– Вполне возможно, – он садится на корточки и смотрит на меня, – хотя, думаю, это заняло бы десять или двадцать секунд. До сих пор у меня не было возможности проверить способности на человеке с таким даром. Вы слишком редки. Последние слова он, скорее, бормочет самому себе, задумчиво потирая подбородок. Ледяное покалывание льется с моей шеи на покрытый потом позвоночник. – Как вы можете говорить нечто подобное? – шепчу я. И тут суть его высказывания пронзает меня. – Все ваши предыдущие подопытные мертвы. Молчание Фаррана давит на уши. Не думай об этом. Сконцентрируйся на здесь и сейчас, на реальности! – Вы можете не только видеть эмоции, но и управлять ими, верно? В вашей книге ничего не говорилось об этом даре. – Неважно. До сих пор я не встречал никого, кто догадался бы. Ты первая и единственная, разгадавшая эту тайну, даже если немного ошибаешься с выводами, – он складывает руки в молитвенном жесте и немного наклоняется вперед, – я не контролирую эмоции, а лишь усиливаю те, что уже находятся в тебе, пока они не заглушат все остальные, не станут подавляющими. Как отреагируешь, зависит только от тебя. С чувствительным человеком… – …было слишком просто. Уже ясно. Спасибо за демонстрацию. Внезапно я осознаю, откуда взялась невероятная привлекательность, харизма, которую излучает Фарран. Вспоминаю церемонию посвящения и то, как студенты с энтузиазмом приветствовали директора, о своем стремлении стать вороном. Вот почему никто не может сопротивляться ему. Я чувствовала себя одиноко, и он заставил меня увидеть в нем отца и наставника, давшего новый дом, общество. Другие восхищались его телекинетическими способностями, интеллектом. Фарран может сделать гротескной ту черту, что делает его наиболее привлекательным в глазах людей, для каждого из нас она своя. Я изумленно качаю головой. – Если вы знаете о моей ненависти к вам, почему доверяете мне этот секрет? Он сидит передо мной в костюме, сложив руки на коленях, и напоминает медитирующего бизнесмена на мотивационном мероприятии. За исключением того, что Фарран в этом не заинтересован. Так чего он в итоге добивается? – Ты до сих пор не уяснила это из-за своей скромности, – тонкая улыбка скользит по его губам, – я уже объяснял, твой отец был мне как брат. – Почему вы позволяли мне вытворять все это? Вы неумолимы, когда дело касается соблюдения кодекса ворона! Между его бровями образуется вертикальная складка. – Ты беспомощно кусаешься, как раненое животное. Позволь закончить. Мне следовало продемонстрировать тебе свои способности сегодня вечером, чтобы ты поверила мне, – он вздыхает и проводит рукой по коротким волосам. Прежде чем Фарран продолжает, он смотрит на меня долгое мгновение. Словно хочет убедиться в чем-то еще раз. Нервно проглатываю кровь, скопившуюся во рту, и стараюсь сохранять спокойствие. – Это я выбрал тебя. Ты должна стать моей преемницей, наследницей сбережений, получить акции всех компаний, которыми управляет ворон, мою империю. Ты станешь миллиардершей в списке Форбс, а также моей наследницей в деле воронов, хранительницей знаний и страстным борцом за наше дело. После смерти твоего отца у меня не осталось никого, кому можно было бы доверить нести это бремя, завещать продолжить работу всей моей жизни или, возможно, довести ее до конца. Нам следует ясно понимать друг друга, Эмма. – Он наклоняется ближе. Серо-голубые глаза блестят, как платина. – Это не вопрос или просьба. Никаких раздумий или сомнений. Здесь и сейчас выбери, на чьей ты стороне. Окончательно. Если ты согласна стать моей наследницей, между нами больше не будет секретов. Я предлагаю тебе весь мир, Эмма. Или смерть. Якоб Обреченный Обреченный. Слово пронзает его голову, оставляя пламенный след. Якоб вскакивает, устремляется в противоположном направлении, игнорируя визг покрышек и рев Намары. Он никогда не чувствовал себя таким несчастным, поступая правильно. Удалось бы ему поймать Эмму? Не думай об этом сейчас. Фион не причинит ей вреда. Он повторяет предложение до