– Да, Донна говорила, что вы кого-то видели, но нам не зайти в дом без вас. Конечно, если вы не оставите нам ключ, как предыдущая съемщица. Я пристально смотрю на вдовью дорожку. – Так странно… Готова поклясться – он стоял прямо там. – Я указываю на край площадки. – Это было бы крайне безрассудно, – отвечает Нед. – Площадка полностью прогнила и вряд ли выдержит кого-то. – Он берет лом, выходит на свежий, только что прибитый настил и вонзает инструмент в старые доски. Металл насквозь пробивает гнилое дерево. – Если кто-то ступит сюда, все это старье обрушится. Тогда могут и засудить, по правде говоря. Владельцу давно следовало отремонтировать площадку. Ему просто повезло, что несчастных случаев больше не было. Я не свожу взгляда с прогнивших досок, и мне требуется некоторое время, чтобы осознать слова Неда. Затем поднимаю глаза: – «Больше не было»? – А я и не знал, что тут произошел несчастный случай, – признается Билли. – Ты тогда еще в подгузниках бегал. Это было двадцать с лишним лет назад. – Что случилось? – Когда умерла мисс Шербрук, дом уже был не в лучшем состоянии. Я порой подрабатывал у нее, но в последние годы она не любила, когда ее беспокоили каким-нибудь ремонтом, так что постепенно все начало разваливаться. После ее смерти дом несколько лет простоял пустой, и сюда как магнитом тянуло ребятишек, особенно на Хеллоуин. Они завели обычай проводить ночь в доме с привидениями: выпивали, обжимались и все такое прочее. Мои руки внезапно холодеют. – С привидениями? – повторяю я. Нед фыркает: – О старых домах всегда так говорят. Каждый год на Хеллоуин сюда пробирались детишки и напивались в стельку. И вот одна глупая девчонка перелезла через перила и оказалась на крыше. Покрытие тут шиферное и страшно скользкое в сырую погоду, а тогда как раз моросило. – Он машет рукой. – Она упала вон туда, на гранит. Вы понимаете, конечно, что после такого вряд ли кто выживет. – Бог мой, Нед, я никогда не слышал эту историю, – вздыхает Билли. – Никому не хочется говорить об этом. Джесси была очень хорошенькая, и ей исполнилось всего пятнадцать. Очень жаль, что она попала в дурную компанию. Полиция признала гибель Джесси несчастным случаем, и все разговоры прекратились. Я смотрю на вдовью дорожку и представляю туманную ночь Хеллоуина и девочку по имени Джесси… Раззадорившись от выпитого, она перелезла через перила и повисла там в восторге от собственной смелости. А вдруг она увидела что-то, испугалась и разжала пальцы? Может, именно так все и было? Я вспомнила о том, что случилось со мной в спальне прошлой ночью. И о Шарлотте, которая впопыхах собрала вещи и бежала прочь отсюда. – И все уверены, что смерть девочки была просто несчастным случаем? – спрашиваю я у Неда. – Так говорят, однако в свое время я в этом сомневался. Да и сейчас сомневаюсь. – Он вынул из своего пояса молоток и занялся делом. – Но кому интересны мои мысли? 6 Ганнибал словно испарился. Заканчивая ужин, я вдруг поняла, что в последний раз видела своего кота, когда Нед и Билли, сложив инструменты, отправились по домам. Теперь за окном стемнело, а ведь Ганнибал, если можно говорить о каком-либо постоянстве в его поведении, к ужину неизменно оказывался у своей миски. Я натягиваю свитер и выхожу на улицу; с моря веет вечерним холодом. Выкрикивая имя кота, я обхожу дом и направляюсь к краю утеса. Останавливаюсь на гранитном уступе, думая о девочке, которая погибла здесь. В свете, падающем сюда из окна, мне кажется, будто я вижу пятна крови на камне, но, разумеется, это просто темные заплаты лишайника под ногами. Я поднимаю взгляд на вдовью дорожку, где на перилах висела девочка, и представляю, как она рухнула во тьме на этот твердый гранит. Мне даже страшно подумать, что происходит с человеческим организмом в результате такого