Хозяин положил руку на скамью, и Макар обратил внимание, что у него утонченные ровные пальцы, длинные, как у пианиста. – Вы музыкант? – заинтересованно спросил он, кивая на ладонь Валентина. Тот бросил взгляд на руку, отрицательно покачал головой. – Нет, не музыкант. Впрочем, раньше у меня и в самом деле была довольно интересная профессия, которую можно смело назвать творческой, но об этом как-нибудь в другой раз. Я давно уже на пенсии, и вся моя жизнь – это дом и сад. Он встал, и Макар понял, что пора прощаться. – А на старика Афанасьева вы не сердитесь, – посоветовал Валентин Ованесович, провожая его до калитки. – Просто очень уж он нашу Эльвиру не любит, прямо трясет его всего, когда слышит о ней. Так-то он человек хороший. Даст бог – познакомитесь, он вам про жизнь свою расскажет. И вот еще что… Он остановился, наполовину вытащил из пачки очередную сигарету, но, поколебавшись, вбил ее обратно. – Эльвире-то не говорите, что мы с вами беседовали. В Антошу Соколова она была не на шутку влюблена, и вспоминать о том времени ей, должно быть, неприятно. Человек она мягкий, расстраивается легко… Не хочу ее обижать. Да и чтобы она на меня обижалась не хочу, по совести говоря. – Мягкий? – переспросил Илюшин. – Подождите, вы же говорили, что Эльвира – собранная и жесткая. Или не так? – Говорил… Так это раньше было. Возраст – он всех меняет, вы еще на себе это прочувствуете. Корзун подмигнул Макару и ушел в дом. Около семи вечера Ксеня закончила писать письмо в бельгийский питомник мэйн-кунов, отправила его и облегченно откинулась на спинку стула, поглаживая Гэндальфа по гладкой голове. Расцветки кот был редкой: черный, с серой маской на морде и серебристой манишкой. Письмо касалось именно его: Ксения Ильинична благодарила хозяйку питомника за то, что та год назад согласилась продать ей кота, и посылала фотографии Гэндальфа, превратившегося из худого котенка с непропорционально длинными лапами в мощное красивое животное с хорошей посадкой головы и характерным для породы «суровым» выражением лица. У кошек, конечно же, были именно лица, а не морды – Ксеня никогда не сомневалась в этом. Кошачьи лица могли быть умными или не очень, добрыми или злыми, хитрыми и проказливыми, но почти всегда они были красивыми, если только не попадалась какая-нибудь особенно пакостная кошка, избалованная хозяевами. На таких животных страстная любовь Ксении Ильиничны не распространялась. Вернувшись из Анненска в родной Тихогорск, Пестова знала точно: больше она не хочет работать в больнице. Небольшие накопления позволяли ей протянуть без работы около полугода, а родители двумя руками поддержали ее решение вернуться к ним: бывший Ксенин муж им не нравился, и без дочери они скучали. Ксения потихоньку начала искать работу, сама не зная, чем же она сможет заниматься в Тихогорске. Определила род ее новой деятельности чистая случайность: состоятельная подруга попросила Пестову съездить за компанию в Москву – там она из чистой прихоти купила котенка редкой и дорогой породы, выбрав его по Интернету и списавшись с хозяйкой. Ксения согласилась и двумя днями позднее уже входила в большую квартиру на окраине Москвы, где на стульях, креслах, шкафах и диванах сидели коты и кошки – крупные, длинные, с широкими лапами и высоко поставленными ушами, заканчивающимися рысьими кисточками. В первые несколько минут Ксения потеряла дар речи от такого количества кошек – и каких! Пока подруга разговаривала с хозяйкой и рассматривала котенка, она уселась на полу и следующие двадцать минут провела среди любопытных кошачьих лиц, длинных и умных, тихого мелодичного мурлыканья, осторожных прикосновений, выгнутых пушистых спин… Рыжий кот снисходительно наблюдал за ней со шкафа, щуря раскосые глаза, а кошки