тех пор, пока сам не начинает верить в это, чтобы успокоить свою совесть, пока несется по улице мимо спортивных площадок и парковых лавок, под звуки возбужденных криков и гула. Несколько девушек и парней с фонариками встречаются на его пути, взвизгивая, когда луч света падает на оружие в его руке, прежде чем броситься вглубь парка. Якоб замедляет темп и снимает пистолет с предохранителя. Судя по шуму, он находится близко от места происшествия. Последние слова Штайна адресованы Дэвиду. Пока никто не свергнет Фаррана, он будет преследовать сына Кристиана за выдающийся дар, чтобы сделать его вороном. Якоб верил его видениям на протяжении десятилетий, хотя Рина предупреждала насчет Фаррана. Но Якоба заманили еще подростком, в возрасте шести с половиной лет. Когда он идет по хрустящему следу разбитых уличных фонарей, внезапно вспоминает пряный вкус дыма, жареного лосося, приключений и странного четырнадцатилетнего мальчика, слишком маленького и худого для своего возраста, который сидит рядом с ним и, улыбаясь, показывает, как ловить рыбу в реке силой мысли. Все потеряно. Боже, может быть, и этот бой тоже. И его дочь, уже в который раз. Но неокончательно. Он позаботится об этом. Штайн умер не напрасно. Когда у Якоба в голове мерцает образ Дэвида, он освобождает себя от бремени рассказать ему о смерти отца и сосредотачивается на мрачном парке. Включать фонарик слишком опасно. Звук трещащей древесины останавливает его во время бега, и он укрывается за стволом высокого дерева. Конусы света проносятся мимо него. Пронзительный вопль женщины внезапно вырывается из путаницы различных криков, такой болезненный, будто ее кости просто ломаются. Черт возьми! – Филлис у нас! Все кончено, Монтгомери! Наконец-то выйди к нам, или она получит пулю в лоб! Якоб успокаивается. Так происходило всегда. Когда другие теряют головы, в момент наибольшей опасности он отмахивается от напряженного беспокойства и ведет себя так, будто кто-то щелкнул по выключателю. Мужчина лет тридцати или старше, очень нервный. Якоб анализирует тон угрозы. Разумеется, сирены полицейских машин теперь громко воют по парку. У них нет минуты или двух, чтобы схватить лидера соколов и исчезнуть до прибытия полиции. Плохой расклад для Филлис. Якоб высовывается из своего укрытия и бежит к темному массивному пятну, которое возвышается в нескольких метрах от него. Позади яркие светодиодные фонари освещают окрестности. Макэнгус добегает до безопасного места незадолго до того, как лучи света задевают пятно: бронзовая статуя человека с собакой. Он опускается на колени и ждет, пока свет не сдвинется немного левее. Затем Якоб медленно наклоняется вперед и выглядывает из-за каменного края, чтобы оценить количество воронов и расстояние между ними, считая фонарики. Раз, два, три… Вы должны быть уверены в победе, если используете фонарики так небрежно. Шесть, семь… Слишком много! Якоб кусает нижнюю губу. Яркий свет вспыхивает, направляется на его лицо, и молодой мужчина кричит от испуга: – ВЫ! – А потом: – КЕЙТ, НИК, ЗДЕСЬ… Одним махом Якоб бросается в черную бездну, ударяется телом, скорее всего, наткнувшись на одну из сторон грубой статуи, а затем плавно катится по земле, пока не чувствует, что может снова встать на ноги. Листья шуршат под стремительно приближающимися шагами. В свете сияющих на траве огней Макэнгус узнает парня, напавшего на него, Джека, который стоит, замерев на месте. Он ждет, когда прохожие пройдут половину пути и направят фонарики на неподвижный силуэт. Затем Якоб поднимается и, совершая небольшой крюк, крадется к группе, оставшейся позади во тьме. Филлис у них. Он ползет последние десять метров за ними, проклиная засохшие листья, хруст которых слишком громок для чувствительного слуха. Но его беспокойство необоснованно. Никто, похоже, не ожидает очередной атаки сокола. Сам Монтгомери – стратег, он не привык сражаться, точно король на шахматной доске. Осталось несколько метров. Их четверо. Две фигуры, стоящие близко друг к другу, находятся