— Ты упоминал какой-то окурок, — сказал Фомин Мишину. — Окурки — такая вещь, что без них детективы не обходятся ни в одной книге. — Это мелочь. Я уже докладывал Юрию Михайловичу. Нашел в кустах недокуренную сигарету «Ява». Эксперты утверждают, что по времени ее курили примерно тогда, когда погиб Божков. Чего-то там исследовали: пепел или прикус. Сигарета не принадлежала Божкову. В кармане его была начатая пачка «Опала». — Но, может быть, ее выбросил один из тех, кто наткнулся на труп? — спросил Фомин. — Может быть… А впрочем, не может. Окурок подсырел, утром была обильная роса. Значит, он пролежал ночь. — А как же Божкова не нашли раньше? Ведь рядом дачный поселок. — С просеки и с тропинки его не сразу можно было заметить. И сидел он, словно задремал. Если кто и увидел, мог подумать: отдыхает человек. — Про мальчишек еще раз расскажите, — попросил Михайлов, — чтобы Сергей Евгеньевич был в курсе. Вам это дело дальше придется сообща раскручивать. — Если идти от дачи Божкова к этой просеке, то справа есть полянка, ребята там устроили футбольное поле с одними воротами. Божков завернул на ту полянку, когда уходил в лес. Даже по мячу ударил. Ребята хорошо его запомнили. У него яркий спортивный костюм, и внешность его мне они очень точно описали. А еще двое мальчишек тогда же встретили в лесу дяденьку с маленькими рыжими усиками. Тот им прикурить не дал и спешил в ту же сторону, куда ушел Божков. Даже видели, что он побежал за ним. — А еще какие-нибудь приметы они запомнили? — Серый костюм, усики. Ну, рост пониже меня, и все. — Маловато, — сказал Михайлов. — Костюм можно сменить, усики сбрить… Так что пока давайте займемся «Светом». А тут уже может быть цепочка Готье — Кисляк — Божков. И прежде всего надо разыскивать «племянника» Кисляка, может быть, он и есть тот «Пророк», который представляет «миссию». Теперь я хочу сделать вам замечание, Сергей Евгеньевич. Прослушал я еще раз пленку допроса Кисляка. И вот что обнаружил: увлекшись его прошлым и Поповым, которого, кстати, сегодня должны арестовать, вы сами увели его от «племянника». Не спросили, где именно Кисляк видел его с какой-то девушкой на Ленинском проспекте. Уточните, пожалуйста, еще раз этот вопрос. И попробуйте повозить по тем местам. Не исключено, что он найдет тот дом. Фомин даже побледнел, выслушав этот упрек начальника. — Сейчас же займусь, товарищ полковник. Это я точно дал маху. — Время упущено. И этот «Пророк», настороженный арестом Кисляка, мог уже умышленно «потерять» девушку. И снова «съехать» в неизвестном направлении. Кстати, заметьте, он тоже отращивал усики… 4 В понедельник Юрьев встал чуть свет вместе с хозяйкой, уходящей на работу, и сразу направился звонить Кисляку. Но его уже не застал. Купил газеты и вернулся, твердо решив весь день отсидеться дома. Но в полдень ощутил голод и пошел обедать. Район этот был ему уже хорошо знаком, потому что поблизости жил Божков. У Моссовета по подземному туннелю вышел к ресторану «Русская кухня». В зале было прохладно и немноголюдно. Заказал окрошку и мясо в горшочке. Наблюдая за компанией молодых людей, среди которых была девушка, чем-то похожая на Ольгу, стал вспоминать вчерашнюю поездку за город. Свежий ветер и теплое солнце. И веселый смех Ольги. И ее печальные глаза, когда она рассказывала о своей неудачной судьбе, о бывшем муже. А ему казалось, что с ней бы мог идти легко и просто, слушал ее голос, радуясь ее непосредственности и доверчивости. После обеда бродил по улице Горького, на улице Чехова долго стоял у старой, чистенькой, недавно отреставрированной церкви. В голубое небо упирались купола. Церковь не работала. Это был просто памятник прошлого. А люди шли в кинотеатр, построенный уже теперь. Но ведь православная религия когда-то была могучей властью над душами в этой стране, стране его предков. Даже цари и те трепетали перед главами церкви. Но вот она утратила свою власть под силой новых идей. Дети здесь знали, кто такие Маркс и Энгельс, но вряд ли сумели бы объяснить, что такое Иисус Христос. Юрьев вдруг почувствовал, насколько мелка и неперспективна миссия, с которой его сюда направлял Хаас. Браун — другое дело. Вера… Она давно пошатнулась в нем самом. А здесь рушились последние мосты, связывавшие его с ней. «Царство