— И это все, что он говорит обо мне? Стыд. Охранник хмыкнул, но в остальном промолчал. Она была ему благодарна. Лючия была не в настроении вступать в спор с кем бы то ни было, не говоря уже о мужчине, который практически угрожал сломать дверь ее гостиничного номера, если она добровольно не выйдет. По приказу твоего отца, Лючия. Ну, это был он и еще один мужчина, но она не знала, куда делся тот. Она была увлечена этим человеком, в то время как другой направился в отель, чтобы забрать ее вещи. По крайней мере, так ей сказали. Она усмехнулась про себя и сердито посмотрела на свое отражение в окне. Это уже смешно, не так ли? А теперь Люциан просто вытаскивал ее из любой ситуации, которая ему не нравилась? Насильно убирая ее с места? Хорошо. Если лишение машины не мешает ей уехать, когда вздумается, и делать все, что она хочет, то ничего не изменится. Кроме того, ее отец забыл, что у Лючии был доступ ко всему трастовому фонду, который Люциан тоже не мог трогать. Комплимент от ее биологического дедушки перед его убийством. Как только ей исполнилось восемнадцать, все эти деньги стали ее собственностью, и она может делать с ними все, что хочет и когда хочет. Сколько это двадцать миллионов сейчас? Что-то вроде того. Если ей нужна другая машина, которую он не купил... если она вообще в чем-то нуждается, она может пойти и купить сама. Люциан жил в облаках, если думал, что, вмешавшись и усложнив Лючии жизнь, он помешает ей видеться с Ренцо, если она этого захочет. Это будет только раздражать ее, пока она не придумает что-нибудь еще. — Почти приехали в ресторан, — пробормотал охранник с переднего сиденья. Лючии очень хотелось сказать ему, что ей наплевать, насколько они близки, но она предпочла промолчать. Она, вероятно, уже достаточно разозлила его, не добавляя этого. К тому же, это не его вина, и она знала это. Он просто делал то, что ему говорили, когда дело касалось ее. Ему дали приказ, и он его выполнил. Откинувшись на спинку сиденья, Лючия почувствовала зуд в пальцах от желания взять телефон. По крайней мере, тогда она сможет позвонить или написать Ренцо и сообщить ему, что случилось. Она была уверена, что Ренцо уже вернулся в отель . наверное, гадал, где она, черт возьми, и почему сбежала. Впрочем, это не имело значения. У нее даже телефона не было. Они его забрали. И ее тоже. Они забрали ее и у Ренцо. Это разозлило ее еще больше. — Ты знаешь, — снова заговорил мужчина спереди. Почему он все еще говорит? — Нет, не знаю и знать не хочу, — проворчала Лючия. Господи, дай мне спокойно повариться. Это не тяжело. Охранник только усмехнулся. — Ну, я все равно скажу тебе, принцесса. Она любила, когда люди в ее семье называли ее принцессой. Это никогда не имело плохого оттенка, а вместо этого предлагало ей большое уважение со стороны всех. Она была принцессой Марчелло. Одной из немногих — самой молодой и самой избалованной. Может, потому, что она была ребенком своих родителей, или даже просто потому, что она последняя принцесса мафии своего поколения. Кто знает, что это, но это давало ей большую привилегию. Забавно. Теперь же эта привилегия просто давила на нее. — Я скажу тебе, — продолжал охранник, — Что в этой жизни все гораздо проще, и ты получишь гораздо больше, если будешь подчиняться, как и все мы. Выход из строя не принесет тебе ничего хорошего и никуда не приведет. Лючия ничего не ответила. Она всю жизнь держалась в узде. Больше нет. *** Лючия должна была отдать должное охраннику. Он держался на почтительном расстоянии позади нее, направляя ее в знакомый бизнес. Он все еще маячил, конечно, но, по крайней мере, не вторгался в ее личное пространство и не разговаривал. На данный момент все говорит в его пользу. Обычно Лючия любила этот ресторан. Ее отец владел им дольше, чем она была жива. Много воспоминаний было сделано в этом месте. Обычно ее успокаивали темные тона, блестящее дерево и хромированное освещение над головой. Ностальгия наполняла ее до краев каждый раз, когда она переступала порог этого места, напоминая о том, как она бегала за отцом, когда была маленькой девочкой, и играла со своими старшими братьями и сестрами во время семейных обедов. Не сегодня, правда. Сегодня