по бокам, справа и слева, на расстоянии около полуметра от остальных. Боже милостивый, позволь мне побыстрее закончить с этим! Небольшая задержка, и они с Филлис смогут составить компанию Штайну через несколько секунд. Якоб направляет свой фонарик на уровень, на котором находятся головы пары воронов, посередине них должна находиться Филлис. Он направляет оружие на ворона, стоящего справа. Один, два… – Это Джек! У Монтгомери его… – кричит женщина неподвижному силуэту. …три. – ПРИГНИСЬ, ФИЛ! – орет Якоб, нажимая на выключатель фонарика и одновременно на курок. Болезненный вопль доносится справа. Но Якоб сосредотачивается на паре посередине, видит красные волосы, вспыхивающие в свете фонаря, в которые упирается ствол пистолета. Рука человека принудительно уходит в сторону под действием телекинеза, роняет оружие, которое поднимается в воздух и исчезает между листьями деревьев. Через несколько секунд Якоб откатывается в сторону, как раз вовремя, потому что пуля рикошетом вспахивает землю рядом с его головой. Грязь брызгает в лицо. Его пальцы все еще на курке. Он дергается, когда сквозь него проходит неожиданная боль, которая затмевает все предыдущие ощущения. Невозможно остановить тело, бесконтрольно трепещущееся, а также собравшиеся слезы, которые размывают зрение. Он не в состоянии сопротивляться. Что-то темное приближается, и его голова вот-вот взорвется от пульсирующей боли… Внезапно все проходит. Словно кто-то перерезал огненную нить мучений ножницами. Пульс Якоба скачет, как на американских горках, его рука дрожит, когда он вытирает глаза. Кто-то грубо тянет его за руку. Прежде чем он наносит удар, слышит искаженный задыхающийся голос Филлис. – Черт возьми, Якоб, пошевеливайся! Отдохнешь потом! Ты действительно ожидал получить благодарность? Он изо всех сил пытается подняться. Проклятье, ноги как резиновые. Филлис тянет его, и они бегут к Ист-Драйв. Выстрелы, снаряд отскакивает от уличного фонаря с металлическим звуком и пролетает мимо них очень близко. Но как только они пересекают улицу, первые патрульные машины поворачивают за угол. Яркий свет фар. Якоб стискивает зубы и бежит из последних сил, чтобы не отстать от Филлис, которая спешит к другой стороне парка. Сирены ревут в ушах, и перед тем, как он догоняет Филлис, что-то мощно ударяется в его левую руку, Якоб внезапно спотыкается. Жгучая боль пронзает все тело. – Проклятье! – ревет он. – Якоб? – кричит Филлис и поворачивается, чтобы оценить ситуацию, ее зрачки расширяются, когда она видит окровавленную руку. Не раскисай! – Где, черт возьми, Рич? Надеюсь, не на другом конце парка?! – его голос звучит грубее, чем ему хотелось. Но он добивается желаемого эффекта. Ужас в глазах Филлис сменяется гневом. – Нет, ты олух! Мы почти на месте. Не только ругательство, но что-то еще в ее тоне заставляет Якоба удивиться. Она боится, что Ричард мертв. С улицы доносятся резкие выкрики и выстрелы. Похоже, что преследователи не могут пробраться через стену полицейских машин позади. Без сомнения, у Фаррана достаточно контактов с нью-йоркской полицией и прокуратурой, чтобы освободить своих людей в случае ареста, но Якоб знает, что у воронов есть принцип – избегать излишнего внимания и шумихи. Похоже, его бывший друг даже подумать не мог, что эта миссия закончится провалом. Почему Ричард не предвидел этого? Что произошло? Якоб чувствует, словно к его плечу прижимают пылающий кусок угля. Но рана, похоже, неопасная, просто царапина. Перед ними появляется вытянутая викторианская деревянная конструкция, граничащая с церковным зданием. Молочный, читает Якоб, пробегая под зеленым флагом, висящим на металлическом шесте. Магазин в центре парка? Незадолго до того, как они достигают конца прохода, Филлис поворачивает направо, к старой каменной стене, и останавливается перед зарешеченной деревянной дверью с двумя створками. – Шутишь! – говорит Якоб. – Ричард спрятался там и просто оставил тебя связанной? Взгляд, который она кидает на него, заставляет Якоба замолчать.