Девушка протянула руку, но рядом никого не оказалось. Как странно… Она села, едва не задев головой ткань шатра – он оказался как-то слишком уж мал, даже охотничьи бывали побольше! И еще… Она оглядела себя. В тусклом утреннем свете, струившемся сквозь щель в неплотно закрытом пологе, Мария-Антония увидела когда-то роскошное, а теперь безнадежно испорченное платье. Шлейф бесформенным комом громоздился у нее в ногах, края нижних юбок посерели от пыли, бальные туфельки порвались, будто она долго шла пешком по бездорожью. «Да. Так и было. – Принцесса сжала пальцами виски. – Мне не снилось. Вернее, мне слишком долго снилось… разное, и я перестала различать сон и явь и не узнала ее, когда она наступила…» Вчерашний день постепенно всплывал в памяти. Сперва пробуждение – совсем не такое, каким должно было быть, потом тот странный человек, осмелившийся ограбить ее покойных родителей… (Мария-Антония схватилась за грудь – сверток с прядью волос матери оказался на месте. Хотя бы это оказалось не сном!) Потом долгая дорога по странным лугам, которые теперь назывались прерией, два боевых пса, и такой невероятный рассказ… «Четыреста с лишним лет? – переспросила себя девушка. – Разве такое может быть?» Но стоило лишь вспомнить, во что превратился ее родной замок, вспомнить останки родителей и придворных, чтобы поверить: да, оговоренные сто лет прошли, а за ними еще и еще, и никто не явился к ней, кроме этого странного человека. Мария-Антония прикрыла глаза, припоминая его. Он был похож… да, пожалуй, на вольных охотников и торговцев, а еще опытных наемников, которых она помнила по своему детству. Взгляд такой же – взгляд человека, привыкшего искать выгоду, пусть даже таится она в очень опасных местах. Человека, привыкшего рисковать и получать за это плату. На такого можно положиться, если платишь ему достаточно. Если платишь ему – ты, а не кто-то иной. На простого искателя приключений он… как же его имя? Ах да, Анри, то есть Генри Монтроз… Словом, он не походил на обычного странника, отправившегося в путь, разузнав о какой-то диковине. Нет, он на кого-то работал. На кого? Хорошо бы узнать… И еще вещи, о которых он рассказывал: это совсем не укладывалось в голове. Чтобы привычного и вечного мира, в котором все идет по раз и навсегда заведенному порядку – войны можно не считать, это ведь часть оного мира! – больше не было? Чтобы место его заняло нечто странное, невообразимое?.. Но, – девушка вспомнила бескрайние луга, нет, прерию вокруг, – похоже, Генри не лгал. Это совсем иная земля, чем та, что запомнилась ей. И люди теперь, должно быть, тоже иные… во многом. Но суть всегда одна, так говорил когда-то юной принцессе старый полумаг, наставлявший ее во всяческой премудрости. Люди могут меняться внешне, но внутри всегда будет то же, что было от начала времен, и это что-то всегда можно отыскать, если знать, как. Генри Монтроз – наемник, вот единственное, в чем была уверена принцесса. Что ж, пусть так… И явился сюда он по какому-то делу, напрямую касающемуся ее персоны. Но не только ее лично, иначе для чего ему понадобились королевские регалии? А она помнила, что Генри положил их отдельно от прочих драгоценностей! И еще… часть останков ее родителей он тоже захватил. Зачем? Откуда вообще узнал о затерянном в этой самой бесконечной прерии старинном замке, о заклятии, как сумел проникнуть внутрь и разбудить ее? Столько вопросов, и ни единого ответа… Впрочем, девушка полагала, что рано или поздно узнает все, если не от Генри Монтроза, то от его нанимателя, кем бы он ни был. Сам Генри может просто не знать истинной подоплеки событий, как многие исполнители, но то, чем он располагает, Мария-Антония вызнает. И еще кое-что тревожило ее: собственное поведение. Отчего она вчера так странно обращалась с Генри? Она ведь умела быть благодарной, это едва ли не первое, чему обучил ее отец! «Простолюдины не знают этикета и не понимают намеков, – говорил он ей, – но они очень проницательны по-своему. Если простолюдин оказал тебе услугу, поблагодари его искренне, и, может статься, не понадобится и плата. С твоей головы не упадет корона, если ты благосклонно кивнешь леснику, указавшему тебе дорогу, или поблагодаришь крестьянку, поднесшую парного молока. Или, скажем, ответишь на нижайшую просьбу ремесленника, кинувшегося под копыта твоего коня! А эти люди запомнят тебя не чванливой недосягаемой куклой, а живым человеком, и расскажут об этом своим детям. Мелочь? Может быть. Но и такие мелочи, бывает, меняют историю, ты же знаешь…» Она знала, конечно, она прилежно училась и помнила, что, бывало, королей спасали такие вот ремесленники и крестьяне, запомнившие добро. Люди ведь недалеко ушли от зверей, говорил ей старенький священник, которого едва не сожгли на костре в родной обители за ересь; ему чудом удалось избегнуть страшной гибели, и с тех пор он долго скитался по свету, пока