– Я всегда думала, что ты вместе с сестрами откроешь кафе. – Да они просто взяли и сделали это без меня, но это к лучшему. Ты же пробовала мою стряпню, – ухмыляюсь я, думая о том случае, когда я сделал лепешки-тако на всю семью, но забыл про приправы. Мне годами не давали об этом забыть. После этого я наотрез отказывался даже заходить на кухню. – Я привез тебе обед. Ты хочешь есть? Я поднимаюсь, иду на кухню и достаю салат из сердцевины пальмы, который купил в ее любимом бразильском стейкхаусе чуть дальше по улице; салат вместе с бутылкой воды и мамиными таблетками я ставлю на металлический столик-поднос. Когда я возвращаюсь в ее комнату, она уже сидит в угловом кресле и переключает каналы на тридцатидюймовом телевизоре, стоящем на старом комоде. Через минуту она останавливается на телевикторине «Рискуй!», и почти сразу же веки ее начинают трепетать. Маму постоянно клонит в сон, но она борется с этим. – Спасибо, meu amor[4], – говорит она, когда я ставлю перед ней обед. Снова коснувшись пальцами моей щеки, она улыбается. – Ты так добр ко мне, Исайя. Я не заслуживаю такого сына, как ты. – Мам, не говори так. Ты заслуживаешь tudo. Ты заслуживаешь всего. Когда-то она была женщиной, полной жизненной силы. Она была не способна сидеть на месте дольше двух минут, она учила своих детей, рожденных в Америке, всем бразильским колыбельным, которые только могла вспомнить. У нее был заразительный смех, длинные темные волосы ниспадали ей на спину, а гардероб был полон нарядных вещей. Альба Торрес всегда была самым ярким человеком в любой компании – в прямом и переносном смысле. Ее страсть к жизни передавалась другим, а ее личность была столь всеобъемлющей, что ее стройное невысокое тело – пять футов два дюйма ростом, – казалось, с трудом вмещало эту личность. А потом она заболела. Но кто-то должен был заботиться о ней, и, конечно же, не мои братья и сестры. Когда им приходится этим заниматься, – то есть в мое отсутствие, – они справляются на редкость дерьмово. Должен признать, что моя старшая сестра, Калиста, принимает на себя основную тяжесть этой заботы, когда я уезжаю, но она растит четверых детей, а ее муж работает на двух работах, так что ей я, так и быть, согласен оказать некоторое снисхождение. – Чем ты будешь заниматься эту неделю? – спрашивает мама. – Чем-нибудь особенным? Я пожимаю плечами. По большей части я намерен просто убивать время. – Понемногу тем, понемногу этим. Мама закатывает глаза, потом снова обращает сонный взгляд на экран, где улыбается Алекс Требек. – Ты всегда такой скрытный, мой Исайя. – Мне нечего скрывать. Просто постараюсь себя чем-нибудь занять. – Женщинами и выпивкой? – уточняет она, приподнимая темные брови. – Ты полагаешь, что я трачу свое свободное время на это? – Я притворяюсь оскорбленным, хотя мы оба знаем, что она не так уж неправа. Я намерен пошляться по спортбарам сегодня вечером… и завтра вечером… и послезавтра тоже. А может быть, и через два дня. В этом и заключается прелесть того, чтобы быть одиноким волком. Твоя жизнь – на сто процентов твоя, и ты можешь делать все, что захочешь, черт побери. – Мне бы хотелось думать, что ты волонтеришь в приюте для бездомных или убираешь мусор на обочине шоссе, но я тебя знаю. – Она тянется за вилкой, потом устремляет взгляд на салат. – Может быть, однажды ты встретишь какую-нибудь милую девушку и наконец-то перестанешь тратить лучшие годы своей жизни на посторонних девок, которые тебя не заслуживают. – Ты слишком много беспокоишься. – Я наклоняюсь и целую ее в макушку, от которой пахнет давно не мытыми волосами. Надо позвонить Калисте и сказать, чтобы помогла маме принять душ. – Я еду в продуктовый, у тебя в шкафах совсем пусто. Ее хрупкая рука снова касается моей щеки, полные губы изгибаются в улыбке. – Не говори остальным, но ты всегда был meu favorito[5]. – Знаю, – ухмыляюсь я. * * * Моя тележка нагружена доверху, в основном натуральными продуктами долгого хранения. В отличие от своих братцев и сестриц, я решил не быть дешевым жмотом. Мама заслуживает хорошей вкусной пищи, от которой ее состояние не будет ухудшаться, поэтому я доехал до «Whole Foods» в Брентвуде, а не пошел в дешевый продуктовый магазин с решетками на окнах, расположенный рядом с маминым домом. Я беру сорок банок консервированных супов и овощей, двадцать упаковок готовых натуральных обедов с рисом и макаронными изделиями, восемь буханок хлеба, которые намереваюсь запихать в морозильник, двадцать картонок молока длительного хранения и еще всякое-разное, в основном мыло, шампуни и бумажные гигиенические принадлежности. Проходя через кондитерский отдел, я добавляю несколько плиток ее любимого шоколада. Я не зря получил звание любимого ребенка Альбы Торрес. Пятнадцать минут спустя я загрузил это все в машину и направился обратно к маминому дому. И сейчас стою на светофоре, пережидая бесконечный красный свет. Загораются две зеленые стрелки, позволяя двум левым крайним полосам ехать на поворот, но все остальные, в том числе и я, продолжают ждать. Я смотрю на экран своего телефона и набираю сообщение старому армейскому другу, живущему поблизости; я хочу знать, не желает ли он попозже пойти выпить вместе со мной, но прежде чем я нажимаю кнопку «отправить», меня оглушает металлический лязг, и моя машина прыгает