Он пьян? – Какой пароль? – Я поднимаю его за толстовку до уровня глаз и встряхиваю. – Записка… рядом с терминалом. В арке… библио… Его глаза закатываются, а затем закрываются. Черт! Я ударяю его по лицу ладонью, его голова мотается в сторону, но он не реагирует. Невероятно! Трус, должно быть, упал в обморок. На моей руке кровь с его рта. С отвращением я отпускаю Джека, вытираю руку о его толстовку и вскакиваю. Передо мной стеллажи образуют коридор, который заканчивается изогнутой книжной стенкой в центре комнаты. Должно быть, он имел в виду это. Джек все еще совершенно неподвижен. Я не трачу время на то, чтобы связать его, и иду туда. Что-то синеватое мерцает между книгами арки. Мой пульс учащается, я продолжаю искать, пока не нахожу щель шириной с дверь, через которую я вошел. Здесь, внутри, как в пещере. В книжной пещере. На стене напротив меня на самом деле экран компьютера. Я протискиваюсь мимо сидений и читаю надпись на дисплее: «Подтвердите личность». Где чертова записка? Мой взгляд блуждает в свете дисплея над клавиатурой и ковриком для мыши. Наконец, я обнаруживаю рукописную заметку справа от книжной полки. Бутылка газировки и стакан с небольшим количеством коричневой жидкости стоят на ней. Я отодвигаю их в сторону и достаю записку. Дарвин на шаг впереди! Кейран В. Хип мертв! Пальцы нетерпеливо касаются клавиатуры. * * * Чуть позже я несусь по подземному секретному коридору, следую за слабой искрой надежды, которая светит мне в конце, и наконец достигаю двери. Блики пробиваются сквозь дымное стекло между черными металлическими бусинами. Просто не может быть слишком поздно. В последний момент я думаю о том, а что, если это ловушка, и у Джека есть сообщник? Ладонь вспотела и соскальзывает с медного оперения павлина на дверной ручке. Ручка поддается, я отскакиваю в сторону, толкаю дверь ногой. Яркая полоса света падает в проход. Секунды текут как липкий мед. По крайней мере, пуля или нож не полетели в тебя. Я осторожно наклоняю голову вперед и заглядываю в комнату. Из-за старинной двери и местоположения я ожидал увидеть склад, полки от пола до потолка, забитые книгами, внутри которых плесени больше, чем пыли на переплетах. Вместо этого мои глаза скользят по современным белым шкафам, черным рабочим столам и техническим устройствам на тележках с колесиками. Свет становится ярче, когда я иду в правую часть комнаты. А потом обнаруживаю то, что почти заставляет меня опуститься на колени. Худенькая фигурка лежит на металлическом столе, рядом с краем которого находится массивная консоль. Запястья, грудь, бедра и лодыжки, затянуты ремнями, как расплавленное серебро. Рядом стоят темные технические приборы, на их экранах вспыхивают предвестники апокалипсиса с неоновыми диаграммами, а над всем этим висит лампа, почти такая же длинная, как человеческое тело, и такая яркая, что освещает всю комнату. На самом деле я заметил, что это единственный источник света, лампы на потолке выключены. Мгновение я стою там в ужасе. Сердце болит, когда глаза скользят по яркому вязаному свитеру и шлему, темный щиток которого полностью закрывает лицо. Но по плечам рассыпаны длинные волосы, как черный шелк, спускаются со стола и парят чуть ниже полуметра над полом. Я просыпаюсь от оцепенения, начинаю ругаться, вытаскиваю футляр для очков из кармана куртки и открываю его. В огромном широком зеркале отражается мое бледное лицо. Ото лба красные ссадины тянутся к щеке, по которой растеклась зелено-голубая тень. Когда я дотрагиваюсь до руки Эммы, она не реагирует. Боже, уже поздно? Я беспомощно оглядываюсь по сторонам и обнаруживаю, что кабели, которые проходят под ее свитером к шее, ведут к монитору сердцебиения у изголовья. Пульс есть. Но даже такой-никакой медицинский работник, как я, в курсе: тридцать два удара в минуту – это ненормально. Руки дрожат, когда я открываю пластиковый колпачок шприца. Выдавливаю крошечную каплю противоядия из иглы. Когда собираюсь приподнять свитер Эммы над правым запястьем, вижу, что в ее левой руке уже есть прозрачная канюля, на предплечье, которая зафиксирована лейкопластырем. Джек, должно быть, ввел яд в эту вену. У меня скручивает желудок. Я обхожу стол и опускаю шприц. Подождите-ка. Рука Эммы выглядит немного странно. Это может оказаться последствием действия яда, но… Я рассматриваю ее. Рука сжата в кулак. На другой руке вытянутый указательный палец под средним, а остальные пальцы согнуты. – ПОДНЯТЬ РУКИ! – кричит женский голос. Я поворачиваюсь и вижу следующее. Девушка стоит у двери и обеими руками держит пистолет, направленный на меня. Пальцы крестиком за спиной. – Разве не понимаешь? Я сказала… Преднамеренный обман. Я оглядываюсь на Эмму, будто онемевший. Знала ли она, что произойдет, хотела ли она дать мне подсказку? Пуля ударяет в предплечье, разрывая рукав куртки. Я глубоко