падения, но я будто бы вижу, как вдребезги разбивается позвоночник, как, словно яйцо, с треском раскалывается череп. И вдруг море начинает казаться таким шумным, будто бы волна, рыча, набегает прямо на меня, и с бешено бьющимся сердцем я отступаю от края утеса. Слишком темно, да и бесполезно сейчас искать кота. Ганнибалу придется самому о себе позаботиться. Впрочем, разве котам не свойственно рыскать в поисках добычи всю ночь напролет? Хотя при весе в двадцать шесть фунтов он вполне может разок-другой не поужинать. Пора мне уже стерилизовать его. Я возвращаюсь в дом и, запирая дверь, слышу слабое мяуканье. Оно доносится сверху. Так, значит, все это время кот был в доме! Может, беднягу случайно заперли где-то? Я поднимаюсь на второй этаж и открываю двери в нежилые спальни. Ганнибала нет. Я снова слышу мяуканье, и звук идет все еще сверху. Из башенки. Открываю дверь на лестницу, щелкаю выключателем на стене. Я прошла половину ступеней, и вдруг раздается «хлоп!» – и единственная лампочка гаснет, оставляя меня в кромешной тьме. Не надо было пить четвертый бокал вина – теперь, поднимаясь, приходится крепко держаться за перила. Ощущение такое, будто тьма жидкая, а я силюсь пробиться вверх сквозь воду и в итоге вынырнуть. Когда я в конце концов добираюсь до башенки, мне приходится ощупывать стену в поисках выключателя. Свет загорается. – Вот ты где, противный мальчишка! Ганнибал с надменным видом сидит посреди завалов плотницкого оборудования; перед ним дохлая мышь – свежая добыча. – Ну пойдем, если хочешь поужинать. Судя по виду, ему совсем неинтересно спускаться по лестнице вслед за мной; в сущности, он на меня и не смотрит – его взгляд направлен на окно, что выходит на вдовью дорожку. Ах вот как, он не голоден? Неужели он и правда ест пойманных мышей? Я вздрагиваю от мысли, что кот, наевшись грызунами до отвала, устраивается спать в моей постели. – Пойдем же, – уговариваю я. – Я дам тебе тунца. Скользнув по мне взглядом, он снова смотрит на окно. – Хватит. Пора спускаться. Я наклоняюсь, чтобы поднять кота, и прихожу в ужас, когда он свирепо шипит в ответ и выпускает когти. Я отскакиваю, ощущая жгучую боль в предплечье. Ганнибал был совсем маленьким котенком, когда я взяла его, и с тех пор ни разу не позволил себе напасть на меня. Он что, думает, я хочу украсть у него добычу? Однако кот смотрит вовсе не на меня – его взгляд сосредоточен на чем-то невидимом. Когти Ганнибала оставили на моей руке параллельные царапины; на коже выступила кровь. – Всё. Ты сегодня без ужина. Нажав на выключатель, я собралась было ощупью пробраться вниз по лестнице, но тут до меня донесся дикий рык мейн-куна. От этого звука у меня волосы на голове зашевелились. Во тьме мистически мерцают кошачьи глаза. Но заметно и еще кое-что: у окна сгущается и обретает форму некая тень. Я не в силах двинуться с места, не в силах произнести ни звука; ужас сковал меня, а тень медленно теряет прозрачность и превращается в силуэт – я уже не вижу окна позади нее. Аромат океана разливается вокруг – он такой сильный, как если бы меня только что окатило морской волной. Перед окном маячит мужская фигура – лунный свет будто обтекает ее. Незнакомец смотрит на океан, повернувшись ко мне спиной, словно не знает о моем присутствии. Высокая прямая фигура, копна черных волнистых волос. Длинный темный китель, облегающий широкие плечи и узкую талию. Разумеется, это игра лунного света – человек не может просто взять и материализоваться. Никто там не стоит! Однако горящие глаза Ганнибала тоже устремлены на этот плод моего воображения. Если здесь никого нет, куда пялится мой кот? Я отчаянно пытаюсь дотянуться до выключателя, однако не могу нащупать ничего, кроме голой стены. Где же он, где? Фигура отворачивается от окна. Я замираю, прижав руку к