— Как знать? Будущее покажет. Ну что, собираемся по домам? — посмотрел на часы. — Уже десятый… В это время раздался телефонный звонок. Полковник снял трубку и назвал себя. По тому, как хмурились его брови и мрачнело лицо, Фомин чувствовал: полковник расстроен. — Быстрее приезжайте. Ждем. Да, да, Сергей Евгеньевич тоже здесь. Михайлов положил трубку. — Это Николаев, он только что прилетел. До этого мне звонили из Приднепровска. При задержании Яценко что-то произошло. А сейчас вот Николаев доложил. И очень скверно, что Яценко упустили. — Упустили? — не сдержался Фомин. — На тот свет упустили, Сергей Евгеньевич. Имей терпение, скоро все узнаем. Пригласи сюда и Мишина, если он уже вернулся. — Да, вернулся. И еще здесь хочет немного поработать… Как только приехал Николаев, полковник сказал всего одно слово: — Докладывайте. — С Мигунко, — начал капитан, — все благополучно. Он задержан, и начато следствие. С Яценко, — Николаев вздохнул, — тут произошла осечка. Степень моей вины определите сами. — Хватит вздыхать, Владислав Борисович. Не красная девица. Продолжайте! — Михайлов закурил. — Все шло хорошо. Пригласили понятых. Без труда вошли в дом. Яценко отдыхал. Нас впустила его сожительница Елизавета Аркадьевна Черных. Предъявили ордер. Начали осматривать дом. В первые полтора часа вел себя Яценко удивительно спокойно. А потом — взрыв. Это был именно взрыв, иначе не назовешь. Я просматривал бумаги в его письменном столе и среди прочих обнаружил почтовую открытку. В ней управление львовского кладбища сообщало гражданину Яценко, что денежный перевод на оплату ухода за могилами Мурзовецкого Ф. Б. и Мурзовецкой Е. К. получен, памятники находятся, мол, в хорошем состоянии. Я вспомнил ориентировку в связи с Волковым. Там тоже фигурировала фамилия Мурзовецкий. С какой же стати Яценко так печется о Мурзовецких? — подумал я. А может быть, он сам Мурзовецкий и скрывается под именем Яценко? Задержал я ту открытку в руках и положил себе в папку. Яценко заметил мой интерес к этому, казалось бы, незначительному документу и начал проявлять признаки явного беспокойства. А тут один из сотрудников принес чемодан, обнаруженный в тайнике, оборудованном в стенке смотровой ямы гаража. Открыли. Там мини-типография, подобная той, что была у Волкова, пачка денег, блокнот с заметками о разных заводах Приднепровска. Хоть это и закодировано, но понять можно. И наконец, браунинг с двумя запасными обоймами. Но главное, что меня заинтересовало, это сам чемодан. — Что же за сюрприз такой? — спросил Михайлов, с ожесточением раздавливая окурок в пепельнице. — Именно сюрприз, Юрий Михайлович. На внутренней стороне крышки опять встречаю Мурзовецкого. Тисненая надпись: «Собственность пана Феликса Мурзовецкого. Львов. 1938 год». Все это внесли в протокол, предложили Яценко его подписать. Он подошел к столу, прочитал документ, положил для подписи. И вдруг рывком опрокинул стол, разбил лампу, ударом ноги сбил стоявшего рядом сотрудника и — в другую комнату. Я не сразу опомнился. Не ожидал такого. А он выбил раму и вывалился в сад. Я — через дверь на улицу. Догнали и вдвоем с местным товарищем еле справились с ним. Здоров как бык, и ведь в возрасте уже. Ну вот, вернули его в дом. Сел он на диван и схватился за сердце, попросил: «Лиза, дай капли Вотчала». Черных вышла в другую комнату и вернулась обратно с пузырьком в руке. Я посмотрел этикетку — действительно, капли Вотчала. Открыл, понюхал на всякий случай. Запах валидола. Вернул флакончик Черных. Она отсчитала сколько-то капель, разбавила водой и подала Яценко. Он одним глотком выпил и тут же захрипел, свалился с дивана. Экспертиза показала: капли содержали более пятидесяти процентов цианистого калия, — закончил Николаев. — Да, — сказал Михайлов, — жалко, что так вышло. Многое мог нам рассказать этот Яценко-Мурзовецкий… Ну а что с Черных? Она знала, что в капли подмешан яд? — Нет. Для нее это была полная неожиданность. — Тогда все, — Михайлов встал. — Завтра к утру напишете подробный рапорт. Приложите к нему акт экспертизы, протокол обыска и занесите ко мне. А сейчас — всем отдыхать. 