Вот что делало с ней воображение – плодило абсурды, утешительные для разума. Девять Гибискус подозревала, что ей предстоит увидеть нечто гораздо хуже, чем все, что она видела прежде. Она ошибалась. И это было ужасно. С хирургического стола, который она увидела, исчезли все стандартные подкладки и подушки, предназначенные для удобного расположения человеческого тела, остался только голый металл, а на нем что-то, похожее на животное. Даже никакое не жуткое. Просто новое. Его уже раздели – сняли одежду, которая представляла собой нечто, пошитое из темно-красной материи боевого применения, и пошитое хорошо. Кто-нибудь проанализирует это позднее, хотя уже сам факт, что они носят одежду, имел немалое значение. Но теперь все внимание было сосредоточено на самом существе. Девять Гибискус подошла поближе, достаточно близко, чтобы понять, что оно в живом состоянии превосходило ее на добрых полтора фута. У обнаженного инородца было четыре конечности, как и у большинства двуногих. Две задние были толстыми и короткими, мощными в районе бедра под длинным торсом. Две передние были слишком длинными по человеческим стандартам, имели четырехпалые ладони, пальцы заканчивались кругловатыми когтями с декоративными насадками, изготовленными из чего-то яркого, похожего на пластмассу, пронизанную серебристым проводом. «Видимо, это пилотажный интерфейс», – зачарованно подумала Девять Гибискус и продолжила внимательно осматривать тело. Кожа была в крапинках – возможно, вследствие травмы или пребывания в вакууме, но она решила, что это особенность кожи: пятнистость повсюду, включая шею. С шеей что-то было не так. Она имела слишком большую длину – в половину торса. Такую шею легко согнуть или разорвать, она была гибкой, насыщенной мышцами, на ней сидела голова, представлявшая собой сплошную челюсть: распахнутый рот, хищные зубы, неровные и массивные, отчасти прикрытые темным высунутым языком. Глаза смотрели вперед, как человеческие, но смотрели невидящим, затуманенным взглядом, левый глаз разорвало во время смерти, которой он умер, какой бы она ни была. Глаза хищника, подобные глазам человека. Уши его представляли собой чашки, сдвинутые к затылку и слегка поросшие волосами. Почему-то именно это показалось ей худшим в его внешнем виде. Эти уши походили на уши мягких котообразных каураанских зверьков, которые мурлыкали, плодились в вентиляционной системе и раздражали Двадцать Цикаду. Такие же уши были у этого существа, в целом безволосого, падальщика, который уничтожал ее Флот. – Оно млекопитающее? – спросила Девять Гибискус. Она знала, как убивать млекопитающих. У них всех была довольно-таки стандартная физиология. Например, сердце располагалось в груди. – Оно не насекомое и не рептилия, – сказал медик. – Возможно, млекопитающее. Мужского пола. – Он сделал движение рукой. Девять Гибискус кинула взгляд на область половых органов и кивнула. – Я буду знать больше после вскрытия. – Тогда приступайте, – сказала она. – Разузнайте, как оно функционирует, чтобы мы решили, как оптимальным путем прекратить это функционирование. Интерлюдия Это происходило не в первый раз. Место: в глубине Бардзравандского сектора, достаточно близко от Анхамематских врат, чтобы дискретность пространства возле них начинала воздействовать на видимость. Человеческие глаза – как и все другие глаза, любые, которые функционируют на старой доброй модели рефракции и отражения, модели сосредоточения на сетчатке света, его преобразовании в изображение, передающееся от одного нейрона к другому, – не могут увидеть, что гиперврата совершают с пространством-временем. Сосредоточение света в какое-либо связное изображение страдает одним дефектом. Коллапсом смысла. Такая дискретность дрожит, сотрясается, распространяется. Часть ее откалывается. Как следствие рябь устремляется в черноту, по образу камня, упавшего в воду. Отчасти уловленное отражение стаи рыб, сверкнувшее один раз, отразив свет своей