и подросшие котята ходили вокруг ошеломленной и восхищенной Ксении, знакомились с ней, наперебой разговаривали, перебивая друг друга, и из их мурлыканья складывался удивительный кошачий разговор. – Мря? – спрашивала дымчатая кошка с раскосыми серыми глазами. – Мря! – соглашалась другая, полосатая, с короткими белыми усиками, смешными пучками торчавшими из бархатных щек. – Мырр-р! – возражали со спинки дивана. – Пр-пр-бырр! – Оуяу-йяу! – подавал высокий голос долго молчавший черный кот, не в силах больше слушать всеобщее пустословие. – Миу! Из медитативной погруженности в кошачье общение Ксеню вывел голос подруги. – Уезжаем, – рассерженно сказала она, не обращая внимания на обращенные к ней «рысьи» морды. – Пустая получилась поездка. Прости, что тебя вытащила. – В чем дело? – Не нравится мне этот котенок. Он у нее, – подруга кивнула в сторону хозяйки, – чем-то переболел, оказывается. И до сих пор еще не выздоровел. Что я, дура – тысячу евро платить за больное животное, которое у нас в поезде сдохнет? Ксеня еле оторвалась от созерцания котов и подошла к немолодой женщине, у которой на руках сидел худой черный котенок с заостренной мордочкой. – У вас замечательные кошки, – искренне сказала она. – Очень приятно было с ними пообщаться. – Замечательные, да, – кивнула та, ничуть не расстроенная отказом покупательницы. – И этот будет замечательный. Зря ваша подруга от него отказалась. Просто у него реакция на прививку, это скоро пройдет. Котенок уставился на Ксению, и она увидела, что глаза у него ярко-желтые, как сердцевина ромашки. Над глазами котенка ежиными иглами торчали черные шерстинки, широкий бархатный нос поблескивал, словно смазанный вазелином. – Как его зовут? – спросила Ксения, разглядывая зверька. – Он пока без имени. Если возьмете – сами придумаете, как его назвать. Девушка подумала, что она еще не настолько сошла с ума, чтобы отдавать за кота тысячу евро, в то время как в любой подворотне этих котят можно набрать бесплатно два мешка. Но хозяйка довольно бесцеремонно сунула ей котенка, и Ксеня осторожно взяла его в руки. Он был ужасно длинный, как трамвай, и казалось, что лап у него не четыре, а восемь – они торчали врастопырку, и держать котенка было очень неудобно. Ксения провела пальцем по загривку, и звереныш немедленно откликнулся – он не замурлыкал, а запел, тоненько и нежно. Она провела еще раз – и маленький кот на ее руках блаженно зажмурил желтые глаза и даже задние лапы вытянул от удовольствия, подрагивая ими, отчего стал похож на черного длинноного кролика. Он распевался, уткнувшись мордой ей в руку, и она ощущала, что нос его такой же мокрый и сопливый, как шляпка молодого масленка. – Ах ты кот… – шепотом сказала Ксеня, почесывая поблескивающую спинку носа. – Пр-р-р-р-р, – согласился котенок и вдруг добавил совершенно по-человечески, с вопросительной интонацией: – Ау-мр? – Что – «ау-мр»? – повторила Ксения, рассмеявшись. И тогда он разразился серией звуков, больше похожих на птичье щебетанье, чем на кошачье мурлыканье. Он пел серенаду кошачьей нежности, песню о двери в лето и о любящих хозяевах, о которых приличный кот всегда позаботится. Затем открыл глаза, поднял черную усатую морду к Ксене и вопросительно уставился на нее. – Вика, – осторожно позвала она подругу, ужасаясь собственному решению. – Вика, у меня к тебе разговор… Когда Ксения Ильинична, вернувшись домой, осторожно выгрузила свое приобретение и рассказала родителям о породе, ее отец, услышав, сколько дочь заняла у подруги, присвистнул и бесцеремонно подтащил к себе котенка. – Ты с ума сошла, что ли? – возмущенно спросил он, разглядывая тарахтящего кота. – Мать, она свихнулась! – Быстрее работу найдет, – невозмутимо отозвалась та, довязывая рукав свитера. – Деньги-то