Все расселись, и Эрика как раз собиралась открыть рот, чтобы произнести: «Угощайтесь», когда Конни запустил обе руки в миску с креветками. Одна, две, три большие пригоршни креветок переместились на его тарелку, и в миске осталось меньше половины первоначального количества. – М-м, вкуснота. Перед вами человек, знающий толк в креветках. – Конни с гордостью похлопал себя по животу и принялся за свою гору креветок. Патрик, который сразу выложил два купленных им чертовски дорогих килограмма, лишь вздохнул и взял маленькую пригоршню, почти не занявшую места у него на тарелке. Эрика молча поступила так же и передала миску Бритте, которая мрачно высыпала себе остатки. После неудачного ужина они постелили гостям в гостевой комнате и рано извинились под предлогом того, что Эрика нуждается в отдыхе. Показав Конни, где находится виски, Патрик с облегчением поднялся по лестнице в тишину и покой второго этажа. Когда они наконец улеглись в постель, Патрик рассказал, чем занимался в течение дня. Он давно бросил попытки утаивать от Эрики свои полицейские дела, правда, знал, что она никому не передает его слов. Дойдя до эпизода с двумя пропавшими женщинами, он увидел, что она навострила уши. – Я помню, что читала об этом. Значит, вы думаете, что нашли именно их? – Я почти уверен. Иначе выходит слишком большое совпадение. Но всерьез расследовать это мы сможем, только получив отчет судмедэксперта, а пока надо рассматривать все возможные версии. – А тебе не нужна помощь в поисках материала по истории вопроса? Она оживленно повернулась к нему, и ее глаза загорелись знакомым огнем. – Нет, нет и нет. Ты должна вести спокойную жизнь. Не забывай, что ты вообще-то на больничном. – Да, но последняя проверка показала, что давление опять в норме. Я сойду с ума, если буду сидеть дома без дела. Я ведь даже не смогла начать новую книгу. Книга об Александре Викнер и ее трагической гибели побила рекорды продаж, в результате чего с Эрикой подписали договор на еще одну книгу о реальном убийстве. Книга потребовала от нее колоссальных затрат, как временных, так и эмоциональных, и, отправив ее в мае в издательство, Эрика оказалась не в силах начинать какой-нибудь новый проект. Решающую роль сыграли слишком высокое давление и больничный лист, поэтому она нехотя полностью отложила работу над новой книгой на время после появления ребенка. Однако сидеть дома сложа руки ее не устраивало. – Ведь Анника в отпуске и не может этим заняться. А собирать материал не так легко, как может показаться. Надо знать, где искать, а я знаю. Я же могу просто немножко посмотреть… – Нет, и речи быть не может. Будем надеяться, что Конни со своими безумными родичами уедет завтра рано, и после этого ты должна только отдыхать, и точка! А сейчас помолчи, потому что я должен немного поговорить с малышом. Нам надо составить план его футбольной карьеры… – Или ее. – Или ее. Хотя тогда, наверное, будет гольф. В женском футболе денег пока еще нет. Эрика лишь вздохнула, но послушно улеглась на спину, чтобы облегчить общение. ⁂ – А они не замечают, что ты удираешь на улицу? Юхан, лежа на боку рядом с Линдой, щекотал ей лицо соломинкой. – Нет, Якоб, видишь ли, мне доверяет. – Она сильно наморщила лоб, передразнивая серьезный тон брата. – Это он вынес с посещения многочисленных курсов по установлению хорошего контакта с молодежью. Самое ужасное, что ребята, кажется, тоже туда ходили, потому что некоторые из них прямо обожествляют Якоба. Хотя если ты вырос без отца, то, наверное, принимаешь что угодно. – Линда с раздражением оттолкнула соломинку, которой ее дразнил Юхан. – Прекрати. – Что, уж и пошутить нельзя? Увидев, что он обиделся, она наклонилась