стене, мое сердце готово выскочить из груди. Некоторое время незнакомец стоит так, что на фоне окна выделяется его профиль – острый нос, выступающий подбородок. Вот он поворачивается ко мне; его лица не разглядеть, вижу всего-навсего слабый блеск глаз, но знаю, что мужчина в кителе смотрит прямо на меня. Я слышу голос, который доносится одновременно из ниоткуда и отовсюду. – Не бойтесь, – говорит он. Медленно опускаю руку и уже не пытаюсь включить свет – я полностью поглощена созерцанием человека, который на самом деле не может стоять передо мной. Он подходит ко мне беззвучно, мне слышно только, как пульсирует кровь в моих ушах. Он все ближе, а я не могу двинуться с места. Мои руки и ноги онемели, я куда-то плыву, мое тело будто растворяется, превращаясь в тень. Словно я некий фантом, скитающийся в потустороннем мире. – Под моим кровом тебе никто не причинит вреда. Он касается моего лица – пальцы теплые, совершенно живые, как и моя собственная плоть. Я прерывисто вздыхаю и втягиваю в себя соленый аромат океана. Это его запах. Но, даже наслаждаясь нежным прикосновением, я чувствую, что ласкающая мою щеку рука медленно тает. Сквозь фигуру незнакомца слабо просвечивает лунный свет. Мужчина в последний раз окидывает меня взглядом, отворачивается и уходит прочь. Он уже превратился в вихрь теней, призрачный, похожий на облачко пыли. Он не останавливается перед закрытой дверью на вдовью дорожку, а проникает прямо сквозь дерево и стекло на край площадки, где нет уже никаких досок, лишь зияет огромная дыра. Он не спотыкается, не срывается вниз, а просто плывет по воздуху. Сквозь время. Я моргаю. Он исчез. Как и аромат океана. Со вздохом протягиваю руку к стене и на сей раз обнаруживаю выключатель. Во внезапно вспыхнувшем ярком свете я вижу бензопилу, плотницкие инструменты и штабель вагонки. Ганнибал, сидя там же, где и раньше, безмятежно вылизывает лапы. Дохлая мышь куда-то подевалась. Я подхожу к окну и смотрю на вдовью дорожку. Там никого нет. 7 Донна сидит перед компьютером, ее проворные пальцы стучат по клавиатуре. Она не смотрит на меня до тех пор, пока я не оказываюсь прямо у ее стола. Едва скользнув по мне взглядом, управляющая машинально улыбается и продолжает что-то стремительно печатать. – Сейчас, одну секундочку. Мне нужно срочно отправить письмо, – объясняет она. – В одном из домов беда с водопроводом, и необходимо найти какое-то жилье для крайне недовольных съемщиков… Она печатает, а я подхожу к стене, на которой висят объявления о продаже. Если переехать в Мэн, можно позволить себе дом куда просторнее, чем жилье в Бостоне. По цене моей квартиры с двумя спальнями легко приобрести загородный дом с участком в шесть акров, домик с четырьмя спальнями в маленьком городке, правда нуждающийся в ремонте, или даже ферму в округе Арустук. Я пишу кулинарные книги и могу жить где угодно, мне нужны лишь ноутбук, подключение к Интернету и функциональная кухня – для того, чтобы пробовать рецепты. Как и многие другие отпускники, приезжающие летом в Мэн, я не могу удержаться и не помечтать о том, что здесь можно пустить корни и начать новую жизнь. Я воображаю, как буду сажать горошек весной, собирать негибридные помидоры летом, а осенью срывать с веток яблоки. Ну а долгой мрачной зимой, когда на улице кружит метель, я буду печь хлеб и томить жаркое на плите. Я стану совсем иной Эйвой, бодрой, счастливой и созидательной, и больше не буду каждый вечер напиваться до состояния ступора в отчаянном стремлении заснуть. – Простите, Эйва, что заставила вас ждать, утро сегодня сумасшедшее. Я поворачиваюсь к Донне: – У меня есть еще один вопрос, касающийся дома. – Снова про мышей? Если уж они настолько вам докучают, я могу подыскать вам квартиру в соседнем городке. Она в новом здании, из нее нет такого вида, но…