Но ответа нет. Меня будит вой электропилы, я открываю глаза и щурюсь от ослепительного солнечного света. Простыни перекручены вокруг моих ног, под бедрами белье влажное. Даже теперь я все еще мокрая и до боли хочу этого мужчину. «Был ли он здесь на самом деле?» Заскрипели ступени под тяжелыми шагами, кто-то прошел наверх, и в башенке застучали молотком. Билли и Нед снова приступили к работе, а прямо под ними, вот здесь, лежу я, расставив ноги, и моя кожа пылает от желания. И вдруг я чувствую себя на виду у всех и смущаюсь. Выбравшись из постели, натягиваю ту же одежду, в которой была накануне. Она лежит на полу, я даже вспомнить не могу, когда и как сняла ее. Ганнибал уже трогает лапой запертую дверь и издает нетерпеливое «мяу». Стоит мне приоткрыть ее, как он мчится вниз по лестнице, в кухню. Разумеется, он хочет завтракать. Я иду не за ним, а направляюсь в башенку; там, в стене, с ужасом вижу большую дыру. Билли и Нед пробили гипсокартон и теперь стоят, внимательно разглядывая открывшуюся нишу. – Что это такое, черт возьми? – спрашиваю я. Обернувшись, Нед хмурится: он увидел мои взлохмаченные волосы. – Бог мой! Надеюсь, мы вас не разбудили? – Гм, да. Разбудили. – Я тру глаза. – Который час? – Полдесятого. Мы постучали во входную дверь, но вы не откликнулись. И мы подумали, что вы отправились на прогулку или куда-нибудь еще. – Что это с вами? – спрашивает Билли, указывая на мое предплечье. Я опускаю взгляд на полосы от когтей. – А, ничего. Ганнибал оцарапал меня на днях. – Я имел в виду другую руку. – А что? Смотрю на синяк, опоясавший запястье, будто уродливый синий браслет. Откуда он взялся? Впрочем, я не помнила и того, как ушибла ногу несколько дней назад. Я подумала о капитане и о том, как он прижимал к кровати мои руки. Я помню тяжесть его тела, вкус его губ. Но это был всего-навсего сон, а сны ведь не оставляют синяков. Может, я споткнулась во тьме где-то на полпути из туалета? А может, ударилась вчера днем на пляже? Я могла приложиться где-нибудь о камень и не ощутить боли, напившись вина до полубеспамятства. У меня так пересохло в горле, что я с трудом отвечаю на вопрос Билли: – Возможно, я схлопотала это, когда готовила. Иногда я так увлекаюсь, что могу случайно стукнуться и ничего не почувствовать. – Страшно хочется сбежать, и я отворачиваюсь от плотников. – Мне просто необходима чашка кофе. Я сварю его – присоединяйтесь, если хотите. – Сначала взгляните, что мы нашли за стеной, – предлагает Нед. Он вытаскивает еще один кусок гипсокартона, увеличивая обзор ниши. Я заглядываю в прореху и вижу поблескивающий латунный подсвечник и стены, выкрашенные в мятно-зеленый цвет. – Это маленький альков. Как странно. – Пол там все еще в хорошем состоянии. И посмотрите на лепнину под потолком. Такая была в доме, когда его построили. Это пространство будто из мемориальной капсулы – оно не изменилось за все эти годы. – С какой стати кому-то понадобилось отгородить альков? – Мы с Артуром побеседовали на эту тему, но никому не пришло в голову хорошей мысли. Мы считаем, что это было сделано еще до его тетушки. – Вероятно, это пространство для контрабандистов – там они хранили выпивку, – предполагает Билли. – А может, прятали сокровища. – Здесь нигде не видно двери – ни войти, ни выйти. – Нед качает головой. – Нет, это место было замуровано, точно могила. Кто-то решил стереть сам факт его существования. Невольно вздрагиваю, заглядывая внутрь комнаты, которая замерла во времени примерно поколение назад. Что за скандальная история могла заставить кого-то замуровать это пространство, замаскировать нишу гипсокартоном, чтобы навсегда скрыть альков от чужих глаз? Какую тайну пытался сохранить этот человек? – Артур хочет, чтобы мы вскрыли нишу и покрасили там стены в тот же цвет, что и во всей башенке, – сообщает Нед. – Вдобавок придется отполировать и покрыть лаком полы, это займет еще неделю-другую. Мы уже несколько месяцев работаем здесь, и я начинаю думать, что не закончим никогда. – Безумный старый дом, – замечает Билли, поднимая с пола кувалду. – Интересно, что