– Что ты делаешь? – спрашивает она. – Вызываю такси, чтобы вернуться за своей машиной. Она хмыкает, глядя на меня из-под темных длинных ресниц. – Если хочешь, можешь остаться. Мы могли бы… ну, не знаю… посмотреть «Нетфликс» или что-то еще. Чтобы день не был полностью испорчен. Отложив телефон, я провожу большим и указательным пальцем от уголков рта к подбородку. – Я хотела бы, чтобы ты остался, – прямо говорит она. – Честно. Я делаю глубокий вдох и продолжаю раздумывать над ее предложением. Субботничанье и осмотр достопримечательностей – это одно. Но сидеть на диване, смотреть телевизор и бороться с этим странным влечением, существующим между нами, – совсем другое. Это почти безрассудно. – Не заставляй меня просить, капрал, – говорит она дразнящим тоном. – Я просто чувствую себя виноватой за то, что испортила прогулку. И не хочу весь остаток дня просто сидеть здесь и скучать… – Отлично. Я останусь еще ненадолго. Но только тогда я буду выбирать, что мы смотрим. – Если мне предстоит торчать здесь, пусть это будет на моих условиях. – О, с моей точки зрения, это ужасно. Я вроде как уже настроилась посмотреть третий сезон «Более полного дома». – Да, но, с моей точки зрения, ужасен как раз «Более полный дом». – Я пожимаю плечами и медленно встаю. – Так что, полагаю, мне лучше уйти. – Подожди. – Она останавливает меня, подняв руку и склонив набок голову. – Если я позволю тебе выбирать… что мы будем смотреть? Проведя ладонью по челюсти и вдохнув пряный цветочный запах ее гостиной, я выдыхаю воздух сквозь сложенные губы. – «Каратель». Она корчит гримасу. – Тогда «Люк Кейдж», – предлагаю я. Выражение ее лица не меняется. – «Очень странные дела»? Краешек ее полных губ изгибается, она постукивает пальцем по подбородку. – Думаю, сойдет. Я сажусь на диван, убедившись, что нас с нею разделяет минимум одна диванная подушка. Она включает телевизор, но как только начинаются заглавные титры, поворачивается ко мне. – Подожди. Ты не мог бы оказать мне маленькую услугу? Наверное, мне нужно выпить что-нибудь противовоспалительное. Если не трудно, принеси бутылку воды и еще «Адвил» из шкафчика возле раковины, хорошо? Ах да, и можешь взять себе из холодильника все, что захочешь. Кажется, там еще осталось пиво от прошлого парня Мелроуз. – Мелроуз? – Моя кузина-соседка. – Понятно. – Поднявшись, я снова иду в роскошную кухню в стиле восьмидесятых и приношу ей воду и таблетки, на обратном пути прихватив для себя холодную, словно лед, бутылку «Rolling Rock». – Почему ты сидишь так далеко? Под таким углом совершенно не виден экран, – спрашивает она, когда я возвращаюсь на прежнее место. Приподняв брови, она похлопывает по дивану рядом с собой. – Я просто подвернула ногу. Это не заразно. Закинув руку на спинку дивана, я пожимаю плечами. – Все отлично. Марица закатывает глаза. – Ты выбираешь этот дурацкий сериал и собираешься сидеть в другом конце дивана, откуда тебе будет плохо видно? Застонав, я придвигаюсь ближе – но только потому, что в ее словах есть смысл. – Вот, так лучше? – Ш-ш-ш. – Она машет на меня рукой, потому что серия уже началась. – Хватит болтать, мы же смотрим кино. Ее взгляд устремлен на экран, и я испытываю гордость от осознания, что выбрал чертовски крутой сериал для просмотра. Откинувшись на спинку дивана, я скрещиваю ноги и краем глаза наблюдаю за Марицей. Она полностью увлечена просмотром, и мне это нравится. Когда заканчивается первая серия, она даже не прикасается к пульту, позволяя следующей серии запуститься автоматически. – Полагаю, этот дурацкий сериал вполне сойдет, – говорит она, наклоняясь вперед и поправляя ледяной компресс на лодыжке. На секунду она приподнимает его, чтобы проверить, как там опухоль, но та даже не думает спадать. – Я совершенно уверен, что ты сейчас нарушила правило номер два. – Я совершенно