– Подтирание задницы–мгновение! – ляпнул тогда ещë весëлый и озорной я, чуть громче чем собирался. – Ковыряние в носу–вечность! – подхватил мальчишка за соседним столом. Класс покатился со смеху, но преподаватель смерил нас строгим взглядом, отчего в классе стало на пару градусов холоднее. – Кто это сказал? – спросил он, но ответом ему была тишина. – Это был не риторический вопрос, я жду ответа. Задаваясь вопросом, что такое «риторический» больше чем самим вопросом учителя, класс потупил взгляд. – Тогда придëтся наказать всех, – пожав плечами сказал преподаватель. – Это они, – указав пальцем на меня и паренька по соседству сказала девочка с карими глазами, вздëрнутым носом и выступающими передними зубами, очень похожая на крысу. Я ощерился на неë, но было уже поздно, учитель уже был рядом. – Кто из вас автор шутки про ковыряние в носу? – Й–й–я, – робко сказал мой сосед. – ВСТАТЬ! ОТВЕЧАТЬ ПРАВИЛЬНО! – резко рявкнул преподаватель. Как же его звали? – Я, Артур 19–93, сэр! – вытянувшись в струнку отчеканил белобрысый паренëк хрупкого сложения. – Значит вы автор шутки про задницу? – мистер Питер. Точно. – Я, Патрик 15–89, сэр! – скопировав своего товарища по несчастью ответил я. – Очень хорошо. После этого Питер достал манипулятор стимула и коснулся им Артура, заставляя того закорчиться в муках от удара током. После него настал мой черëд. С тех пор я помню, что норматив подтирания задницы составляет сорок секунд, а ковыряние в носу является растратой времени, не предусмотренной нынешним законодательством. Сраный садист Питер тогда влепил мне второе наказание за латентную гомосексуальность, хотя я даже и не знал, что это. Повзрослев, я узнал, конечно же, но до сих пор считаю двойное наказание просто садизмом учителя, и за гомосексуальность не наказывают. Рабам в принципе запрещены половые отношения, поэтому государству нет дела до ориентации своих слуг. Закончив с бритьëм на две секунды быстрее норматива, я одеваюсь и выхожу из дома. Тяжëлые облака навеки зависли над Белфастом. Рождëнные трубами заводов они застилают небо, не давая Солнцу пробиться к земле. По улицам уже тянется поток рабов, спешащих на смену, и я вклиниваюсь в него, не вызывая никаких протестов со стороны подвинутых мною соседей по строю. Никто не разговаривает, не смотрит по сторонам, никаких лишних движений, только устав и нормативы. Несмотря на жизнь простого раба, что является сокращением от слова «рабочий», я люблю смотреть по сторонам на блага, которых сам лишëн от создания. Яркие неоновые вывески завлекают зайти и выпить какого–то пива. Рекламные щиты разномастно расхваливают товары, производимые на территории государства, обещая сделать жизнь проще и приятнее, как тот автоматический счëтчик секунд. «Имплант считает нормативы за вас!» – гласила рекламная вывеска. Уж не знаю каким надо быть дебилом, не способным посчитать время, но, видимо, он пользуется спросом. Я предпочитаю тратить заработанное на модификации, но не те, что делают мою жизнь легче, а те, что добавляют моему телу способностей. Например, моя правая рука оснащена гайко– и шуруповëртом с сотней насадок, что не слабо помогает в работе. Собственно, почти все рабы этим занимаются. Чем больше в тебе железа, тем выше шанс пробраться наверх. Поговаривают, что Лектор[2] Ирландии когда–то был рабом, а теперь управляет всеми заводами. Эх, мечты… После вчерашнего дождя коммунальщики смывают сажу с тротуаров, поднимая цветовой градиент с уровня «беспросветная чернота» до «мрачный мрак». Никогда не понимал их работы, особенно в рабочих кварталах. Всë равно никто не смотрит по сторонам. Добравшись до КПП[3], я привычно прохожу досмотр и рентген–просвет и выдвигаюсь в сторону своего рабочего места. Стоит сказать, что должность сборщика изделий не так плоха, как может показаться. Например, рабы из жестянщиков постоянно возятся с разборкой всякого хлама на переплавку. И не всегда этот хлам бывает чистым и опрятным. Однажды им приволокли разбитый на учениях танк, который признали непригодным для ремонта. К сожалению, для жестянщиков танк не помыли, чем немедленно вызвали волну бурчания под нос от рабов. Это было наименьшей их проблемой. Когда люк открыли, то стало понятно, что экипаж погиб от неисправности патронника пушки танка, которая взорвалась, направив половину убойного потенциала снаряда внутрь, а не наружу, размазав танкистов по внутренностям машины тонким слоем. Для армии выводили особенных рабов, исключительно преданных и послушных, пусть не самых смышлёных, но