Из спальни доносилось тяжелое дыхание матери. – Я вернусь, – пробормотал он и направился к двери. Он боялся за нее, но внутренний голос твердил: Со мной постоянно такое случается, и: Ну почему такое должно было случиться сразу после того, как мне сообщили хорошие новости, и самое мерзкое: Как это помешает моим планам? Что мне придется изменить в своей жизни? Он ненавидел этот голос, желал ему смерти, скорейшей и мучительной, однако тот все бубнил и бубнил. Ларри бросился вниз по лестнице, к квартире мистера Фримана. Вновь загремел гром. Когда он добрался до площадки первого этажа, входная дверь распахнулась и дождь ворвался в подъезд. Глава 20 Вид из окон «Харборсайда», самого старого отеля Оганквита, перестал быть столь живописным после строительства нового яхт-клуба, но в такие дни, как этот, когда по небу то и дело проплывали грозовые тучи, он, конечно же, впечатлял. Фрэнни просидела у окна почти три часа, пытаясь написать письмо своей школьной подружке Грейс Дагген, которая теперь училась в Смите[48]. Речь шла не об исповеди с подробными описаниями своей беременности и сцены с матерью – это был верный способ расстроиться еще больше, и она полагала, что Грейс сама скоро все узнает, благо в городе подруг и знакомых у нее хватало. Фрэнни пыталась написать обычное дружеское письмо. Поездка на велосипедах в Рэнджли в мае, мы с Джесси, Сэм Лотроп и Салли Венселас. Экзамен по биологии, на котором мне крупно повезло. Новая работа Пегги Тейт (другая школьная подружка, общая знакомая), которую взяли на какую-то мелкую должность в аппарате сената. Близящаяся свадьба Эми Лаудер… Письмо никак не желало писаться. Отчасти из-за небесной пиротехники: как можно писать, когда над водой то и дело сверкают молнии и грохочет гром? Но по большей части из-за того, что всякий раз она утаивала толику правды. Так или иначе уходила в сторону, как нож из-под руки, когда ты надрезаешь кожу на пальце, вместо того чтобы очистить картофелину, как собиралась. Поездка на велосипедах удалась на славу, однако сейчас ее отношения с Джесси оставляли желать лучшего. Ей действительно повезло на экзамене по биологии – но было ли оно столь важным, это везение? И ни Фрэнни, ни Грейс никогда всерьез не интересовала карьера Пегги Тейт, а новость о предстоящей свадьбе Эми Лаудер, учитывая теперешнее состояние Фрэн, скорее выглядела как одна из этих отвратительно тупых шуток, а не повод для радости. «Эми выходит замуж, а я беременна, ха-ха-ха». Чувствуя, что письмо надо заканчивать хотя бы потому, что она больше не могла с ним бороться, Фрэн написала: У меня самой появились проблемы, и еще какие, но рука не поднимается о них написать. Даже думать о них – удовольствие маленькое! Однако четвертого я рассчитываю тебя увидеть, если только ты не изменила свои планы после последнего письма. (Всего одно письмо за шесть недель? Я уже начала думать, что кто-то отрубил тебе пальчики, детка.) Когда увидимся, я тебе все расскажу. Мне наверняка понадобится твой совет. Верь в меня, а я буду верить в тебя. Фрэн. Она, как обычно, подписалась броско и весело, роспись заняла чуть ли не половину оставшегося места. Только от этого Фрэн еще сильнее почувствовала себя самозванкой. Сложив лист, она сунула его в конверт, написала адрес и прислонила к зеркалу. Готово. Вот. И что теперь? Небо снова темнело. Она встала и начала ходить по комнате, думая о том, что надо уйти, прежде чем опять польет дождь. Но куда? В кино? Единственный фильм, который шел в городе, она уже видела. С Джесси. Поехать в Портленд и походить по магазинам? Нет смысла. В ближайшее время ей понадобится одежда только одного фасона – с эластичным поясом. Чтобы хватило места на двоих. В этот день ей позвонили трижды. Первый звонок принес хорошие новости, второй – никаких, третий – плохие. Она бы предпочла обратный порядок. Начался дождь, пирс вновь потемнел. Фрэн решила выйти погулять, и плевать она хотела на ливень. Свежий воздух, летняя сырость могли поднять настроение. Она могла даже куда-нибудь заглянуть и выпить стакан пива. Счастье в бутылке. Или хотя бы спокойствие. Первой ей позвонила Дебби Смит из Самерсуорта. «Мы очень ждем тебя! – Голос Дебби звучал тепло и искренне. – Более того, ты нам нужна. – И действительно, одна из девушек – они втроем снимали квартиру – съехала в мае, устроившись секретарем в оптовую фирму. Теперь Дебби и Рода с трудом платили за аренду. – И мы обе выросли в больших семьях. Так что плачущие дети нам не в диковинку». Фрэн ответила, что приедет первого июля. Положив трубку, она обнаружила, что по щекам у нее текут теплые слезы. Слезы облегчения. Она подумала, что с ней все будет в порядке, если она сможет уехать из этого города, где выросла. Подальше от матери и даже от отца. Сам факт, что у нее ребенок и она мать-одиночка, привнесет смысл в ее жизнь. Важная причина, само собой, но не единственная. Фрэн вроде бы припоминала, что есть какое-то животное, или букашка, или лягушка, которая при появлении угрозы раздувается, в два раза увеличиваясь в размерах. Хищник, во всяком случае, в теории, пугается