накладки рядом со знаками различия – руками, направленными вниз, знак Третьей Ладони. Два пустых стула – один для Одиннадцать Лавра, другой для него, словно так оно и должно быть. Словно он не мальчик одиннадцати лет. В конце стола напротив министра было пустое место, на котором сидела бы император, если бы ее пригласили. Считалось, что, если обсуждаемый вопрос важен, император должна присутствовать. Вероятно. Если только Военное министерство не скрывало что-то от Девятнадцать Тесло. Но теперь он должен приглядывать за этим, верно? Быть внимательным, проявлять осторожность. Вот о чем она просила его посреди ночи. – Одиннадцать Лавр, – сказала министр, приветственно кивнув, потом посмотрела направо от него и сказала: – Ваше сиятельство Восемь Антидот. Благодарю вас обоих за то, что пришли. Я как раз собираюсь предложить всем просмотреть материал, присланный капитаном Флота Шестнадцать Мунрайз. Материал пришел по быстрой сети несколько часов назад, коммуникация первоочередной важности. Восемь Антидот обрадовался, когда с началом показа свет в кабинете притушили, а потому никто из присутствующих не мог видеть румянца на его щеках, горевших оттого, что Три Азимут обратилась к нему напрямую и использовала его официальный титул. Его это смутило и позабавило. Многие люди обращались к нему «Ваше Сиятельство», и он обычно ничуть не краснел при этом. На голограмме капитан Флота Шестнадцать Мунрайз из Двадцать четвертого легиона напоминала статую на площади, видимую только в верхней части от пояса в наилучшем качестве воспроизведения и витающую над столом. Она склонилась над пальцами, вернее, сделала это часов шесть назад. Точнее, шесть с половиной – столько времени ушло на прохождение всех гиперврат между линией фронта и Городом даже на самом быстром передатчике и при переброске через сектор самыми мощными станциями повторителей. Где бы она ни находилась шесть часов назад, помещение это было тускло освещено и имело металлические стены. Какой-то корабль, скорее всего. Она была одна. – Сообщение министру Три Азимут, – сказала она. – Приоритет. Код безопасности «Гиацинт». Говорила она тихо, и этой громкости хватало, чтобы записывающее устройство могло уловить все звуки, но недостаточно, чтобы кто-то мог ее подслушать. Восемь Антидот никогда прежде не слышал о коде «Гиацинт». Он посмотрел на лица взрослых за столом, на них не было ни очевидного удивления, ни сосредоточенности. Только внимание. «Флот сумел заполучить труп одного из врагов и провел его вскрытие. Официальный отчет о результатах вышлет яотлек Девять Гибискус, я в этом уверена, как уверена и в том, что отчет будет точен, но короток. Я своими глазами наблюдала конец аутопсии. Эти инородцы – млекопитающие, вероятно, падальщики и плотоядные, а также всеядные, судя по строению зубов. Но более важно то, что яотлек пригласила на вскрытие специального уполномоченного из министерства информации. Уполномоченный привела с собой иностранку со станции Лсел. Я прилагаю визуальное изображение этого станциосельника. Я считаю, что Лсел, возможно, пытается оказать дипломатическое воздействие на решения яотлека Девять Гибискус через персону уполномоченного из министерства информации, которому Девять Гибискус поручила инициировать протокол первичного контакта. Я полагаю, что Ладони должны учитывать вероятность того, что в министерстве информации могут работать личности, скомпрометировавшие себя, или что станциосельница может покушаться на суверенитет Тейкскалаана. Посылая это сообщение, я исполняю свой долг принявшего присягу офицера Флота. Да процветают Тейкскалаан и император еще тысячу лет. Конец кода шифрования “Гиацинт”». На этом голографическое послание заканчивалось, Шестнадцать Мунрайз исчезла, словно ее и не было. Свет снова включился на полную. Министр Три