сатаны», в которое он попал теперь, действовало на него отрезвляюще. И злило, что столько лет он наивно готовил себя к борьбе с этим «царством», причем с помощью божьего слова. Что им руководило сейчас? Пожалуй, одно — программа, заданная Брауном. Хаас давно отодвинулся на задний план. Понимал его только Браун. Павел не думал уже о деньгах, которые регулярно перечислялись на его счет, не думал он о безоблачном будущем, которое ему сулили после возвращения. Он был рабом этой программы и должен был, как робот, четко выполнять ее. Дождался вечера, позвонил Кисляку. Тот упорно не снимал трубку. Ни в восемь, ни в девять, ни в десять. Он было даже решился съездить туда сам, но потом передумал и устало отправился на новую квартиру. Рано утром в пятницу Кисляк опять не ответил. Тогда, незадолго перед обедом, Павел решил позвонить ему на работу. Набрал номер. Когда на другом конце провода ответил женский голос, попросил Вадима Петровича. — Мария Ивановна, тут Кисляком интересуются, — услышал Павел. — Что ответить-то? Через некоторое время в трубке прозвучал другой голос, видимо принадлежавший Марии Ивановне, которая спросила, кому требуется Вадим Петрович. — Это племянник, — после некоторого колебания ответил Павел. — Вы же ему, я знаю, наряды выдаете. Он сам телефон давал. — Вы что же, ничего не знаете? — Нет. А что случилось? Я звонил ему домой вечером, он не отвечал. Вот позвонил вам. — Не знаю, голубчик. Вчера сюда позвонил сосед Вадима Петровича и предупредил, что того забрала «скорая помощь» с острым приступом аппендицита. Мы еще не уточнили, в какую больницу. Поезжайте к соседу, голубчик, он, наверное, знает, куда положили дядю. И нам скажете, навестим его. — Большое спасибо. — Павел повесил трубку. Этот разговор посеял в его душе какое-то смутное беспокойство. Впервые, пожалуй, за все время он так остро почувствовал свое одиночество и беспомощность. С теплотой и радостью вспомнил Яценко и дни своего пребывания в Приднепровске. Там был истинный и верный друг. А здесь, в Москве… По каким-то неведомым ему соображениям его шефы не дали прямого выхода на Антона Васильевича, который был единственным связующим звеном с его хозяевами. Без Кисляка он не получал доступа к тайнику. Ключ от чердака был у Вадима Петровича, массивный ключ от крепкого замка — взламывать опасно. И он не мог воспользоваться содержимым тайника. Идти в квартиру Кисляка в его отсутствие, да и вообще мозолить там глаза прилипчивому Титу Игнатьевичу он не хотел. Для него, как и для других соседей, кто так или иначе сталкивался с Павлом, он уехал. Уехал насовсем. «Пожалуй, надо навестить старика. Завтра пошлю Клаву. Пусть она у Тита узнает, куда его положили». В субботу Клава в точности выполнила его просьбу. Она поехала на квартиру, но вскоре вернулась в полной растерянности. И рассказала, что несколько раз позвонила в квартиру Кисляка. Ей никто не отпирал. Тогда она позвонила в дверь напротив, сосед, по словам Клавы, обычно такой любезный, на этот раз встретил ее довольно холодно. На объяснение Клавы, что Вадим Петрович на неделе был, мол, у нее и просил зайти убраться, этот сосед посоветовал ехать домой. Сказал, что убирать квартиру Вадиму Петровичу долго теперь не придется. Сосед, мол, уехал из города надолго. Рассказ Клавы поверг Павла в полную растерянность. Первая мысль — Кисляка взяли! Это нужно было срочно проверить. Он вышел из дома, поймал такси, которое довезло его до Института Склифосовского. По подсказке служащего добрался до справочной. Там минут через двадцать ему ответили, что ни в среду, ни в четверг на центральную станцию «скорой помощи» вызова на перевозку больного Кисляка Вадима Петровича не поступало. Итак, Павел утвердился в своем худшем предположении. Провал! Последствия предугадать невозможно. Первое, что надо сделать, — немедленно уйти от Дроновой. Только Кисляк знает его место пребывания. Нужно немедленно исчезнуть. Раствориться в большом городе, как дым. 5 — Садитесь, Кисляк. Мне доложили, что вы хотите сделать заявление. — Точно, гражданин следователь. Подлец я. Прошлый раз не все я сказал вам. Ведь знаю, куда съехал Юрьев. Подумал и побоялся, что еще один грех на душу беру. Попросил бумагу — все для вас написал. А вот теперь попросился