уверена, что ты нарушил правило номер один, – отзывается она, и завеса темных волос скрывает ее прекрасное лицо, когда она поворачивается ко мне. – О чем ты говоришь? – То, что ты сделал для меня сегодня, было очень мило. Почти романтично – во всяком случае, по книжным стандартам. Нес меня вниз по тропе, отвез домой, заботишься обо мне. Я фыркаю. – Это не романтика. Это называется «нормальное человеческое отношение». Облизнув губы, она убирает волосы за ухо. – Отлично. Возможно, я придаю этому слишком большое значение. – Определенно. Ты определенно придаешь этому слишком большое значение. Когда я увидел, что она пострадала, это было инстинктивным порывом – помочь ей. Может быть, я регулярно делаю то же самое для своих товарищей-солдат, но поверьте мне: я никогда не делал ничего подобного для какой-то случайной девушки, которую я едва знаю. Потянувшись за пультом, она ставит серию на паузу и делает глубокий вдох. – Могу я просто сказать кое-что? – спрашивает она. – Мне кажется, нужно прояснить один большой вопрос. Я поднимаю брови, понятия не имея, к чему она клонит. – Ладно. Проясняй. – Ты постоянно посматриваешь на меня, – говорит она. – Ты думаешь, будто я этого не вижу, но я вижу. И ты всегда смотришь на меня так, словно хочешь меня съесть. Мне кажется, ты и сам этого не осознаешь. А может быть, и осознаешь. Может быть, ты делаешь это намеренно, потому что считаешь, что тебя на этом не поймают. Я не знаю. Сжав губы, я смотрю на замерший кадр на экране. Твою мать. – Мне просто… кажется, что если бы ситуация была другой… если бы тебе не нужно было уезжать… мне кажется… – Она умолкает и делает еще один вдох. – Мне кажется, между нами есть некая химия. По сути, так. Именно это я и пытаюсь сказать. И чем дольше мы игнорируем и отрицаем ее, тем сильнее она делается. Так что если мы просто примем ее, поцелуемся, или потрахаемся, или что там нам неизбежно предстоит сделать к концу этой недели, я думаю, мы могли бы… – На хрен химию. На хрен всю эту чушь. – Значит, ты просто собираешься отрицать, что мы… Я пересаживаю ее к себе на колени и заглушаю ее слова жадным поцелуем и даже не испытываю вины за это. Это не романтика, а я не какой-то Казанова, пытающийся завоевать ее сердце. Я просто мужчина, у которого есть потребности, мужчина, который хочет снова попробовать эти губы на вкус с той самой ночи после концерта в «Минтце». Ее рот – словно клубника. Ее язык – точно мята. Ее губы – горячие и мягкие. И все это даже лучше, чем я помню, и когда ее пальцы зарываются в мои волосы, а ее ногти впиваются мне в затылок, я едва не схожу с ума. – Ха. – Марица оседлывает меня, стоя на коленях и прижимаясь бедрами к моему встающему члену. Она улыбается, глаза ее сияют, и я снова впиваюсь поцелуем в ее вишневые губы. – А как твоя нога? – спрашиваю я между поцелуями, почти не отрываясь от ее губ. – Я ничего не чувствую, капрал, – отвечает она, тяжело дыша и усмехаясь – перед тем, как наши языки вновь сплетаются. Мои пальцы сжимают ее бедра, потом проскальзывают под подол ее футболки, скользят по мягкой коже, пока я не нащупываю застежку ее лифчика. – Это ничего не значит, – говорит она, теснее прижимаясь ко мне. – Верно? Скажи мне, что это ничего не значит. Мы просто… мы просто исключаем это из нашей системы. – Это ничего не значит, – заверяю я ее и расстегиваю лифчик. Мои ладони проникают под чашечки, обхватывая ее идеальные груди. Я так возбужден, что мне больно, и хотя я хочу насладиться всем этим до капли, я отсчитываю минуты до того, как окажусь глубоко внутри нее, до предела, и оттрахаю ее так, что она не забудет этого до конца жизни. И я говорю это не для того, чтобы похвастаться. Перепихоны на одну ночь и короткие связи – в некотором роде моя специальность, и мне говорили, что я – лучший, что я всегда довожу женщин до оргазма.