вперед, потом останавливается, врезавшись в зад вишневого «Мерседеса». – Да мать твою! – Я ударяю кулаками по рулю и вылезаю наружу, и к тому времени, как я оборачиваюсь, чтобы оценить урон, водительница, устроившая все это, уже стоит чуть поодаль, согнувшись и ощупывая помятый бампер своего «Приуса». – Какого хрена вы творите? – орет на нас обоих мужчина в сером костюме, буквально припечатывая свой телефон к щеке; его смуглое лицо проходит все пятьдесят оттенков красного. – Прошу прощения, сэр. – Девушка выпрямляется, прижимая ладони к лицу. – Я увидела зеленый свет и нажала на газ. Я не поняла, что это только на поворот. Не обратила внимания. Я поднимаю палец, чтобы заставить ее замолчать. Она явно никогда прежде не участвовала в ДТП, иначе знала бы, что нельзя брать вину на себя. – Круто. Теперь я опоздаю. – Мужчина трясет головой, сжимая зубы. – Надеюсь, вы довольны этим. – Послушайте, хватит, – говорю я, поднимая руки ладонями вперед. – Это была случайность. Девушка извинилась. Давайте сделаем все, что положено, в таких случаях, и поедем по своим делам. Я осматриваю бампер своего старого «Порше 911Т», изучаю глубокие царапины и ошметки синей краски на его прежде безупречно чистом бампере. Мне, конечно, тоже хотелось бы выбранить эту девицу за то, что она забыла, как водить, и помяла мое самое ценное имущество, но я делаю глубокий вдох и стараюсь держать себя в руках. Не хватало еще выглядеть так же, как этот напыщенный болван на «Мерседесе». – Вот, возьмите. – Девушка протягивает мне свою страховочную карточку, и я, достав телефон, фотографирую эту карточку с обеих сторон, а потом возвращаю владелице. При этом наши руки соприкасаются, и я наконец-то смотрю на нее внимательно. Господи Иисусе. Это та официантка. Из кафе с блинчиками. Как только наши взгляды встречаются, ее лицо застывает. Она тоже узнает меня. – У тебя есть страховочная карточка? – Напыщенный урод влезает между нами, практически выхватывая карточку из ее рук. – Ты-то застрахован, а? – Чувак, остынь на хрен, – советую я ему, склонив голову набок. – Не называй меня чуваком, долбаный козел, и не говори мне, на хрен, остынь, – отвечает он, раздвигая губы в уродливом оскале. – Ты видел, что твой кусок дерьма сделал с моим бампером? Мой «кусок дерьма» на самом деле – «Порше 911Т» 1969 года, и в мире их осталось всего несколько сотен. Сказать по правде, я лет пять назад нашел его на свалке металлолома и между боевыми командировками самолично привел в порядок. Он не хуже новенького, но если этот тип желает бранить мою машину – пусть себе. – Ну и наглец, – шепчет официантка, прикрывая ладонью край полных губ, словно мы с нею два приятеля, обменивающиеся тайнами. – Вы писали сообщения за рулем, да? – спрашиваю я, уперев руки в бока и нахмурив брови. То, что мы с ней оказались в этом деле на одной стороне, против надутого индюка на «мерсе», не означает, что мы вдруг сделались лучшими друзьями. Она мотает головой и скрещивает руки на груди. – Говорю же, я посмотрела не на тот сигнал светофора. – Бензобак у меня в передней части машины, – сообщаю я. – Вам повезло, что вы ехали не так быстро, как могли бы. Потирая подбородок ладонью, я смотрю, как индюк из «Мерседеса» направляется к патрульной машине, только что прибывшей на место событий. Проезжающие машины сигналят, водители опускают окна и выкрикивают ругательства в наш адрес за то, что мы создаем пробку. Я их не виню. Уже пять часов, и люди спешат попасть домой. Дорожное движение и так плотное, даже без этого дурацкого столкновения, перекрывшего полосу. Патрульный офицер пару секунд разговаривает с недовольным типом, потом направляется в нашу сторону, и я лезу в свою машину за водительским удостоверением. После того как показания сняты и обмен сведениями состоялся, тип на «Мерседесе» сваливает отсюда ко всем чертям, официантка возвращается в свою машину, а я в свою. Глянув в зеркало заднего вида, я вижу, что она снова что-то набирает на телефоне. Закатив глаза, я протягиваю руку к замку зажигания и поворачиваю ключ. Ничего. Я пробую снова. По-прежнему ничего. – Какого хрена, вы что, издеваетесь? – Я роняю голову на руль. Как только эта девица в меня врезалась, я первым делом подумал о том, что движок у меня прямо за задней осью, но когда я оценивал урон, мне показалось, что все повреждения чисто косметические. Должно быть, удар сместил что-то важное. Выбравшись из машины, я снова иду назад и открываю капот, перегнувшись через мотор, чтобы проверить: вдруг смогу на глаз определить поломку? – Все в порядке? – раздается позади меня женский голос. Обернувшись, я вижу все ту же официантку. – Явно нет, – отворачиваюсь я. – Не заводится. – О боже. Давайте, я вызову вам эвакуатор. – Она достает свой телефон и начинает лихорадочно набирать в поиске соответствующую службу. – Простите, пожалуйста. – Угу. Вы уже извинялись, в самом начале. Я изучаю крышку распределителя, потом реле топливного насоса, которое при столкновении очень легко своротить. Потеков на асфальте не видно, уровень охладителя выглядит нормальным. Вероятно, мне придется разобрать все по винтику только для того, чтобы понять, что не так, – ну, конечно, я же мечтал провести неделю перед командировкой именно за этим занятием!.. – Вас подвезти до дома? – спрашивает она.