вперед и в качестве утешения поцеловала его. Сегодня плохой день. Утром начались месячные, значит, неделю она не сможет заниматься с Юханом любовью, и потом, необходимость жить с идеальным братом и его не менее идеальной женой действует ей на нервы. – О, только бы годы шли побыстрее, чтобы я смогла вырваться из этой проклятой дыры! Им приходилось шептать, чтобы не выдать своего укрытия на сеновале, но, желая придать словам веса, она ударила рукой по доскам. – Значит, ты мечтаешь вырваться от меня тоже? Лицо Юхана приняло еще более обиженное выражение, и она прикусила язык. Если она вырвется на мировые просторы, она даже не взглянет на такого, как Юхан, но, пока она торчит дома, в качестве развлечения он вполне годится. Правда, ему об этом знать незачем. Поэтому она, свернувшись клубочком, как ласковый котенок, подползла вплотную к нему. Никакого отклика не последовало, тогда она взяла его руку и положила поверх своего тела. Его пальцы, словно по собственному желанию, принялись перемещаться по ней, и она мысленно улыбнулась. Мужчинами так легко манипулировать. – Ты ведь можешь поехать со мной? Говоря это, она сознавала, что он никогда не сможет оторваться от Фьельбаки или, пожалуй прежде всего от брата. Иногда ее интересовало, может ли он пойти хотя бы в туалет, не спросив разрешения у Роберта. – А ты с отцом разговаривала? – уклонившись от ответа, спросил Юхан. – Что он говорит по поводу того, что ты собираешься свалить? – А что ему говорить? Еще год он вправе решать за меня, но как только мне исполнится восемнадцать, он больше ни фига не сможет мне сказать. И это доводит его до бешенства. Иногда мне кажется, что ему хотелось бы занести нас в свои проклятые бухгалтерские книги. Якоб – дебет, Линда – кредит. – Что еще за дебет? – Это экономические термины, тебе они ни к чему, – засмеялась в ответ Линда. – Меня интересует, как было бы, если б я… – Юхан, покусывая соломинку, устремил невидящий взгляд куда-то позади нее. – Как было бы, если что? – Если бы отец не лишился всех денег. Тогда, видимо, в господском доме жили бы мы, а вы с дядей Габриэлем и тетей Лайне сидели бы в нашей лачуге. – Да уж, вот была бы картина. Мать в лачуге. Бедная как церковная мышь. Линда закинула голову назад и расхохоталась от всей души, поэтому Юхану пришлось на нее зашикать, чтобы не донеслось до дома Якоба и Мариты, до которого от амбара было рукой подать. – Тогда отец, возможно, был бы еще жив. И мать не сидела бы целыми днями со своими проклятыми альбомами. – Но он ведь не из-за денег… – Тебе это неизвестно. Откуда тебе, черт возьми, знать, почему он так поступил! – Его голос поднялся на октаву и стал пронзительным. – Это же всем известно. Оборот, который принял разговор, Линде не нравился, и она не решалась посмотреть Юхану в глаза. Семейная вражда и все с ней связанное были до сих пор, по молчаливому соглашению, запретной темой. – Все думают, будто знают, хотя на самом деле не знают ни хрена. И чертовски обидно, что в нашей усадьбе живет твой братец. – Якоб же не виноват, что так получилось. – Казалось странным защищать брата, которого она чаще всего осыпала ругательствами, но все-таки в ней заговорила родная кровь. – Он получил усадьбу от деда, и к тому же он всегда первым защищает Юханнеса. Юхан знал, что она права, и злость отпустила. Просто ему иногда становилось чертовски больно, когда Линда говорила о своей семье, тем самым напоминая ему, чего лишился он сам. Сказать ей об этом он не решался, но часто считал, что она проявляет неблагодарность. У нее и ее семьи есть все, у его семьи – ничего. Где же тут справедливость? Вместе с тем он все прощал ей. Юхан никогда еще никого так горячо не любил, и