по–армейски хитрых. Когда военные поняли, что танк неисправен, а экипаж пал, они решили пострелять по танку, чтобы его точно отправили на переплавку, дабы не тащить его самим на базу. Периодически блюя, жестянщики очищали танк, чем вызывали взрывы смеха от остальных рабов, которые немедленно карались уколами стимулов. Но даже электрические наказания не могли оторвать нас от такого смешного зрелища! Жестянщики вываливались из люка, все в крови и нечистотах, поскальзывались на блевотине своих коллег, падали и ругались последними словами, а мы радовались тому, что не нам это убирать и смеялись как дети, потому что другим ещë хуже, чем нам. Однако, смех не был долгим. Через час вонь гниющих останков солдат заполнила помещение цеха. Через два заставила опустошать желудки всех присутствующих, чем замедлила производственный процесс. Мастер говорил, что нерадивых солдат, которые не захотели очистить танк перед отправкой на переплавку, отдали под трибунал и казнили за растрату рабочего времени. Марк 19–90 подошëл ко мне, как только я сел за верстак. Полный мужчина сорока лет, с пальцами похожими на жирных червей, являлся моим непосредственным начальником. За исключением стимула он не имеет металлических частей, что само по себе странно, учитывая его звание мастера, видимо он пробился наверх другими способами. – Патрик 15–89, задание на сегодня, – его противный, высокий голос постоянно действовал мне на нервы, так же, как и сегодня. – Выхлоп КСХ–5[4], правый. Шесть штук, – мерзко ухмыляясь, изрëк он. Учитывая строгие нормы времени, уделяемые на каждое действие, было странно видеть, как твой мастер, сознательно и с мерзкой улыбкой, нарушает нормативы времени. В технологическом процессе чëтким по белому написано, что полностью готовый к работе раб может собрать только пять выхлопов КСХ–5 за стандартную смену. «Учитывая то, что эта сволочь задерживает имплантацию моего протеза, и рука у меня всë ещë одна, даже пять штук – это суровое испытание.» – Работа принята? – подняв планшет, спрашивает Марк. – Принята, мастер, – отвечаю я. «Ну ты и тварь!» – этого он никогда не услышит от меня, но никто не запрещал думать. Подойдя к следующему верстаку, он окликнул другого раба, достаточно громко, чтобы я услышал. – Марвин 20–07, задание на сегодня. Выхлоп КСХ–5, левый. Пять штук. Работа принята? – Да, мастер, – буркнул Марвин. «Ну и как тут спокойно работать? У Марвина и руки на месте, а ему дали работы меньше! Зачем Марку шестой выхлоп? Они же парами поставляются. Надеюсь, что лишний выхлоп ты забьëшь себе в задницу!» – скрипнув зубами подумал я и приступил к работе. После того, как я поставил рекорд по сборке выхлопов КСХ–5(правых) в количестве шести штук за девять часов, настало время отправляться на обучение. ОНО[5] представляло собой различные кружки и классы по повышению квалификации. Все рабы посещали их по шесть часов в день. Сегодня лектор рассказывал нам о методах укладки проводов и силовых кабелей, их отличиях друг от друга. Лекция была откровенно скучной настолько, что пару раз учитель прерывался, чтобы ударить стимулом спящих на задних рядах рабов. Практику вел более интересный преподаватель, заставивший всех включится в процесс и начать неистово считать сечение проводов для определëнных ситуаций. Рабы даже начинали робко посмеиваться в его присутствии, когда особенно беспечного ученика било током. После окончания работы и ОНО, я отправился домой. Законные часы свободного времени начинались! Правда придëтся потратить час, чтобы подсоединить новый будильник, за которым ещë предстояло зайти в магазин, после чего обязательный просмотр исторического канала и новостей, а ещë надо пищу принять… ладно, буду решать вопросы по–одному. Зайдя в магазин, я ткнул пальцем в новый будильник, на что, обрадовавшийся покупке и непритязательному клиенту, продавец страшно обрадовался. – Эта модель ещë сильнее бьëт током! Вы не пожалеете! – брякнул он, явно не подумав, за что был вознаграждëн моим мрачным взглядом. Придя домой, я взял фонарь и отключил электричество, чтобы вмонтировать своего ежедневного мучителя в цепь, но остановился, так и не включив портативный осветительный прибор. Стоя в почти полной темноте, нарушаемой лишь мягким розово–фиолетовым неоном от вывески за окном, я задумался о жизни. «Стоит ли игра свеч? За что я так усердно работаю? Почему я терплю урода–начальника? Почему следую нормативам времени? Может не идти завтра на работу? Сделать что–то из ряда вон?» Мысль растаяла, когда я нажал кнопку включения