отдавать надо… – Мам, – собравшись с духом, сказала Ксения, – я хотела у вас с папой еще столько же взять в долг. На второго такого же. Так она занялась разведением мэйн-кунов. С первым котом – самым любимым, названным ею Люцифером, Ксене невероятно повезло: из непропорционального котенка вырос прекрасный зверь, занимавший призовые места на выставках, куда Ксения Ильинична регулярно его возила. Кот был смел, благороден и ласков и быстро стал любимцем всей семьи. После того как через невысокий забор на участок Пестовых перемахнул ротвейлер и чуть не загрыз Люцифера, Ксенин отец смастерил вольер. Теперь кот не мог участвовать в выставках, но Ксеня любила его ничуть не меньше и корила себя за то, что не защитила своего зверя. Попытка купить второго кота в русских питомниках не увенчалась успехом: честная Ксеня говорила, что кот нужен ей для разведения, и хозяева немедленно отказывались вести переговоры. – Ксюша, а что ты хочешь? – сказала ей по телефону хозяйка того самого питомника, в котором она купила Люцифера. – Они не хотят плодить конкурентов. И я их понимаю! Я тоже продаю котов с условием, что новый хозяин их кастрирует. – А как же ты мне продала Лютика? – Ну, сглупила, – неохотно призналась женщина. – Да кто ж знал, что он такой красавец вырастет! Думала, обычный средний кот, у него и фенотип-то не очень хороший… Она вздохнула, вспомнив, как на последней выставке Люцифер взял первое место, обогнав ее собственного мэйн-куна. Надо же, Тихогорск! Да кто знает о том Тихогорске?! Поняв, что от русских производителей можно получить кота только обманом, Ксения поехала в Бельгию – смотреть местных кошек. Но до этого она узнала о мэйн-кунах все, что только можно было узнать в теории. Она научилась разбираться в окрасах: акромеланические, агути, тэбби, шиншиллы, черепаховые, «камео» и «дымы»; знала, чем отличается экстремальный тип от классического и почему «восточнопобережные» американские кошки имеют не такой костяк, как «западнопобережные»; выучила наизусть первые признаки заболеваний животных и нашла в Тихогорске ветеринара-энтузиаста, готового с ней работать. Она перелопатила Интернет в поисках интересных форумов, узнала, в каких направлениях ведется селекционная работа, с какими трудностями ей предстоит столкнуться, готовилась показывать фотографии своего дома, где кошкам будет так хорошо житься… Она была энергична, полна сил и идей, и отец с матерью, увлеченные ее энтузиазмом, помогали ей обустраивать дом, придумывая кошачьи гамаки и сооружая домики для кошек. Ксенины старания увенчались успехом, и восемь месяцев спустя она получила первый помет в своем питомнике: шесть здоровеньких крепеньких котят – все, как один, полосатые, в маму. Однако Ксеня плохо просчитала финансовую сторону вопроса. Когда она продала котят, выяснилось, что полученная сумма, если из нее вычесть затраты Ксении на корм, поездки, лечение и рекламу питомника, довольно невелика. Сидеть на шее у родителей девушка не собиралась и потому встала перед выбором. Первая возможность заключалась в том, чтобы превратить питомник в конвейер мэйн-кунов, заполнив его котами и кошками, постоянно приносящими котят. В этом случае питомник не просто окупал бы себя, но и приносил бы очень неплохой доход. В среде заводчиков такие хозяева презрительно назывались «разведенцами», и отношение к ним было соответствующим – разведенцы интересовались не породой, а лишь собственной прибылью, скрещивая между собой любых мэйн-кунов и не заботясь о судьбе котят. Вторая возможность, стоявшая перед Ксенией, была очевидна: продолжать заниматься мэйн-кунами для души, но одновременно – и в этом заключалась главная сложность – найти род деятельности, который позволил бы зарабатывать. Первый путь