и убегает. Она ощущала себя маленькой, как та букашка, и именно город, окружающая среда (гештальт[49] – вот еще более подходящее слово) принуждали ее ощущать себя таковой. Она знала, что никто не заставит ее носить алую букву, но знала и другое: чтобы рассудок убедил в этом чувства, необходимо порвать с Оганквитом. Находясь на улице, она ощущала присутствие людей, еще не смотрящих на нее, но готовящихся посмотреть. Разумеется, постоянных жителей, а не тех, кто приезжал на лето. Постоянные жители всегда находили на кого посмотреть: на пьяницу, не получающего пособие, на юношу из хорошей семьи, который попался в Портленде или в Олд-Орчард-Бич на мелкой краже… или на девушку с растущим животом. Вторым позвонил Джесси Райдер. Из Портленда. Сначала набрал ее домашний номер. К счастью, попал на Питера, который без лишних слов объяснил, как позвонить ей в «Харборсайд». Тем не менее начал Джесси с вопроса: – Похоже, у тебя дома напряженка, да? – Ну, слегка, – осторожно ответила она, не желая посвящать его в подробности. Иначе получилось бы, что они в каком-то смысле заговорщики. – Твоя мать? – Почему ты так думаешь? – Она похожа на женщину, способную взбеситься. Что-то такое в ее глазах, Фрэнни. Мол, если ты пристрелишь моих священных коров, я пристрелю твоих. Фрэнни промолчала. – Извини, я не хотел тебя обидеть. – Ты и не обидел, – сказала она. Он дал точное определение – пусть и внешне, – но Фрэнни удивило слово «обидеть». Она не ожидала, что услышит его от Джесси. «Наверное, это некая аксиома, – подумала она. – Когда твой любовник начинает бояться «обидеть» тебя, он перестает быть твоим любовником». – Фрэнни, предложение по-прежнему в силе. Если ты скажешь «да», я куплю пару колец и приеду после полудня. На своем велике, подумала она и едва не захихикала. Это было бы ужасным, совершенно ненужным оскорблением, и Фрэнни на секунду прикрыла трубку рукой, чтобы убедиться, что с губ не сорвется ни звука. За последние шесть дней она плакала и хихикала больше, чем за все годы с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать и она начала ходить на свидания. – Нет, Джесс, – ответила она вполне спокойно. – Я хочу этого! – яростно воскликнул он, словно увидев, как она борется со смехом. – Знаю, но я не готова к замужеству. Речь только обо мне, Джесс, к тебе это не относится. – Что ты решила насчет ребенка? – Буду рожать. – И откажешься от него? – Пока не знаю. Какое-то время он молчал, и она слышала другие голоса в других комнатах. Наверное, у всех были свои проблемы. Мир – это сиюминутная драма, крошка. Мы любим наши жизни, поэтому высматриваем указующий луч в поисках завтрашнего дня. – Я думаю о ребенке, – прервал затянувшуюся паузу Джесси. Она сомневалась, что это правда, но только упоминание ребенка могло пробить брешь в ее обороне. И пробило. – Джесс… – Ну и что мы будем делать? – резко спросил он. – Не можешь же ты оставаться в «Харборсайде» все лето. Если тебе нужно жилье, я могу поискать в Портленде. – Я нашла себе жилье. – Где? Или я не должен об этом спрашивать? – Не должен! – ответила она – и прикусила язык за то, что не нашлась с более дипломатичным ответом. – О… – произнес он на удивление бесстрастным голосом. Потом осторожно поинтересовался: – Могу я кое-что спросить, не разозлив тебя, Фрэнни? Потому что я действительно хочу знать. Это не риторический вопрос или что-то вроде. – Спросить ты можешь, – устало согласилась она. Мысленно настраивая себя, убеждая не злиться, потому что за таким предисловием у Джесси обычно следовало какое-нибудь отвратительное и совершенно неожиданное для нее шовинистическое продолжение. – Во всем этом у меня есть какие-то права? – спросил Джесс. – Разве я не могу разделять ответственность и решение? На мгновение она таки разозлилась, но это чувство тут же ушло. Джесс всего лишь оставался Джессом, пытался защитить свой образ, который сам для себя и создал, как поступают все мыслящие люди, чтобы спокойно спать по ночам. Он всегда нравился ей, в том числе и благодаря своему уму, но в сложившейся ситуации ум только навевал скуку. Таких людей, как Джесс – и как она сама, – всю жизнь учили, что принимать решения и действовать – это правильно. Иной раз ты мог причинить себе вред – и немалый, – только чтобы выяснить, что следовало лежать в высокой траве и не дергаться. Джесс расставлял сети из добрых побуждений, но они оставались сетями. Он не желал отпускать ее. – Джесси, никто из нас не хотел этого ребенка. Противозачаточные таблетки и предназначались для того, чтобы ребенка не было. Никакой ответственности ты не несешь. – Но… – Нет, Джесс! – отрезала она. Он вздохнул. – Ты свяжешься со мной, когда устроишься на новом месте? – Думаю, да. – Ты по-прежнему собираешься продолжить учебу? – Со временем. Осенний семестр пропущу. Может, сдам какие-нибудь предметы. – Если я буду тебе нужен, Фрэнни, ты знаешь, где меня найти. Я не сбегу. – Это я знаю, Джесс. – Если тебе понадобятся деньги… – Да. – Свяжись со мной. Я не настаиваю, но… Мне захочется повидаться с тобой. – Хорошо, Джесс. – Пока, Фрэн. – Пока.