чешуей, а потом изменив в совместном движении направление – исчезнувшее. Вовсе не в первый раз такое случается, а когда оно случилось в предыдущий раз… вскоре после того как Декакел Ончу держала руку своего перепуганного насмерть пилота и воображала, как подрагивающая чернота между звездами может преобразоваться в голодные кольца с пастями, как у миноги. Как эта темнота может поглотить всю полноту имаго-линий, прежде чем появится хотя бы малейший шанс сохранения памяти. В предыдущий раз не было никакого устойчивого потока тейкскалаанских военных кораблей через Дальние врата. Ончу надеялась, что если Дарц Тарац использовал всю станцию Лсел как наживку для Тейкскалаана в надежде вытащить империю из ее схрона и бросить в пасть этих кораблей-колец, то по крайней мере в пастях кораблей-колец перестанут гибнуть ее пилоты. Она надеялась, но теперь и в этом было отказано. Послание приходит, громкое и кричащее, отчаянный, сдавленный вопль по трансляции дальнего радиуса действия: «Они прячутся в гипервратах, они и ВЫГЛЯДЯТ, как гиперврата, они преследуют меня, мои скоростные ограничения не позволяют мне…» Ончу, сидевшей в каюте Центра управления пилотов, который она считала истинным сердцем Лсела, невзирая на всю веру «Наследия» в то, что им является хранилище имаго-машин, не оставалось ничего иного, как просить своего пилота не возвращаться домой. Не приводить за собой это ненасытное чудовище, которое, по мнению Тараца, может сожрать империю, к хрупкой оболочке станции Лсел. Этот поступок был худшим в ее жизни. Когда придет время умирать, она будет умирать с мыслями об этом, о занозе, добравшейся наконец до ее сердца после многих лет медленного движения по ее плоти. Она посылает такое сообщение в транслятор дальнего радиуса действия: «Проходи через гиперврата. Если они будут тебя преследовать, позволь им преследовать тебя. Дзох Анджат, – так звали ее пилота или имаго этого пилота во всех их итерациях, – я с тобой. С тобой весь Лсел, проведи их через гиперврата в надежде, что империя с другой стороны готова тебя принять. Я буду слушать… Она не получает ответа – только позиционный сигнал. Небольшой сдвиг в этой дискретности вокруг Дальних врат. Дзох Анджат и ее преследователь пролетели через врата. Чтобы исчезнуть. Декакел Ончу очень хорошо умеет слушать, и она остается у своих инструментов в течение долгих часов. Но она больше никогда не услышит посланий от Дзох Анджат. Дзох Анджат, послушная и патриотично настроенная, встретила смерть – но не ту, которую ожидала. Тейкскалаан действительно находится по другую сторону Анхамематских врат, но он видит лишь состоящую из трех колец пасть вражеского корабля, его не волнует судьба малого патрульного, погибшего в пламени их выстрела из энергетического оружия. Это ничуть не волнует. Возможно, Тейкскалаан просто ничего не заметил, а может, и заметил или не оставил без внимания, но исключительно ради собственной безопасности. Потому что одному из пилотов Семнадцатого легиона, который видит, как материализуется рвущаяся дискретность, это кажется фланговой засадой. Декакел Ончу не может слышать пение «мы», совсем не может слышать. Не так, как если бы затухание числа голосов на корабле колец изменяло не громкость пения, а лишь его форму. Она думает языком, в конце концов. Она думает языком и вдруг обнаруживает, что слезы разрывают ее душу, что она ждет голосов, которые никогда не придут к ней, по крайней мере, пока она жива. Глава 8 …хотя Одиннадцать Станок три индикта оставался среди эбректи, он не обеспечивал ученых империи тем, что называется физиологической информацией. Его «Письма» представляют собой философское и нравственное исследование, и, возможно, не следует ожидать, человек может дать и духовное толкование жизни среди инородцев, и точное описание их физических привычек, развития, диеты и патологических проявлений. Но одна только выразительность почти полного отсутствия в тексте практической