— Простите. Рыжебородый мужчина в дубленке. — Мне послышалось, что «Генрих Восьмой». — Не послышалось, — созналась я. — Это я так его для определенности прозвала. Видите ли, в чем дело… — Короче. — Короче я работаю в этой палатке полтора года, — шагая по буквам, четко отрапортовала я. — И если вам это поможет, то могу составить для предъявления в суд график визитов Генр… любовника вашей жены в ваш дом. — Что-о-о?!?! — О, боже, — вздохнула я. — Я работаю сутки через двое. И по режиму своей работы смогу точно установить дни визитов этого типа. Например. Я помню — Тушкоев привез коробку со шпротами (точную дату можно установить по накладным), я расставляла банки на витрине и видела, как рыжебородый мужчина с цветами входил в подъезд. Или так, — день когда у палатки подрались два бомжа (число можно проверить по милицейскому протоколу, бомжи нам витрину разбили), тоже был приемным… Глаза и рот Кирилла приобрели очертания московских баранок: — Ушам свом не верю, — пробормотал он. — Вы что, хотите сказать, что жена изменяет мне полтора года?! — В общем-то, да, — смутилась я. — Если бы она была жива, то я бы ни за что не стала вмешиваться… Но раз уж такое дело… раз уж ей все равно ничем не поможешь… За полтора года я успела свыкнуться с мыслью об изменах жены моего героя, а вот Туполев был в шоке. — Какой я болва-а-ан!! — пропел, простонал Кирилл. — Это же, это же… — В общем-то… да. — Помолчите, — приказал он и, схватив бутылку «Путинки», присосался к горлышку. Три балла по шкале Софьи Ивановой. Даже с минусом. Когда Туполев, попив водки, обтер рот рукавом пальто, к оценке были добавлены еще два жирных минуса — рядом с его локтем лежала распечатанная упаковка бумажных салфеток. Поупражнявшись, видит бог, совершенно автоматически, с оценочной шкалой, я посмотрела в несчастные глаза обманутого мужа и тут же устыдилась — бессердечная ты девица Софья! У человека такое горе, а ты ему рейтинг высчитываешь. — Кирилл, а вы не можете позвонить своему брату? — Нет. — Вы не знаете номер его телефона? — Не знаю. Его никто не знает. Есть только адрес электронной почты. Как все, однако, сложно у богатых, поговорить по человечески не могут. Но я целенаправленно уводила Кирилла от мыслей об измене жены и переводила разговор на брата. Хотя больше всего, мне хотелось спросить — а что собственно произошло в вашем доме? Каким образом, в присутствии огромного Генриха Восьмого вы умудрились разделаться с женой? Но я боялась возвращать Туполева в его дом даже мысленно и поэтому сказала: — Кирилл, через две трамвайные остановки есть круглосуточное Интернет кафе. Может быть, вам стоит поехать туда и отправить брату сообщение? Туполев-младший мрачно покачал головой: — У него сменился адрес. Поэтому я и вернулся. — Кирилл зябко поежился и, запустив пальцы в волосы, скорчился и застонал: — Господи, ну за что мне все это?! Как я все это не-на-ви-жу!! Я испугалась нового приступа отчаяния, замолкла, и он совершенно сосредоточился на своих несчастьях. Рассказывая ему о Белее и Генрихе Восьмом, я надеялась что он хоть немного, хоть чуть-чуть найдет для себя оправдания, немного переориентируется, но не угадала — сделала только хуже. Не знаю, как бы вела себя я, потеряв близкого человека, но наверное точно так же, корчилась от ужаса и рвала на себе волосы. — Кирилл, пожалуйста, успокойтесь. Сделанного не воротишь… — Да что вы понимаете! — вспылил он. — Четыре года назад я потерял отца, мать… в невменяемом состоянии, брат в бегах, теперь и я… идиот… Боже, какой же я идиот!! Ладонью по щеке! А она упала! — Как? — Как, как… головою об косяк! Вот как! Я и ударил-то несильно, — как-то удивленно, запинаясь, произнес Кирилл, — а она, она всегда, даже дома на каблуках…ходит… «Ходила», — мысленно поправила я и вспомнила сногсшибательные шпильки мадам Зеро. Видимо, длинна ног у покойной подгуляла и даже дома она не снимала каблуков. Бедняжка. — А если вам пойти к маме? Я вас, конечно, не выгоняю, но все же… близкий человек… — Спасибо, но моя мама в лечебнице. — В какой… — начала глупая Софья и тут же нажала на язык зубами. Слово «лечебница» у каждого нормального человека ассоциируется только с психиатрией и кому бы как не мне знать, по какому поводу там оказалась мадам Мартини. Свое прозвище матушка Кирилла получила не случайно. Несколько месяцев назад, ночью в канун Нового Года до моей палатки непонятно каким образом — в