Мы с Оэном пробирались к выходу, когда нас окликнул Джейсон. — С вами действительно все в порядке? Я невольно отметила, что в присутствии зрителей он все-таки соблюдает приличия и общается со мной на «вы». Интересно… — Да, не волнуйтесь, — откликнулась я. — Видимо, я просто перенервничала. Взгляд Джейсона отчетливо дал понять, что он считает меня кем угодно, но не слабонервной барышней, падающей в обморок от жары или переутомления. Ого! Это что-то новое. Обычно здесь женщин не воспринимают всерьез. — Понятно, — протянул Джейсон. Он поколебался, а затем, словно пересилив себя, бросил: — Приятного вечера! Только тут я обратила внимание на фужер с вином, который он механически сжимал в руке. Если он знает о планах заговорщиков, он не станет пить яд, но если нет… В горле пересохло. Я судорожно сглотнула. Наверное, Оуэн подумал о чем-то похожем. Его рука, придерживающая меня за талию, напряглась. Повернувшись к нему, я прочла в его глазах предупреждение. «Не делай этого!» Мысли лихорадочно заметались. Конечно, разумнее ничего не предпринимать. Так Джонатан сможет легко понять, кто такой Джейсон Маверик, но такая проверка напоминала испытание колдовством, через которое проходили рыжие женщины в Средневековье. Их тогда бросали в реку в мешке: не выживет — не ведьма, наши искренние извинения ее родственникам. Выживет — ух, темная магия спасла! На костер эту недоутопленницу! Нет, так нельзя. — Простите, можно воды? — попросила я и потянулась к фужеру Джейсона. Его реакция поразила своей молниеносностью. Он вцепился в фужер и, сощурившись, посмотрел на меня уже оценивающе, как на противника. — Это не вода, — заметил он. В дело снова вмешался Бред. — Жадина! — рявкнул он в ухо Джейсону и быстро долбанул клювом по его пальцам. Тот тут же их разжал и прошипел тихое ругательство. Фужер упал на паркет и разлетелся мелкими стеклянными брызгами. — Жадина! — повторил Бред и прыжком перебрался на мое плечо. — Бред хороший! Я едва сдержала улыбку. Эта пародия на попугая прозвучала откровенно саркастично. — Ох, простите, — торопливо выдала я и потрепала Бреда по голове. — Мой питомец несколько… эксцентричен. Джейсон криво усмехнулся, но глаза его продолжили серьезно меня изучать. — Я заметил. Меня снова окатило напряжением. Интерес Джейсона ощущался так явно, что становилось не по себе. — Прошу нас простить, — проговорил Оуэн. — Я провожу невесту своего друга до дома. Ей нездоровиться. На лице Джейсона промелькнуло что-то такое, будто он собрался возразить, но через мгновение он кивнул и сделал шаг назад. — Конечно. Доброго вечера. Выглядел он при этом как кот, выпускающий из лап мышь: немного раздосадовано и удивленно. Вспыхнул свет портала. Исчезла бальная зала, на ее месте возникла моя спальня. Я выдохнула с облегчением. С груди словно сняли огромный камень, и дышать стало легче. Не думая о приличиях, я прошла к постели и упала на нее. Ноги были ватными. Бред уселся на подоконник. Оуэн отошел к письменному столу и принялся перебирать рисунки с моими видениями. — Рель, зря ты это, — сказал он после паузы. Мне не нужно было пояснять смысл этих слов. — Знаю, — легко согласилась. — Но я не могла, понимаешь? Пришел черед Оуэна тяжело вздыхать. — Знаю. Вот о чем мы с ним оба не догадывались, так это о заголовках утренних газет. Они гласили, что любимая собачка Ее Величества Изабеллы скончалась в муках от неизвестного яда. Как выяснилось позже, от того самого яда, что остался на полу рядом с осколками фужера Джейсона. ГЛАВА 10 Холодный осенний ветер треплет полы пальто и кусает пальцы, сжимающие переброшенный на одно плечо рюкзак с учебниками. Мельком я с тоской вспоминаю о перчатках, забытых в аудитории университета. Позади меня раздается шорох крадущихся шагов. Тихую поступь выдает шелест опавшей листвы, щедро рассыпанной по темному двору. Сердце пропускает удар, я резко оборачиваюсь и встречаюсь взглядом с мужчиной в черной спортивной куртке. Капюшон надвинут так низко, что лица не разобрать. Я нахожу в кармане пальто ключи и судорожно стискиваю их. До дома остается совсем немного… Я еще успеваю подумать, что, возможно, стоит кому-нибудь позвонить, а в следующее мгновение на моей шее смыкается что-то хлесткое — удавка. В легких резко заканчивается воздух, а сделать новый вдох мне уже не дают. Тьма — холодная, затягивающая, как черный омут, — обступает меня. Она повсюду, но прежде всего — в глазах моего убийцы. — Не-е-ет! Я резко села в постели. Сердце колотилось, как сумасшедшее. На лбу выступила холодная испарина. — Рель, что случилось? Я испуганно дернулась, когда мне на колени спикировал (скорее, просто рухнул) Бред. Крылья за спиной подрагивали, словно он был готов в любой момент ринуться в драку. — Ничего, — пробормотала я и облизнула сухие губы. — Просто приснился плохой сон. — Кошмар или… — Кошмар. Бред понимающе кивнул и одним прицельным плевком зажег свечу. Ее неяркий свет разогнал блуждающие по комнате тени. Дышать сразу стало легче. Я потянулась к стоящему на тумбочке графину с водой и трясущимися руками налила стакан. — Снова тот убийца? Я осушила стакан и молча кивнула. Бред помялся, а затем покружил на месте, как кошка, которая устраивается на сон, и лег на мои колени поверх одеяла. — Это уже в прошлом, — непривычно мягко проговорил он. — Больше такого с тобой не случится. Я криво усмехнулась. — Правда? — Конечно. Ведь я рядом. В глазах защипало. Борясь с желанием разрыдаться от смеси страха, усталости и благодарности я потрепала его по шипастой голове. — Спасибо, — тихо пробормотала я и легла обратно. Хотелось свернуться калачиком и спрятаться под одеяло, но я сдержалась. Вместо этого подложила руку за голову и спросила: — Что ты почувствовал, когда понял: твоих родных уже нет в живых? Бред на мгновение замер. Он выпустил когти из подушечек лап, а затем, словно очнувшись, снова спрятал их. — Не отвечай, — тут же сказала я. — Прости, не знаю, зачем я спросила… Я уставилась на танцующий огонек свечи. Ее шипение и запах воска успокаивал, но не затягивал ран прошлого. Я старалась не думать ни о родителях, ни о друзьях, ни о том, что мне было так дорого… в том мире. В мире, где моя жизнь оборвалась так резко и жестоко. Вдох-выдох. Концентрируйся на настоящем, Мира. Я так сильно погрузилась в тяжелые мысли, что не сразу расслышала голос Бреда. — Безнадежность, — после паузы проговорил он. Его оранжевые глаза вспыхнули, а затем потускнели. — Холод, отчаяние, пустоту… Но сначала — гнев.