– Я же вам говорю – этот чертов негатив испорчен. – Испорчен? – Новый болван из наборного цеха пролил чернила. Стал вытирать. Кончилось все тем, что он опрокинул еще и отбеливатель. Ваша папка оказалась в числе пострадавших. Копия статьи сохранилась, а вот негатив загублен. Нам нужна замена. Эллис уставился на шефа – ошеломленный тем, как все обернулось. А уже в следующий миг он почувствовал, как его грудь сжимает лассо ужаса. – Но… у меня нет другого негатива… – Ну, снимок не обязательно должен быть тот же. Довольно будет похожей, подходящей к теме очерка, фотографии. Когда Эллис наткнулся на тех мальчишек, он даже не подумал, что их снимок пригодится ему в работе. Это же был не благотворительный вечер. Или какое другое мероприятие из тех, что он освещал последние два года. Их фотографий у него хранились горы. Но снимок двух мальчиков… Он сделал только один. Мистер Бэйлор вздохнул: – Послушайте, мне очень жаль, что так вышло. Но я уверен, что вы подыщете снимок, который устроит босса. Как по заказу, из своего кабинета выглянул Тримбл и кивком призвал к себе мистера Бэйлора. Тот поднял руку в согласии. Обернувшись к Эллису, он добавил: – Только принесите мне снимок до конца этого рабочего дня, хорошо? – и не дождавшись ответа, шеф устремился прочь. И слава Богу! Потому что Эллис не знал, что ответить. На самом деле ему даже вряд ли бы удалось обрести голос. Густая струя дыма хлынула ему в лицо; глаза защипало. Клейтон прервал свое неумелое печатание на машинке, чтобы закурить новую сигарету. Стряхнув крупицы табака с нижней губы, он поднял свой квадратный подбородок к Эллису: – Не принимай так близко к сердцу, парень. Это же не конец света! В тоне Клейтона не было сарказма. Но когда он, засунув себе в рот сигарету, вернулся к работе, изгиб его губ приобрел все признаки самодовольной ухмылки. Борясь с натиском разочарования и страхов, Эллис пошагал обратно к своему столу. В ряду настенных часов секундные стрелки без устали бежали вперед. Да так быстро, словно наперегонки. А местное время было восемь минут двенадцатого. С его планами на ланч можно было распрощаться. Эллис постарался собраться и сохранить спокойствие. Для спасения ситуации была еще масса времени. Плюс-минус шесть часов. Он мог выпросить у мистера Бэйлора позволения запустить статью самостоятельно. Хотя… учитывая нрав шефа, это было крайнее средство. Эллис начал перебирать в голове прочие варианты. Хотя уже осознал: он просто пытался обойти самый очевидный выход из положения. Далеко не идеальный… Но разве у него имелся выбор? * * * И снова он не обнаружил никаких признаков чьего-либо присутствия внутри. Дом все так же выглядел безжизненным. На этот раз не было даже детей на его крыльце. Эллис ступил из припаркованной машины в присыпанную галькой грязь. Прошло всего несколько недель с того раза, когда он здесь проезжал. И можно было смело предположить, что братья-мальчуганы еще оставались в семье. Проселочная дорога пребывала в таком состоянии, что у водителей не возникало желания свернуть на нее безо всякого дела. Однако деревянной таблички о продаже детей нигде видно не было. На какой-то момент Эллис представил себе юных братиков, то, что с ними могло произойти, и исход его миссии подернулся туманом. Он провел в дороге сорок пять минут – достаточно времени для того, чтобы усомниться в своем первоначальном решении и задуматься о других вариантах. Эллису даже пришлось себе напомнить о посыле собственной статьи, о надежде и решимости, которую она должна была разжечь в сердцах нуждавшихся людей. Конечно, было бы ложью утверждать, что поехал он в Ланкастер исключительно во благо других. Выросший в доме рядом с тенью призрака, Эллис рано усвоил: очень важно – чтобы тебя заметили. Но разве не этого желали в глубине души все люди? Разве не всем хотелось, чтобы их жизнь что-либо да значила? Разве не все мечтали оставить по себе след? Чтобы их помнили… Да, Эллис приехал сюда ради себя, ради своей будущей карьеры. Однако, очутившись снова возле этого серого сельского дома, посреди молчаливых полей, все, что он смог вспомнить – это те мальчишки и их глаза… и свое неодолимое желание хоть чем-нибудь им помочь. Эллис начал медленно подниматься по ступеням крыльца; в кармане его брюк зашуршала пара однодолларовых банкнот. Он схватил эти деньги в своей квартире, куда заехал по дороге. Эллис решил предложить их родителям мальчиков. Еще до того, как их сфотографировать. Обыкновенное вознаграждение за несколько снимков – так он сказал бы их отцу, окажись он «гордым». На эти деньги родители смогли бы купить детям молоко, немного масла и хлеба. Даже мясо и картошки для рагу. Конечно, Эллис бы остался без денег на арендную плату и рисковал быть выселенным домовладельцем, чья терпимость к просрочке платежей распространялась только на красивых девушек и некоторых пожилых жильцов. Но он бы выкрутился! Пообещал бы хозяину с лихвой покрыть все неустойки; ведь