вздыхаю, кладу шприц на металлический стол и медленно поднимаю руки. – Псих, что ты сотворил с Эммой и Джеком? – восклицает она. Только теперь я вижу слезы на ее лице, обрамленном коричневыми кудрями. Прежде чем успеваю ответить ей, слышу звук быстрых шагов. Похоже на тяжелые ботинки, точно половина армии бежит сюда. Эмма Детство Так холодно. И тихо. Я чувствую себя дайвером, который потерял ориентацию во мраке бездны и не знает, в каком направлении плыть, чтобы вернуться на поверхность. Когда я отдаляюсь, звук внезапно прорывается сквозь безграничные просторы вокруг меня, сначала смутно, просто дыхание, потом становится все громче и громче. Теперь я вижу проблеск. Чернота разделяется сине-голубой полосой, которая по краям окаймлена бирюзой. – Эмма. Мои веки сразу открываются и закрываются, я моргаю от слишком яркого света, чувствую слезы на щеках. Постепенно картинка становится четче, мой взгляд скользит по черной куртке. Фарран. Он выглядит почти так же плохо, как после нашей драки, когда я навестила его в больнице. Но странно, на этот раз я на… Да, на чем я лежу и почему? – Ты в порядке? – тихо интересуется он. Его голос звучит обеспокоенно. Мой спонтанный кивок вызывает волны боли в голове, в горле пересохло. – Прости меня, – говорит он. Его слова вызывают во мне страх. Я пытаюсь вспомнить, почему я здесь, когда он проводит рукой по своим коротким волосам. – Я не думал, что он зайдет так далеко. Слишком беспечно с моей стороны. Давление в голове усиливается, и внезапно события последних нескольких часов обрушиваются на меня, словно потоки воды, постоянное движение которой разрушает плотину. Я пытаюсь встать и бороться с головокружением. – Эйдан! Папа! – я издаю стон. – Успокойся. Они в порядке. Оба. – Фарран тянется к моей спине, поддерживая. Хорошо. На мгновение эти слова на самом деле успокаивают меня, затем я отталкиваю его руку. – Вы солгали мне, вы знали, что папа не умер! Дверь в другом конце комнаты открыта, звук тяжелых шагов бьет по голове. – Сэр, соколы напали на воронов Инглвуда! – Этого следовало ожидать, – Фарран поворачивается к мужчине. Я быстро осматриваю его форму – «Охрана воронов Инглвуда» – и затем разглядываю техническое оборудование, металлическую кушетку, на которой я сижу. Когда оборачиваюсь, толстый шлем с черным козырьком бросается в глаза. Дрожь бежит по позвоночнику. Серебряные ремни висят справа от меня. Я беру один в руку и смотрю на него. – Встретимся там через несколько минут, Стивенс. Дайте Каллахану знать. Он будет руководить операцией, пока я не прибуду, – дверь закрывается, и я краем глаза замечаю, что он поворачивается в мою сторону. Серебряный ремень вафлеподобной структуры, тяжелая упругая сердцевина. – Что это? – спрашиваю я, протягивая ему. Рука дрожит от гнева. Он вздыхает. – Стекловолокно с пластиковым покрытием, усиленное изнутри тонкими стальными проволоками. Пожалуйста, не вини себя за неудачу. Даже Якоб не смог бы разорвать их с помощью телекинеза. И прежде чем судить меня, знай, это не моя работа, а наследство от отца. Он выплевывает последнее слово, будто оно имеет испорченный вкус. Тревожные сирены теперь слышатся в подвале, но он так спокойно стоит передо мной и смотрит, словно владеет всем временем мира. Медленно туман рассеивается в голове, а потом я просто выдаю это: – Вы результат генетических экспериментов Кейрана Хипа, не так ли? Вот почему у вас столько способностей. Несколько часов назад, когда я бесчеловечно назвала вас монстром, вы очень разозлились. Вот о чем идет речь, – я с отвращением указываю на диван и приборы вокруг, – Хип видел в вас чудовище. – На его лице мелькает грустная улыбка, настолько быстро, что я сомневаюсь, не показалось ли мне. – Почему он не гордился вами? Фарран глубоко вздыхает. – Знаешь ли ты, что произойдет, если скрестить лошадь с ослом? – Его глаза приобретают металлический блеск, я даже немного отклоняюсь назад. – В результате получается гибрид, существо, которое может обладать различными способностями, оно лучше родительских видов, но является мутантом, потому что утрачивает способность… размножаться. Щеки становятся горячими, и я быстро опускаю голову. – Мне было тринадцать, когда я узнал об этом. Чуть позже Хип захотел закончить эксперимент. – Закончить? – Убить меня. Ликвидировать. – Я прикусываю нижнюю губу, не знаю, что сказать о подобной чудовищности, но он уже продолжает дальше. Его голос звучит монотонно издалека, словно он сам отдаляется от своих слов: – В детстве мне позволяли выходить из этой комнаты под строгой охраной, но не более чем на два часа в день, чтобы отправиться в парк Инглвудских воронов. Только горстка сотрудников, которые участвовали в экспериментах Кейрана, жили здесь, в доме. Он платил им королевскую зарплату за молчание… – он колеблется и вздыхает, – о творящемся здесь безумии.