же еще он скрывает… Билли и Нед сидят за моим кухонным столом, широко улыбаясь, – я ставлю перед ними дымящиеся тарелки, от которых идет аромат говядины и лаврового листа. – Я все утро принюхивался – так вкусно пахло! – признается Билли, чей бесконечный аппетит не перестает удивлять меня. С большим рвением он берется за ложку. – Нам было любопытно, что вы тут сварганили. – Лабскаус, – отвечаю я. – По мне, это жаркое из говядины. – Он проглатывает полную ложку и вздыхает, прикрыв глаза от глубочайшего удовлетворения. – Что бы это ни было, ощущение такое, будто я помер и отправился в рай. – Еще это блюдо называют матросским рагу, – поясняю я, когда оба плотника принимаются с аппетитом есть. – Рецепт восходит к викингам, только те использовали рыбу. И пока он странствовал по миру, моряки постепенно заменили рыбу говядиной. – Классно, что говядиной! – бормочет Билли. – И пивом, – добавляю я. – В этом блюде очень и очень много пива. Билли поднимает над головой кулак: – Ура пиву! – Ну же, Билли, вы не можете просто вдыхать аромат. Вы должны сказать, что вы об этом думаете. – Я бы съел еще тарелку. Кто бы сомневался! Когда речь заходит о еде, Билли самый неразборчивый человек из тех, кого мне приходилось встречать. Он проглотит и жареный башмак, если поставить его перед ним на стол. А вот Нед неторопливо зачерпывает ложкой кусочки картофеля и говядины, а потом задумчиво жует. – Надо понимать, это куда вкуснее того блюда, которое ели матросы в давние времена, – заключает он. – Этот рецепт непременно должен войти в книгу, Эйва. – Я тоже так думаю. Рада получить печать одобрения от Неда Хаскелла. – А что вы приготовите нам на следующей неделе? – интересуется Билли. И получает кулаком в плечо от Неда. – Эйва готовит не для нас. Она исследует рецепты для своей книги. В эту книгу войдет несколько десятков достойных рецептов, от старинного франкоканадского пирога туртьер со свининой – ароматного, истекающего нежным жирком, – до седла оленя с ягодами можжевельника и множества блюд из соленой трески. Сейчас я могу испробовать все это на жителях штата Мэн, мужчинах со здоровым аппетитом. Билли быстро управляется с жарким и уходит наверх, чтобы взяться за работу, а вот Нед задерживается за столом, наслаждаясь последними ложками еды. – Нам будет очень грустно, когда мы закончим работать в вашей башенке, – признается он. – Мне тоже будет жаль потерять своих дегустаторов. – Я не сомневаюсь, Эйва, что к вам выстроится огромная очередь добровольцев. У меня пиликает мобильный, и на дисплее всплывает имя моего редактора. Я старалась избегать разговоров с ним, однако общаться рано или поздно придется. Если не ответить сейчас, он будет настойчиво звонить каждый день. – Здравствуй, Саймон, – говорю я. – Так, значит, тебя не съел медведь? – Прости, что не перезвонила раньше. Завтра я пришлю тебе еще несколько глав. – Скотт полагает, что мы должны приехать и уволочь тебя домой. – Я не хочу, чтобы меня тащили домой. Я хочу продолжать работать. Мне просто нужно было удрать. – Удрать? От кого? Я умолкаю, не зная, что ответить, и смотрю на Неда – он тактично поднялся и понес свою опустевшую тарелку в мойку. – У меня полно дел, вот и все, – говорю я. – О! И как его зовут? – Ну а теперь ты и вовсе попал пальцем в небо. Позвоню тебе на следующей неделе. Нажав отбой, смотрю на Неда, который тщательно моет посуду. В свои пятьдесят восемь лет он все еще строен – атлетически сложенный мужчина, который привык к физической работе, – однако в нем есть не только сила, за его молчанием скрывается какая-то тайна. Этот человек умеет слушать и смотреть, он воспринимает куда больше, чем мы догадываемся. Мне становится любопытно: что он думает обо мне? Возможно, он считает странным, что я отгородилась от внешнего мира в этом прекрасном доме, оставив при себе единственного компаньона – кота-бандита. – Вам не обязательно мыть посуду, – говорю я ему. – Да ничего. Не люблю оставлять после себя беспорядок. – Он ополаскивает тарелку, а затем берет кухонное полотенце. – Такой уж я человек.