один лишь вид ее стройного тела рядом вызывал в нем огонь. Иногда он не мог поверить, что это правда. Что такой ангел хочет тратить на него время. Однако ему хватало ума не терять энергию на сомнения в отношении своей удачи, поэтому он старался закрывать глаза на будущее и наслаждаться нынешней ситуацией. Юхан притянул ее поближе к себе и, вдыхая аромат ее волос, прикрыл глаза. Он расстегнул верхнюю пуговицу ее джинсов, но Линда остановила его: – Не надо, у меня месячные. Давай лучше я. Она расстегнула ему брюки, и он лег на спину. Под опущенными веками перед ним замерцало небо. ⁂ Прошел всего один день с тех пор, как они нашли труп женщины, а Патрика уже мучило нетерпение. Ведь где-то находится человек, который интересуется, где она. Размышляет, волнуется, устремляет мысли во все более страшном направлении. Ужасно, что в этом случае даже самые худшие опасения оправданны. Больше всего Патрику хотелось узнать, кто эта женщина, чтобы оповестить тех, кто ее любит. Все лучше, чем неизвестность, даже смерть. Психологическая переработка скорби не может начаться раньше, чем знаешь, что оплакиваешь. Приносить такое известие будет нелегко, но Патрик уже мысленно взял ответственность на себя, сознавая, что это важная часть его работы. Облегчать и поддерживать. Но прежде всего узнать, что произошло с тем, кого они любили. Безрезультатность звонков Мартина накануне сразу во много раз усложнила работу по идентификации. В ближайших округах о пропаже женщины не заявляли, а значит, искать предстояло по всей Швеции, возможно, даже за ее пределами. На мгновение задача показалась невыполнимой, но Патрик быстро отбросил эту мысль. В настоящий момент интересы неизвестной женщины представляют только они. В дверь деликатно постучал Мартин. – Как ты хочешь, чтобы я действовал дальше? Расширял круг поиска, или начал с районов крупных городов, или?.. – Он вопросительно поднял брови и плечи. Патрик сразу почувствовал тяжесть ответственности за расследование. Ничто, собственно, ни на одно из направлений не указывает, но ведь с чего-то начинать нужно. – Проверь районы крупных городов. С Гётеборгом мы уже разобрались, так что для начала возьми Стокгольм и Мальмё. Мы, вероятно, скоро получим первый отчет от судмедэкспертов, и, если повезет, они, возможно, сообщат нам что-нибудь полезное. – О’кей. – Ударив по пути ладонью по двери, Мартин вышел, чтобы направиться к себе в кабинет. Пронзительный звонок из приемной заставил его развернуться и пойти впускать посетителя. Обычно этим занималась Анника, но в ее отсутствие им приходилось обходиться собственными силами. Девушка выглядела взволнованной. Худенькая, с двумя длинными светлыми косами и огромным рюкзаком на спине. – I want to speak to someone in charge[3]. Она говорила по-английски с сильным акцентом, и Мартин предположил, что с немецким. Открыв дверь, он показал ей рукой заходить. Затем прокричал в глубь коридора: «Патрик, к тебе пришли!» Он с опозданием подумал, что, наверное, следовало сперва узнать, какое у нее дело, но Патрик уже высунул голову из кабинета, и девушка направилась в его сторону. – Are you the man in charge?[4] На секунду у Патрика возник соблазн отправить ее к Мелльбергу, который чисто технически являлся главным начальником, но, увидев ее растерянное выражение лица, решил избавить ее от такого переживания. Послать хорошенькую девушку к Мелльбергу – это все равно что послать овцу на бойню, и его природный инстинкт защитника взял верх. – Yes, how can I help you?[5] Он жестом показал ей заходить и садиться на стул перед письменным столом. Она с удивительной легкостью сняла огромный рюкзак и осторожно прислонила его к стене возле двери.