фонаря. Я слышал истории о тех, кто бросал службу, даже видел одного такого. Как–то раз, мой коллега–сборщик не вышел на работу, и нет бы прикинуться больным, что было бы непосильной задачей для такого лишенного воображения придурка как он, как там его? Пусть будет Фрэнком. Так вот Фрэнк сказал, что устал. Такое вопиющее нарушение устава было рассмотрено аж на уровне фабрикатора, и в назидание остальным, Фрэнку ампутировали ноги, и вмонтировали бедолагу в рабочее место. Спустя неделю он покончил с собой, напившись моторного масла. Монтировать электрическую цепь одной рукой то ещë испытание, вот что я могу сказать, однако, я делал это почти в автоматическом режиме, продолжая размышлять над тем, что именно мне не нравится в своей жизни. «Ради чего я продолжаю ходить на работу? Можно было бы сказать, что ради блага Британии и еë граждан, но ведь это было бы хорошей целью только тогда, когда я бы чувствовал те блага, которые доступны остальным гражданам. Например, это вот «пиво». Не знаю что это, но очень хочется, хотя бы потому, что я никогда его не пробовал. Ради новых частей тела? Ради карьеры? Первое слишком странный смысл в жизни. Вторая причина слишком туманна, хотя и связана с первой. А туман нагоняется мерзкой рожей Марка. Ежедневно видя его не усовершенствованное, жирное тело, я теряю всякую надежду на продвижение по карьерной лестнице. Ради семьи? Рабам запрещено иметь семью. Раз в месяц сдал семя, чтобы генетики начали воспроизводство новых, и всë, гуляй. Так почему я должен терпеть удары током, издевательства и унижения?» Тяжело выдохнув, я закрутил последний провод. Стоя в тëмной комнате, лишëнной звуков, я закрыл глаза. «Одно из двух. Нужен либо смысл, либо покой». По стеклу снаружи застучал дождь, выводя меня из блаженного состояния сенсорной депривации. Я включил свет и настроил будильник, после чего получил паëк в отсеке для еды и взяв банку «Четырëхлистника[6]», соорудил из неë капельницу, воткнув иглу в коннектор на левом плече. Я включил телевизор, тщательно пережëвывая слегка тëплую питательную пасту, похожую на миску соплей смертельно больного. «Интересно, что там в новостях? Снова гонения на христиан и нападения техно–пиратов?» – … площади имени Теслы сегодня проповедовал свою веру, – из–за того, что я подключал будильник новостную программу я включил не сначала, услышав диктора на полуслове. – Проходившие мимо служащие, спешащие на работу во славу королевы и престола, жестоко избили его за навязывание своих идей. – Снимок с места избиения напоминал человека лишь отдалëнно. Просто куча костей и мяса, обëрнутая в чëрную ткань христианского проповедника, щедро политая кровью. – По сообщению секуторов, он останется жить, – а вот в это я точно не поверю. Забавно, когда по телеку говорят о христианах и рабах, которые стадом идут тянуть трудовую лямку, вы не услышите этих слов. «Христиане» и «рабы». А самое смешное что все, абсолютно все знают, что христиане есть в нашей стране, пусть и жалкие два процента. Так же все называют рабов «рабами», но диктор в ящике никогда не произнесëт этих слов. Нет, сэр. Однажды я наткнулся на проповедника по пути на работу. Как ни странно, его идеи меня не зацепили. Подумать только, он предлагал нам стать рабами Божьими! Будто быть рабом на фабрике недостаточно! Но в том случае, когда меня его идеи не зацепили, других рабов они откровенно разозлили, и они накинулись на проповедника, избивая железными конечностями. То, что осталось, можно было отковырять от асфальта лишь лопатой. – И к другим новостям, – продолжил диктор, – неизвестные напали на магазин протезов в Дундалке, убив установщика, продавца и охрану, так же похитив весь товар. Секуторы говорят, что у них есть след и расследование будет доведено до конца. «Ага, как же». Кочевые племена техно–пиратов являются головной болью секуторов сколько себя помню. Они грабят, убивают и растворяются в воздухе, будто никого и не было, оставляя стражей порядка делать вид, что у них всë под контролем. Самого сурового главаря самой суровой банды зовут Мак. Поговаривают, что они могут напасть даже на фабрику. Эти парни хватают не только железки, которыми оборудуют своих бойцов, но и технику. Поговаривают, что у них есть целый парк танков, украденных с разорённых сборочных заводов. Также они предоставляют выбор всем, кто попадает к ним в плен. Либо вступить в банду, либо сдохнуть в канаве. Как бы не была противна жизнь раба, чаще всего люди выбирают жизнь, оттого армия Мака растëт в геометрической прогрессии.