Азимут откинулась на спинку стула, сплела пальцы перед грудью. Она не казалась человеком, которому только что сообщили об иностранном дипломате, вступающем в заговор с дерзким агентом разведки, пустившимся во все тяжкие на войне, выиграть которую они пока не имели ни единого шанса. Восемь Антидот хотелось бы когда-нибудь выглядеть столь уверенным. Она была миниатюрной, лишь чуточку выше, чем он, и в то же время держала под полным контролем все шесть Ладоней, была властителем всей военной мысли империи. Она мигнула за облачной привязкой, и вместо голограммы Шестнадцать Мунрайз над столом появилось двухмерное изображение высокой женщины в жакете иностранного фасона и брюках, с высокими скулами и кудрявыми волосами. Изображение было нечетким по краям и снято под необычным углом. Восемь Антидот предположил, что это стоп-кадры с видеокамеры наблюдения, но лицо было ему знакомо. Он тысячу раз видел его во множестве новостных сводок после смерти Шесть Пути. Он видел его и вблизи: в одной из садовых комнат во Дворце-Земля, в саду хуэцахуэтлов, куда он ходил смотреть, как дворцовые певчие птички пьют нектар цветов и улетают, но не дальше чем им позволяет невидимая сеть. Та женщина тогда даже говорила с ним. – Итак, – сказала Три Азимут. – Что мы думаем о бывшем после со станции Лсел Махит Дзмаре? Она, если вы помните, обратилась к нам с искренней мольбой обратить внимание на угрозу со стороны инородцев – ее речь транслировали накануне смерти императора Шесть Пути. Именно она указала нам направление нынешней войны. А теперь эта почтенная персона оказалась на корабле «Грузик для колеса». В саду, в месте обитания снующих туда-сюда птах, самых маленьких в Тейкскалаане птах, с красными и золотистыми крыльями, Дзмаре сделала ему странное предложение. Она сказала: «Вы очень могущественная юная личность, и если у вас все еще сохранится желание, когда вы станете зрелым мужем, для станции Лсел будет большой честью принять вас». Он уже тогда знал, что на такие слова нельзя отвечать «да»: она была потерянной, пьяной и грустной, но все же пыталась найти способ влияния на него. Он показал ей, как кормить хуэцахуэтлов нектаром с ладони, а потом выпроводил ее. Он спрашивал себя, что ей удалось узнать тем вечером и что заставило ее сначала спешно улететь из Тейкскалаана, а потом добраться до самой зоны боевых действий. Восемь Антидот сидел прямо, внимательно слушал. Он должен будет передать этот разговор Ее Великолепию императору. Даже у маленьких шпионов есть тайны, подумал он и сам удивился степени собственной удовлетворенности этой мыслью. Как выяснилось, Военное министерство не любило Махит Дзмаре – по крайней мере, некоторые его представители. Она была варваром, с этим никто не спорил, и второй заместитель министра Семь Астра, тоже из новеньких, как министр Три Азимут и сама император, не питал к ней добрых чувств. Главным образом, казалось, из-за того, что она была варваром и прибыла на фронт без присмотра, имея, вероятно, дипломатические полномочия. Но, похоже, вины Дзмаре не было – с варварским происхождением она ничего не могла поделать, как и с тем, что уполномоченный министерства информации пригласил ее. Если только она каким-то образом сама не вынудила уполномоченного к этому. До нее послом от станции Лсел был некто Искандр Агавн. Он принадлежал к людям, которые умели вынуждать других делать то, чего сами они от себя никак не ожидали. Восемь Антидот не знал его, только помнил очертания лица и то, как предок-император любил его компанию. Агавн либо сильно не любил детей, либо его занимали более интересные вещи, чем разговор с одним из них. Но он все время проводил во дворце. Он дружил со всеми. Пока не умер. Может быть, все послы Лсела были такими? Восемь Антидот все еще обдумывал, полезна или нет на фронте способность