домашнем стеганом халате и шлепанцах с пушистыми помпонами, — добрела по скользкой улице совершенно пьяная женщина. — Мартини есть? — прохрипела в окошко. — Только шампанское, — ответила я. — А покрепче? — Водкой не торгуем, — сказала строго и про себя добавила: — «Тем более что вам уже хватит». — Тогда две бутылки, сухого, — заплетающимся языком сказала женщина. — Шампанского? — уточнила я. — Да, — сказала та и сняла с пальца перстень, — это залог. Денег нет. Я чуть было не захлопнула окошко палатки перед ее носом, уже сделала решительное движение, но пальцы мадам Мартини вцепились в плексигласовую перегородку, не давая ей задвинуться: — Пожалуйста, — прошептала женщина, — мне очень нужно. И я тут же поняла, что за две бутылки шампанского эта холеная, надменная дама готова стать коленями в декабрьский снег и вымаливать самую дешевую, паленую шипучку. — Хорошо, — я взяла кольцо с той стороны прилавка. Мой бывший муж и его мама научили меня разбираться в драгоценностях. Кольцо с изумрудом в оправе из бриллиантовой крошки стоило не одну тысячу долларов. — Я буду работать завтра до двенадцати часов дня. Или через два дня тоже с двенадцати. Приходите за кольцом. Две протянутые через окошко бутылки мадам схватила так, словно это был спасательный круг для утопающего. Прижала к себе и, нетвердо перебирая ногами, помчалась к дому. Перед самым крыльцом она упала. Но, невероятно перекрутившись, успела вытянуть бутылки вверх, приложиться со всего маху об лед спиной и, не поднимаясь, на карачках, вползла в подъезд. Жалкое получилось зрелище. На следующий день за кольцом никто не пришел. Я побоялась оставлять его Раисе или Земфире, — не от того что опасалась их непорядочности, просто не хотела рассказывать ночного происшествия, — но, заглянув в палатку вечером, услышала: — Прикинь, тут какой-то верзила заходил, — сказала Раечка, — спрашивал, не у нас ли какая-то пьянчуга кольцо в залог оставила. — Орал? — Нет. Похоже, тетка сама не помнит, где чего делала. Я вернулась к себе и оделась поприличнее. Приглашения в гости для изъявления благодарности от мадам Мартини я не ожидала, но из прошлой жизни отлично помнила, каким призрением может окатить затрапезную визитершу охранник богатого дома. Улыбаться и кланяться прерогатива швейцара или дворецкого, а охранник для того и поставлен, дабы стращать и не пущать. Достойно одетая я подошла к подъезду и нажала кнопку домофона. Звонила не долго. — Вы к кому? — прохрипел в динамике голос. — Я должна передать вашему жильцу одну вещь, — гордо сказала я. — Откройте. Дверь моментально распахнулась и на пороге, вежливо отступив в сторону, нарисовался охранник — в черном костюме, при галстуке и неплохом одеколоне. Процокав каблуками по мозаичному полу, я дошла до стойки вахты и положила на нее перстень. — Эта вещь принадлежит высокой седовласой женщине из вашего дома, — храня на лице достоинство, проговорила я. — Прошу вас ее передать. Скорее всего, за то, что пьянющая жиличка незаметно ускользнула из дома, охранники получили нагоняй. Не остановить нетрезвую женщину, выбегающую на мороз в халате и домашних тапочках, мог только самый бестолковый из профнепригодных вахтеров. — Спасибо. Передадим, — проблеяли мальчики, и я откланялась, не забыв поглазеть по сторонам. Холл краснокирпичного дома напоминал филиал ботанического сада при нашем университете. Больше мадам Мартини подобных вылазок не повторяла. Ее примерно наказали и приставили охрану в виде гориллоподобного змея с ледяными глазами. …Бедный, бедный Кирюша Туполев. Я едва удержалась, что бы не погладить его по головке. Надо же, и этому «мальчику из хорошей семьи» больше нужна мама, чем женщина. — Давайте я приготовлю вам кофе? Есть хороший… Гость покачал головой и шмыгнул носом. Жалеть нельзя, разревется, напомнила себе и добавила в голос жизнелюбия: — У меня тушеная картошка в баночке есть. Хотите? Вы когда в последний раз ели? — В прошлой жизни, — выдавил он и хрипло толи расплакался, толи закашлялся. — Тушеная картошка любимое блюдо Назара. У него на икру аллергия. И на омаров тоже… аллергия. А у меня похоже, что на жизнь. Знаете, чего я хочу, Софья? — Чего? — Запереться где-нибудь и писать. Всю жизнь хотел. Раскрыть толстую тетрадь, наточить карандаш и писать, писать, писать. И чтобы рядом никого. Купить домик где-нибудь в глуши, посадить картошку, завести козу и собаку… Вы бы так хотели? Софья?…