5 Предложение Фомина совершить небольшую загородную прогулку Орлов воспринял с удивлением. — А я уж думал, вы обо мне забыли, — сказал он. — И что же это будет за поездка? — Так, подышим свежим воздухом, поговорим, — сказал Фомин. — Я понимаю, что ваше предложение следует считать приказом. Поэтому подчиняюсь, как солдат. Кстати, спасибо вам за то, что мне регулярно приносили ваши газеты и журналы. — Рад, что это скрасило вам заточение, — улыбнулся Фомин. — Однако, машина подана. Сейчас для полной экипировки вам выдадут ремень и галстук… Внизу их ожидали Мишин и Брусиловский. В машине Орлова посадили на заднем сиденье между Фоминым и Мишиным. «Волга» пересекла Колхозную площадь и по проспекту Мира выехала к ВДНХ, затем, пройдя мимо Останкинского дворца и Ботанического сада за гостиницами выставки, выскочила к Дмитровскому шоссе и свернула направо. Было заметно, что Орлов силился угадать маршрут, но никак не мог определить, куда же его везут. Он заговорил о красоте осенних красок, о теплой погоде, которая стояла в эту осень. Потом спросил, удалось ли встретиться с Яценко. — Удалось, — сказал Фомин. — И знаете, он вел себя куда проще, чем вы. Но с вами сложнее вести дискуссии на религиозные темы. Вы, так сказать, эмиссар центра, а он в сравнении с вами выглядит просто атеистом. — Но у меня иное воспитание, — Орлов улыбнулся. — Все евангелистские «прививки» мне были сделаны с детства. — Мы ведь уже знаем, что вы исповедуете не только евангелизм, — заметил Фомин. Орлов замолчал, задумался. — Сколько корзин у шоссе! — сказал Мишин. — В этом году отличный урожай яблок. — А по какому шоссе мы едем? — спросил Орлов. — По Дмитровскому, — ответил Фомин и стал внимательно наблюдать, как отреагирует на его слова Орлов. Но тот, видимо, так и не догадался, куда его везут, хотя машина миновала узкий мост через канал. Только когда увидел указатель «Катуары» и машина свернула влево, брови его заходили и на щеке выступили желваки. — Куда же мы едем? — спросил он. — Не узнали? — спросил Мишин. — Вы ведь здесь уже бывали. Месяца два назад. Не припомнили? Орлов пожал плечами и больше не вымолвил ни слова, пока машина не остановилась на опушке леса. — Выйдем, — сказал Фомин, и в голосе его прозвучали металлические нотки. — Теперь оглядитесь и вспомните. Вон там дача Божкова. — Какого Божкова? — Орлов старательно пытался инсценировать удивление, но бледность выдавала его. — Андрея Божкова. Знаете такого? — Понятия не имею. — Хорошо. Ведите нас, Николай Петрович, — обратился Фомин к Мишину. — Вспоминаете? — сказал Мишин. — Вон там справа детская футбольная площадка. Вы шли за Божковым здесь. Потом свернули вслед за ним влево на просеку. Идемте. Орлов неохотно зашагал за Мишиным, следом Фомин и Брусиловский. — Отсюда вы побежали, так? — спросил Мишин. — Не останавливайтесь, Орлов, — строго сказал сзади Фомин. — Хоть осень и перекрасила лес, но вы, наверное, уже поняли, куда мы идем. К тому самому месту, где вы совершили еще одно свое преступление. Орлов опустил голову и, еле переставляя ноги, пошел за Мишиным. — Вот к этому дереву вы подтащили его, когда он потерял сознание. — Он жив? — хрипло спросил Орлов. — Мы можем в подробности рассказать, как Божков был завербован. Как вы нашли его в Москве. О ваших свиданиях на Суворовском бульваре, о почте, которую вам через него передавали представители торговых фирм. Наконец, о деньгах, которыми вы хотели вознаградить Божкова. — Он жив? — снова спросил Орлов. — Вопросы задаю я, — сказал Фомин. — Вы совершили покушение на жизнь человека, которого я назвал? — Вы же рассказали даже детали происходившего здесь. Трудно что-нибудь возразить. — Вот и хорошо, — сказал Фомин. — Этого пока достаточно. Когда мы водворим вас в камеру, вам предоставится возможность на бумаге выговориться, и чем полнее, тем лучше для вас. Вы хоть как-то очистите свою душу. — А потом? — спросил Орлов. — Потом будет суд… * * * notes Примечания 1 Штаб «Валли» — шифрованное наименование специального разведывательного органа, созданного в мае 1941 года по требованию ОКВ — верховного командования немецкой армии — для разведывательно-диверсионной работы в СССР. Во главе штаба стоял Шмальшлегер, опытный разведчик. Центр размещался в местечке Сулеювек, близ Варшавы.