за несколько новых статей ему светил приличный заработок. Светил… теперь его перспектива становилась призрачной. Эллис распахнул сетчатую дверь и постучал. Подождал и постучал еще раз. Уже громче. Опять никого и ничего. И тут он заметил дранку. Она лежала в дальнем углу крыльца, поверх кучки старых дров. Эллис отпустил сетчатую дверь, и та, противно задребезжав, закрылась. А он подобрал дощечку и, стараясь не пораниться о расщепленные края, перевернул ее. «Продаются двое детей». Вокруг Эллиса не было ни стеклянных шариков, ни других игрушек или маленькой обуви. Никаких подтверждений того, что дети еще не были проданы. Тому, кто больше заплатил. Или – что еще вероятнее – любому, кто предложил за них хоть какие-то деньги. – Их больше нет, если что. Эллис обернулся, испугавшись сначала голоса, а потом произнесенных им слов. У подножия крыльца стояла девчушка лет семи, держа сбоку от себя букет одуванчиков. Надетый на ней комбинезончик без рукавов закрывал грудь ее маленькой и тоненькой фигурки, но был слишком короток, чтобы спрятать голые ступни и щиколотки. Эллис собрался с духом: – Ты говоришь о двух мальчиках, которые здесь жили? Девочка кивнула, тряхнув белокурыми прядями, выбившимися из завязанного на макушке хвостика. – И остальных тоже нет. Мама сказала, что их папе, наконец-то, повезло. Он получил работу на мельнице в округе Бедфорд, причем в самый последний момент. Мистер Клаузен грозил… вы знаете мистера Клаузена? Эллис помотал головой. Девочка фыркнула себе под нос: – Тогда вы ничего не потеряли, это точно. Мистер Клаузен владеет здесь кучей домов, а сам похож на картофелину. Знаете, такую старую, бугристую картофелину, у которой отовсюду лезут ростки. И если вы не платите вовремя за аренду, этот человек выпускает клыки, как злобный енот. – Лицо у девочки приобрело такое выражение, будто она своими глазами видела эти клыки. Из того, что она ему рассказала, Эллис понял: семья мальчиков в доме больше не проживала. – Что ж, это хорошие новости, насчет работы. – Он постарался, чтобы его голос прозвучал довольным. Эллис обрадовался за семью. Правда обрадовался. Только эгоистично пожалел, что не повел себя предусмотрительно раньше. И не сделал больше фотографий, когда ему представилась такая возможность. – А вам это не нужно? – спросила девочка Эллис не понял связи. – Всего один цент за букет. Я его сделала сама. Видите? – Девочка протянула ему одуванчики, сплетенные в несколько пучков, по десятку в каждом. Некоторые от жары уже поникли. Похоже, маленькая цветочница это тоже заметила: – Немного воды, и они снова поднимут головки. Даю вам слово! – Твердый кивок, которым сопроводила свое обещание девчушка, был явно призван убедить собеседника: в чем в чем, а в этом вопросе она разбирается. Эллису действительно нужно было копить каждый цент – теперь даже больше, чем прежде. Но он посмотрел на ее впалые щечки и розовый, закругленный носик, а потом заглянул в светло-карие глазки. Они сверкали такой надеждой! И как он ни старался, но отказать девчушке не смог. Лишь вздохнул. – Дай-ка я проверю, что у меня есть, – сказал он и сошел с крыльца вниз. Девочка ухмыльнулась в предвкушении, а Эллис, порывшись в кармане своих брюк, нашел три монетки по центу. Его первым побуждением было отдать ей только один. Но уроки, впитанные им за годы посещения воскресных богослужений с матерью (и отцом тоже, хотя только в физическом смысле), подвигли парня проявить христианскую щедрость. А ведь еще несколько минут назад он был готов отдать целых два доллара семье, которую даже не знал. – Сколько дадите, столько возьму, – вмешался в его мысли голосок. Эллис положил в ладошку девочки монеты. Она вытаращилась на них так, словно получила горсть редчайших драгоценных камней. Но уже через пару секунд резко замаскировала свою безудержную радость деловитостью честного коммерсанта. – За это вам положено три букета. – Оставив себе только один пучок увядших одуванчиков, девочка вручила остальные Эллису. Вот уж кстати – для погребения его карьеры… – Приятно было пообщаться с вами, мистер. – Девчушка почти согнала с лица довольную улыбку. Хотя блеск в глазах ее выдавал. Не дожидаясь, пока Эллис передумает, она благоразумно побежала прочь с зажатыми в кулачке центами. В один миг пересекла дорогу и помчалась по длинной, грязной подъездной дороге, что вела к другому дому. По щеке Эллиса скатилась капелька пота. Но он даже не озаботился тем, чтобы ее смахнуть или вытереть. Послеполуденное солнце немилосердно припекало ему спину. А плечи уже норовили согнуться под гнетом тяжкого, душного воздуха и проблемного дня. «Сдаваться рано!» – отозвались эхом в его памяти слова Лили. Опустив глаза вниз, Эллис осознал, что все еще держит в руках деревянную табличку. Он же может сфотографировать ее вместе с домом на заднем плане! Конечно, этот снимок не будет производить такого сильного впечатления, как фотография мальчиков. Но все лучше, чем ничего!