информации означает, что читатели «Писем» в гораздо большей степени знакомы с умонастроениями Одиннадцать Станка, чем с телом эбректи – или с какими-либо другими их особенностями. Мы отправили поэта туда, куда следовало отправить целую команду исследователей-иксплантлей. Введение в научный комментарий к «Письмам с нуминозного фронтира», написанным по поручению иксплантля Два Подвески, главы отделения медицинской этики в Мемориальной обучающей больнице имени Двенадцать Солнечной Вспышки. >> ЗАПРОС / автор: ОНЧУ (ПИЛОТЫ)/ «Реимплантация» >> В базе данных не существует никаких документов, касающихся «реимплантации». Пожалуйста, уточните ваш запрос и попробуйте еще раз. >> ЗАПРОС / автор: ОНЧУ (ПИЛОТЫ)/ «Ремонт имаго» >> найдено 237 результатов. Показать? Уточнить запрос? >> УТОЧНИТЬ / автор: ОНЧУ (ПИЛОТЫ)/ «хирургический» ИЛИ «посттравматический» >> найдено 19 результатов. Показаны в алфавитном порядке… данные о запросах, сделанных Декакел Ончу, 92.1.1-19А в Лселскую медицинско-исследовательскую базу данных (Тейкскалаанское летоисчисление) По другую сторону последних гиперврат между ними и войной располагался Флот. Или, по крайней мере, шесть легионов этого Флота и куча кораблей поддержки, носившихся между громоздким изяществом крупных истребителей, флагманов и крейсеров. Их было столько, что они затмевали звезды. Правда, звезд в небе было не так уж и много. Махит знала этот сектор пространства, хотя никогда не бывала здесь прежде – на ресурсы сектор был небогат, контролировал его Тейкскалаан, а станция Лсел наблюдала за ним и практически больше ничего не делала. Именно в этом месте Дарц Тарац впервые и заметил инородцев, за прослушиванием которых она провела шесть тошнотворных часов. Махит сто раз прокрутила звукозапись, пока не обрела уверенность, что, если ее разбудить посреди ночи, она сможет повторить эту последовательность помехового шума и металлического лязга в остаточном образе звука. В этом секторе исчезло немалое число пилотов Лсела, что выстроилось в закономерность, которую заметил сначала Тарац, а потом, спустя время, Декакел Ончу. Они заметили это, взяли на заметку, а потом использовали. Тем не менее звезд здесь было маловато. Ни звезд, ни небес, как на Городе или любой другой планете, а только огромное количество тейкскалаанской огневой мощи. Все корабли были исключительно красивы. В детстве Махит насмотрелась фильмов-биографий с такими страшными сценами, что от них перехватывало дыхание, потому что неизбежно возникала мысль о том, что способен сделать Флот с планетой. Не со станцией – никогда не со станцией, неизменно с планетой, всегда находящейся очень далеко, но экстраполяции давались Махит без труда. Насмотрелась она и сериальных драм о жизни на одном из кораблей тейкскалаанского легиона, в которых герои носили форму, а в свободное время устраивали поэтические соревнования. От этого тоже перехватывало дыхание. Черт, она глотала все это, как сахарные пастилки. Она, вероятно, все еще могла объяснить сюжеты, витиеватые любовные истории, политику и многосезонные сделки между фракциями, но вот она здесь, и даже после всего, что случилось с ней в Городе три месяца назад, она все еще сомневалась. Головокружительно и обреченно. То ее «я» которое переживало происходящее, и то, которое это происходящее оценивало, сомневались: «Неужели это все происходит, когда я чувствую, что это не сон? Неужели это все происходит, когда я чувствую себя цивилизованным человеком?» И то «я», которое говорило, как Искандр, мрачное и смешливое: «Неужели это все, когда я забываю, что такое чувствовать себя станциосельником? А как насчет теперь? Мы все еще Махит Дзмаре?» Она воображала себе Флот, страшилась его и восхищалась им, и видение Флота все еще вызывало глубокий разрыв. У Три Саргасс таких проблем не было. Она без труда завоевала расположение или, по меньшей мере, интерес одного из офицеров связи «Жасминовой глотки», и теперь, когда