девушка отвергла не раздумывая: она искренне любила животных и не собиралась делать на них деньги. И стоило ей принять такое решение, как вдруг неожиданно легко решился вопрос с деятельностью, приносящей доход: в медицинскую фирму, оказывающую пациентам услуги на дому, потребовался массажист, и кто-то из знакомых порекомендовал Ксению – у нее было медицинское образование и опыт, а также свободное время и желание работать. Несколько месяцев спустя фирма приказала долго жить, но за это время у Ксении Ильиничны появились свои клиенты. Теперь по понедельникам она составляла график поездок на неделю, работала с удовольствием и подумывала о том, чтобы освоить в дополнение к взрослому и детский массаж. Гэндальф, забывшись, выпустил когти, и Ксения шикнула на него. Кот тут же фыркнул и спрыгнул с коленей, убежал в другую комнату. Она осталась одна, глядя в окно, за которым синели сумерки. Родители возвращались с работы поздно, и обычно Ксеня наслаждалась этими вечерними часами, проведенными в одиночестве. Она старалась составить график так, чтобы выезжать с утра и возвращаться не позже пяти, и радовалась, когда у нее это получалось. Когда Ксеня смотрела из окна, как незаметно расплываются в сумерках очертания изгороди, засаженной кустами малины, ее охватывало тихое умиротворение и вся жизнь в Анненске с больницей и бывшим мужем казалась ушедшей далеко в прошлое, хотя с момента ее возвращения прошло не так много времени. «Все это ушло и никогда не вернется. Я не позволю этому вернуться». Но сегодня она не испытывала привычного удовольствия человека, который может позволить себе петь во весь голос без опасения, что от его пения окружающие станут затыкать уши. Смеркалось очень быстро, и отчего-то у нее возникло желание отойти от окна, а еще лучше – закрыть его ставнями. Ставней на окнах не было. Запев, чтобы прогнать неприятное ощущение, Ксеня встала, зажгла лампу и начала разбирать бумаги на столе, но быстро замолчала: ей показалось, что она похожа на рыбку в аквариуме, за которой снаружи наблюдают безмолвные существа, шевелящие губами. Пожав плечами, Ксеня задернула занавески и только тогда обратила внимание на то, что ни одного мэйн-куна не видно. Ее коты и кошки редко оставляли хозяйку одну: они любили сидеть рядом, смотреть, что она делает, просовывая любопытные морды ей под руку в самый неподходящий момент, певуче комментируя ее действия… Сейчас же в комнате было тихо. – Гэндальф! – крикнула Ксеня, ожидая услышать в ответ мурлыканье. Но никто не отозвался. – Вилка-Вилка-Вилка! Виолетта! Никто не пробежал по ковру, топоча четырьмя полосатыми лапками в белых носках. Ксеня насторожилась. Тяжелое, странное ощущение сгущалось, и казалось, что за окном стоит не майский вечер, а ночная зимняя чернота – стылая, страшная, откашливающаяся хриплым простуженным ветром. Возле лампы мельтешило какое-то полупрозрачное насекомое с длинными ломкими ногами и выпуклыми фасеточными глазами, и Ксеня вдруг почувствовала отвращение. Она быстро подошла к окну, распахнула створки и махнула на насекомое рукой, как на кошку. – Брысь! Насекомое заметалось по комнате и в конце концов затаилось где-то за шкафом. Ксеня представила, как оно смотрит на нее оттуда своими бледно-зелеными прозрачными глазами, и ей стало противно. «Но где же кошки?» Выключив свет, она вышла из комнаты и пошла по коридору, отчего-то стараясь ступать тихо. В спальню родителей она заглянула лишь на секунду – кошки редко заходили сюда, предпочитая кухню, Ксенину комнату и гостиную: в спальне сильно пахло духами матери и ароматическими свечами с отдушкой апельсина, а звери его не переносили. – Кис-кис-кис, – шепотом позвала Ксеня, нащупывая на стене выключатель, потому что темнота накрыла дом, словно сачком.