к вам. — Слушаю вас. — Павел Юрьевич переехал на жительство к моей знакомой Дроновой Клаве. Отчество ее не знаю. Клава, и все. Работает в театре уборщицей. Проживает на улице Герцена. Это я все в бумаге указал. И еще. На прошлом допросе вы спросили меня, беспокоил ли меня кто-либо до появления Антона Васильевича. Я умолчал тогда. А ведь была у меня довольно странная встреча с одной женщиной. Сама ко мне в дом пришла, назвалась подругой моей покойной жены. Сдается мне, что иностранка она. Это тоже, наверное, по вашей части. — Что за иностранка? — Втемяшилось мне в голову из ее разговора, что есть какая-то «Славянская миссия», церковная вроде бы организация. Но что это такое, убейте меня, не знаю. Пришла та на квартиру, назвалась Тамарой Павловной, сказала, что с моей женой якобы еще в Германии в плену вместе они вступили в евангелистскую общину, в эту самую «миссию». И вот тут еще какая связь. В тот вечер Дронова ко мне заходила. Они познакомились. Вместе ушли. А потом по разговору с Клавой догадался, что та с ней виделась. — А вы эту Тамару Павловну больше никогда не видели? — Никогда. Правда, следы свои она оставила. Три или четыре раза находил я у себя в почтовом ящике конверты. В них книги по богословию, журнал «Свет на Востоке». Листовки тоже божественные, сжег я их, чтобы не связываться. — Что конкретно можете дополнить по существу своих показаний? — Все, гражданин майор, теперь все рассказал. Глава X 1 — Опоздали. Уже пятый день этот человек у Дроновой не появляется. А многие приметы совпадают. Удалось опросить шестерых. Лучше других его разглядела соседка Дроновой, которая живет этажом выше. Она однажды и в квартиру к ней заходила, когда он там был, и на лестнице с ним столкнулась. Он, говорит, мужчина так собой симпатичный, тонкий, моложавый. Только не разговорчивый, застенчивый, словно девица, улыбнется, вежливо кивнет — и ни слова. А про Дронову соседка эта так сказала. У Клавы, мол, судьба незавидная, двое детей, — не шутка. Прирабатывает как может, по домам ходит, убирается. В последний год жить стала вроде получше. Но и потише — в себя ушла. Иногда Дронова куда-то уезжает и тогда одевается в лучшее. Детишки ее как бы чем-то запуганы, других ребят во дворе сторониться стали. Они погодки. Старшая девочка в позапрошлую осень пошла в школу, а сын — в ту. Плакалась не раз до этого Клава, что на форму сыну денег не соберет. А в прошлом году пошли ее дети такие нарядные. Говорила, что люди добрые помогли, потому что есть бог на свете Он все видит. А раньше в богомолках Дронова не была. И про мужа ее вспоминала. — Про мужа не надо, известно: три года назад он по пьянке покалечился и умер в больнице. — Подполковник вздохнул, недовольно отодвинул от себя большой блокнот. — Муразов ни разу не напомнил об этой семье, а ему, участковому милиционеру, просто обязательно нужно было поинтересоваться, как живут? С Дроновой было все тихо. А есть у нас беспокойные, есть вздорные соседи. Ими и занимаемся, обходим порой вниманием тихие, казалось бы, уголки. В них-то и появляется плесень. Ну а что сама Дронова? — Да ничего, Виктор Степанович. Твердит свое: «Жильца пустила потому, что деньги нужны, двое детей. В театре уборщицей много не заработаешь. Если бы, мол, на вешалке, так там хоть по гривеннику дают. Чего вам дался жилец? Никому зла не делал и пожил-то несколько дней». Говоря это, капитан потупил взор, изменил голос и сам весь преобразился. Подполковник было улыбнулся, но тут же насупился. — В вас, Красиков, погиб актер. Вы все пытаетесь изобразить в лицах. С вами не соскучишься. Я не осуждаю. Констатирую. И уже который раз. Давайте покороче и главное. Где она нашла такого жильца? Видела ли его паспорт? Кто он? Откуда его сюда занесло? Вот что надо было постараться узнать. На щеках капитана выступил яркий румянец. — Извините, товарищ подполковник. Значит, так. Паспорта она его не видела. И не спрашивала. Фамилию не знает. Звала его, как он ей представился, Павлом… — Маловато, почти ничего. Надо будет нам еще поработать. Необходимо помочь товарищам из госбезопасности. Птица эта может оказаться крупной. Сегодня скажу, где, когда и с кем вам надо будет встретиться. Все детально расскажете и, если попросят, примите участие в расследовании.