они были на расстоянии оклика от самого главного из всех флагманских корабля Флота, «Грузика для колеса» яотлека Девять Гибискус, она наклонилась над плечом этого офицера и переключила трансляцию на себя. – Говорит специальный уполномоченный Три Саргасс, нахожусь на борту корабля обеспечения «Жасминовая глотка», – сказала она. – Приветствую флагманский корабль «Грузик для колеса»! Вы обращались в министерство информации, насколько я понимаю? Наступила долгая пауза, более долгая, чем время, за которое сигнал прошел досветовое расстояние между двумя кораблями. Махит представила себе другой мостик: Она их удивила? Вызвала раздражение? Может быть, их не оповестили о прибытии Три Саргасс? Наконец она получили ответ: прилетевший дугой голос, гладкий, без какого-либо акцента, словно тот, кто говорил, научился тейкскалаанскому, слушая новостные сводки по радио, а то и сам был диктором. – Добро пожаловать в Десятый легион, уполномоченный. Говорит икантлос-прайм Двадцать Цикада, действующий адъютант яотлека, она выражает сожаление в связи со своей занятостью в настоящий момент, вследствие которой не может надлежащим образом встретить вас. – Оставим формальности имперскому суду, – ровным голосом сказала Три Саргасс. – Здесь у нас поле боя. Я с нетерпением жду возможности поговорить с яотлеком, когда у нее будет время. Мы вскоре будем на вашем борту, адъютант, прибываем на грузовом корабле с вашими поставками – это шаттл «Жасминовая глотка». – Мы? – переспросил голос, и Махит подумала: «Что ж, хватит уже играть в простушек». – Да, мы, – с энтузиазмом подтвердила Три Саргасс. – Я везу с собой консультанта-лингвиста. Она – варвар, но не настраивайтесь против нее. Она блестящий специалист. На этом она оборвала разговор с адъютантом, человеком, который был вторым лицом в Десятом легионе. Махит не могла решить, то ли она в ужасе, то ли у нее приступ гордости, то ли она просто восторженно, отвратительно заинтригована. Она смотрела, как Три Саргасс выпрямилась, сверкнула офицеру связи широкоглазой тейкскалаанской улыбкой, выгнула спину, сплетя руки на пояснице. «Готовится, – подумала Махит. – Мне тоже пора». – Консультант-лингвист? Так меня теперь следует называть? – спросила она. Три Саргасс пожала плечами, точнее, сделала быстрое движение одним плечом и одной рукой. – Если ты хочешь отправиться в качестве посла Лсела в Тейкскалаан, я смогу тебя представить заново, когда мы туда доберемся. Она скользнула теплыми пальцами по запястью Махит, проходя мимо, и та легко последовала за ней, думая о цветах, которые поворачивают свои бутоны к солнцу, и о менее приятных тропизмах[9] – гравитационных колодцах и тяге насекомых к продукту разложения. – Кстати, Махит, если ты хочешь быть послом Лсела, есть ли у тебя полномочия вести переговоры с орущими инородцами от имени твоей станции? <Не вижу причин их не иметь, – пробормотал Искандр. – Никто другой этого не сделает, а ты уже на месте>. Ах, черт побери, почему нельзя быть послом и дипломатом! Почему нельзя снова быть полезной, иметь власть и помещение, чтобы пользоваться им – во благо Лсела и Тейкскалаана? Делать что-то большее, чем спасаться бегством, быть чем-то большим, чем агентом Тараца по разрушению империи изнутри. Делать что-нибудь! Ангар шаттла снабжения «Жасминовая глотка» быстро загружался – ящики серого металла следовали один за другим, их уносил внутрь корабля тейкскалаанский контейнер. Три Саргасс и Махит подошли к ящикам на конвейере, словно тоже были грузом, хотя Махит сомневалась, что им позволят таким способом физически переместиться внутрь. – Конечно, я имею необходимые полномочия, – сказала Махит. – Никто не лишал меня звания посла, Три Саргасс, что бы там ни говорила советник «Наследия». – Она ничего такого не говорила, – сказала Три Саргасс с ноткой заинтересованности в голосе, проскальзывая внутрь шаттла. Оглянувшись через плечо, она добавила: – Имей это в виду. «Черт побери!»