она ничего этого не чувствовала. Оглянувшись на мужчину позади нее, Лючия спросила: — Могу я получить свой телефон обратно? Мы уже здесь. Он покачал головой. — Нет. Дерьмо. Сколько ей было — тринадцать? Более расстроенная, чем когда-либо, Лючия попыталась подавить свое желание сорваться на всех и вся, кто был рядом с ней, когда приблизилась к частному столику. То самое место, где ее семья обедала в течение многих лет. Здесь происходило больше встреч, чем кто-либо хотел признать. Поскольку ее отец на протяжении многих лет избавлялся от бизнеса — ликвидируя активы, которые он больше не имел никакого интереса поддерживать — этот ресторан никогда не переходил из рук в руки. Он всегда принадлежал ему. Подойдя к двери, Лючия уже слышала внутри знакомые голоса. Ее дяди смеялись над чем-то, сопровождаемые женственными интонациями их жен, соглашающихся. И ее мать, и отец. Лючия тяжело вздохнула и постаралась, чтобы ее гнев хоть немного утих. Если она войдет туда в гневе, кто знает, что может произойти? Ничего хорошего, подозревала она. Казалось, это не имело значения. Этот гнев и презрение к тому, что отец постоянно делал с ней и Ренцо, теперь глубоко въелись в ее душу. Чем больше она старалась не обращать на него внимания, тем сильнее это гноилось. Росло и заражало. — Входи, — пробормотал охранник позади нее. — Они ждут тебя. Лючия усмехнулась. — Не сомневаюсь. Но у нее больше не было никакого желания стоять с охранником, поэтому она направилась в частную столовую. Она совершенно не удивилась, обнаружив всех своих тетушек, дядюшек, мать и отца сидящими за своим обычным столом. Вернее, два стола, сдвинутых вместе и установленных близко к окну, откуда они могли наблюдать за людьми снаружи, но люди не могли видеть их из-за зеркального стекла. Она могла поклясться, что это единственный раз, когда эти люди сидели спиной к окну. В тот же миг взгляд отца остановился на ней в дверном проеме. Лючия не пошевелилась даже тогда, когда отец застегнул две пуговицы на своем пиджаке, и кивнул, словно молча приглашая ее сесть за стол вместе с остальными. Нет. Она не собиралась туда идти. — Лючия, — тихо произнес отец. И очень спокойно. Возможно, слишком спокойно. Может, именно его спокойное состояние действительно толкнуло ее на край пропасти. Доброта, которая смотрела на нее так, словно он вообще ничего не сделал. Будто он не причинял ей боли. Весь тот гнев, который она пыталась сдержать, казалось, снова выплеснулся на поверхность. Жестоко и неистово. Как бутылка содовой, которую трясли, пока не лопнула крышка. Никто не будет в безопасности, когда она наконец лопнет. Это удивило ее так же сильно, как и напугало. Лючия не сердилась. Только не так. Она не была такой, и все же мужчина в другом конце комнаты сделал ее именно такой. Хотел он того или нет, но именно в это он ее превратил, и, вероятно, даже не осознавал. Или ему просто было все равно, потому что он получал то, что хотел. Как чертовски мило. — Тебе что-то нужно от меня? — спросила Лючия у отца. — Или я могу уйти? Люциан встал из-за стола и посмотрел на Джордин, когда мать Лючии тоже собралась встать. — Я подумал, что ты, возможно, захочешь присоединиться к своей семье за ужином. Или ты забыла, что являешься частью этой семьи, Лючия? Тишина отдавалась эхом — тяжелая, с трудом проглатываемая. Как и боль в ее сердце, которая никак не унималась. Она обожала своего отца. Больше, чем он мог когда-либо знать, но он разрушал это каждый раз, когда делал что-то, что причиняло ей боль в отношении Ренцо. Каждый шаг, который он делал против них, только отталкивал ее еще дальше. Но он, вероятно, даже не осознавал этого. Она не хотела смотреть на других людей, сидящих за столом. Конечно, она любила их, но сейчас речь шла уже не о них. Это было между ней и ее отцом. Это они, и его нелепая потребность продолжать вмешиваться в ее жизнь. То, чего он никогда раньше не делал, но она все равно не собиралась этого терпеть. — Если быть частью этой семьи означает, что каждый выбор, который я делаю, выбираешь ты, — сказала Лючия, пожимая плечами, — Тогда нет, мне хорошо на этой стороне комнаты. Это задело за живое. — Лючия! Крик отца даже не задел ее.