провоцировать людей действовать так, как они обычно не действуют, когда Одиннадцать Лавр сказал: – Министр, моя главная озабоченность касательно Дзмаре не имеет никакого отношения к ее варварскому происхождению. Меня беспокоит ее способность воздействовать на ситуацию вокруг нее. Ее дестабилизирующая способность. – Продолжайте, – сказала министр Три Азимут. – Как вы все время напоминаете мне, заместитель, вы находились здесь, когда Дзмаре оказалась вовлеченной в неприятные обстоятельства, сопутствовавшие восхождению нашего императора на трон, тогда как меня здесь в то время не было. Может быть, в ее деятельности есть какая-то специфика, которая, на ваш взгляд, может считаться подозрительной? – Вы были заняты в Накхаре, и у вас наверняка не хватало времени, чтобы обращать внимание на такие мелочи, – сказал Одиннадцать Лавр. Восемь Антидоту это показалось невинным утверждением, которое не заслуживало промелькнувшего на лице Три Азимут недовольного выражения. Она ведь и в самом деле была в Накхаре, военные губернаторы по должности своей люди занятые, почти такие же занятые, как императоры. – Дзмаре – и силы, с которыми она вступила в союзнические отношения или которые сочли ее полезной, – игнорирует все протоколы. Она игнорирует всю историю – она, как и Агавн до нее, просто приходит с блаженной улыбкой и делает то, что считает необходимым. Если институтами нашей империи пренебрегать, то все наши процессы замедляются или ликвидируются – какое ей до этого дело? Лицо Три Азимут было совершенно неподвижным. – Мой дорогой заместитель, – сказала она, – как я полагаю, вы имеете в виду досрочную отставку моего предшественника Девять Тяги. Восемь Антидот вдруг понял, насколько Одиннадцать Лавр был старше Три Азимут, и задумался, при скольких же министрах войны он служил. Достаточно ли их числа, чтобы Одиннадцать Лавру не стоило волноваться, когда нынешний министр намекает, что не видит его лояльности? Они ведь сейчас об этом говорили? Ему казалось, что он наблюдает за разговором, который начался уже давно, задолго до этого заседания. Одиннадцать Лавр испустил смиренный вздох, морщины на его лице стали еще глубже. – Министр, меня беспокоит не судьба Девять Тяги. Она, надеюсь, наслаждается нынешним положением отставника, но она больше не министр, верно? Беспокоит меня то, насколько император доверяет нам, тем, кто служит в министерстве войны, теперь, когда Девять Тяга покинула свой пост, а яотлек Один Молния был отставлен с позором. А еще беспокоит, насколько Ее Великолепие в делах Флота доверяет таким персонам, как Дзмаре, или уполномоченным из министерства информации, или кому угодно вне Флота. Это все, министр. – Это никогда не все, – сказала Три Азимут. Восемь Антидот попытался перебрать в голове то, что сейчас сказал замминистра и осмыслить услышанное. Доверяет ли на самом деле Девятнадцать Тесло министерству войны, которое сейчас защищает Тейкскалаан от невероятно опасных чужеродцев? Он осмыслял услышанное, напуская на лицо бесстрастное по мере сил выражение, невозмутимое, как у взрослых, спокойное, как у человека, который в этот момент вовсе не пытается собрать трудный пазл из отдельных частей. Но император послала его шпионить за Военным министерством, ведь так? Может, это означало, что Одиннадцать Лавр прав. Он не мог разобраться в собственном отношении ко всему этому. Совсем не мог разобраться, кроме той части, в которой это навевало на него ужас. * * * Сообщение, к которому они пришли, длилось десять секунд и состояло из четырех звуков, составленных из вырезок, сделанных ими из перехваченного и повторенного дважды сообщения. Насколько смогла понять Махит, на основании способности коммуницировать с помощью звуковых волн, которые вызывали у нее тошноту, перехват сообщал в последовательности что-то вроде «опасное приближение», «инициация контакта», «ура, мы победили», а потом – используя обретенное ими неприятное знание о возможности усиления степени воздействия – проиграли «инициация контакта» с двух противоположных сторон одновременно, с добавлением поверх этого «ура, мы победили». Потом повторили все с самого начала. Она не была уверена, что их с Три Саргасс обращение означает «приходите поговорить лично, все будет хорошо», и это было… что ж, с таким ограниченным начальным набором это было лучшим, что они могли сделать. Может быть, на их послание придет ответ, пусть не в лице живого инородца-переговорщика, но хотя бы в виде новых шумов, с которыми можно будет работать. Они закончили работу, и в тот же миг хрупкий мир, воцарившийся между ними, треснул, как стакан, уроненный на пол. Три Саргасс имела угрюмый вид и пребывала в молчаливом недоумении. Махит чувствовала полное изнеможение. Она ни в коем случае не хотела такой ссоры между ними… <Неправда, – сказал Искандр. Внутри головы его голос был в точности похож на ее, словно ее собственные мысли направлялись какой-то внешней силой, приходили ей в голову с чужеродной неожиданностью. – Ты хотела этой ссоры со дня соревнований по ораторскому искусству на дне рождения Шесть Пути, когда увидела, как легко ей дается быть тейкскалаанкой. Поэтические соревнования, все ее блестящие друзья и то, как по-дружески она относится к инородцам. Ты захотела быть такой. Ты просто надеялась, что не придется ссориться>. Она ненавидела, когда он говорил голосом всезнайки. Можно подумать, его жизненный опыт, на двадцатилетие превышавший ее собственный, бурные ночи, проведенные в одной постели с императором – его текущей и прошлой версиями, – сделал его экспертом по ее душевному состоянию. Правда, он находился внутри ее эндокринной системы. Он знал все о ее чувствах, потому что сам чувствовал то же самое, и они с каждым днем становились все ближе друг к другу. Более интегрированными. Ее руки болели вспыхивающей болью локтевого нерва. Голова тоже болела, словно она долгое время сдерживалась, не позволяя себе заплакать. «Я хочу, чтобы она поняла, какую боль доставляет мне», – сказала она мысленно, пока Три Саргасс переносила их послание на новую инфокарту, запечатывала ее с помощью своего пломбировочного комплекта – воска огненно-оранжевого цвета в тон ее идеальной, вызывающей раздражение форме. «Я хочу, чтобы она… заметила сама, когда дойдет до этого, без подсказки». <Она тейкскалаанка, Махит. Они не замечают, пока ты им не скажешь. Один раз, другой, третий, но даже и тогда…> Слайд сенсорной памяти и томление, странная комната с зеркалами их совместного разума отражает осколок времени: форма лопатки Девятнадцать Тесло, ее очертания едва видны в слабом свете раннего утра во Дворце-Восток. Как Искандр ощутил прилив ужасающей, сладкой нежности – однажды утром незадолго до того, как Девятнадцать Тесло с полным пониманием и молчаливым согласием дала разрешение на его убийство. Дала разрешение удушить его под внимательным присмотром Десять Перла, министра науки. И все же сенсорная память сохранилась, несмотря на смерть и неумело проведенную имаго-хирургию. Махит посмотрела на Три Саргасс и почувствовала отзвук той нежности, того предательства. «Она не собирается убивать меня, чтобы спасти своего императора от разоблачения», – нарочито подумала она. <Не недооценивай ее, – пробормотал Искандр. – Я на твоем месте не стал бы этого делать>. «Ты и есть на моем месте». <Ей нравится Махит Дзмаре, а не Искандр Агавн. Если вообще нравится хоть какая-то наша часть после всего, что мы ей наговорили>. – Я собираюсь представить это яотлеку, – сказала Три Саргасс, легко и холодно, засовывая инфокарту в карман своей формы. – Я непременно укажу, что бо́льшая часть работы – твоя. Спасибо.