не нашел пристанище в доме отца Марии-Антонии: тому все равно было, в каких заумных теориях старик разошелся с высшими церковниками, был бы грамотен да смыслил в кое-каких науках… а церковь в этом маленьком королевстве никогда большой силы не имела. Такие уж места, почти дикие, говорили на просвещенном юге. Люди недалеко ушли от зверей, не уставал повторять искалеченный дознаниями старичок. Они запоминают добро, они не прощают и не забывают зла, пусть даже церковь учит иному, и они не любят тех, кто мыслит иначе. Просто природу не переделать, как ты ни старайся. Наверно, кому-то это удается, но их единицы, и их знают по именам – перечисли-ка святых, Мария-Антония, пора заняться делом! Так отчего же она вчера повела себя с человеком, по сути, спасшим ее, так грубо и заносчиво? Мария-Антония не хотела думать о том, что сталось бы с нею, очнись она от многовекового сна в пустом замке, а это, наверно, вполне могло случиться, ведь заклятие явно слабело с годами… Она бы даже не смогла выбраться наружу, не зная о том подземном ходе, черный лес не выпустил бы ее, и она умерла бы от голода и жажды: ведь в кладовых все давно обратилось в прах! Генри Монтроз был груб, как многие наемники, которых ей доводилось видеть, но он ее спас, этого нельзя отрицать. Так в чем же дело? «Это все сон, – решила она, поразмыслив. – Мне снилось, что я… Да, я принцесса, ожидающая прекрасного принца. Тот маг правильно сделал: если бы снилось что-то другое, можно было бы сойти с ума, а так… Я все это время провела в сказке, ведь ожидание чуда не менее прекрасно, чем оно само! И я, кажется, слишком свыклась с этим… – Она усмехнулась, перебирая кольца на пальцах. – Когда же пришел человек из реального мира, моя сказка не приняла его, а я, должно быть, не избавившись еще от сонных чар, оставалась такой принцессой, какой была в придуманной истории. Такой, какими видятся принцессы простолюдинам…» Так это или нет на самом деле, она сказать не могла. Спросить бы того мага, но его, конечно, давно нет в живых… Ничего, она разберется и сама. А пока нужно подумать о вещах более насущных! Оглядевшись, девушка наткнулась взглядом на какой-то сверток. Кажется, его не было, когда она забралась в этот маленький шатер, одолеваемая сном. Должно быть, оставил его этот наемник… Мария-Антония развернула тючок: так и есть, рубашка, мужские штаны, куртка, кое-какие мелочи. Она критически осмотрела одежду. Штаны, пожалуй, придутся впору, если как следует затянуть ремень, а вот остальное… Кажется, Генри рассчитывал на более крупную девушку! Принцесса усмехнулась и сняла с пояса кошель: кроме зеркальца и гребня, в нем лежал набор для шитья, какие в ее времена носили все знатные дамы. А уж шить она умела, этому обучали всех девушек. Конечно, ей больше пристало вышивать шелками, но и подогнать одежду по себе она была в состоянии. Все равно ведь больше нечем заняться, так отчего бы не полезным делом? Вот только было темновато, и принцесса, поколебавшись, откинула край шатра с задней стороны. В проеме тут же показался мокрый черный нос, усиленно втягивающий воздух. Понятно: собаки Генри несут стражу… – Я не собираюсь убегать, – сказала девушка псу. Которому из двух, она пока определить затруднялась. – Не мешай мне, будь добр. Здесь и так мало света… Пес шумно вздохнул и завозился: устраивался поближе, чтобы следить за подопечной. Второй, должно быть, обходил лагерь дозором. Прекрасные псы, невольно подумала принцесса, отличная выучка, интересно, Генри сам их натаскивал? И пожалела еще о страшных – для чужих, конечно, – зверях, что остались спать на псарне вечным сном. Был бы сейчас при ней верный волкодав, что приходился ростом девушке по пояс, стало бы куда спокойнее… Да и у ложа своего Мария-Антония с куда большей охотой положила бы такого пса, а не болонку. Но обычай, обычай: иной принц, должно быть, побоится подойти к принцессе, которую охраняют такие чудовища… Тем более те могут проснуться раньше хозяйки и попросту разорвут гостя. Усмехнувшись своим мыслям, девушка снова взялась за иглу. Принцесса не может выглядеть недостойно, даже если на ней рубашка с чужого плеча и сапоги на два пальца больше, чем нужно!.. …Генри разбудил странный звук – что-то звонко треснуло, будто кто-то разодрал длинный кусок материи сверху донизу. Он вздрогнул и открыл глаза. Звон преспокойно дрых по другую сторону кострища, Грома не было видно, но он помалкивал, стало быть, все в порядке. Тогда что это был за звук? Генри прислушался и обнаружил, что из палатки доносится шорох, шелест, потом снова что-то треснуло, и все стихло. – Принцесса, – окликнул он, приподнявшись на локте. По имени он к ней обращаться пока что не стал, пусть обвыкнется маленько… – У тебя там все в порядке? – Благодарю за заботу, – откликнулась та после короткой паузы. – Все хорошо, не стоит беспокойства… Генри сел и озадаченно взлохматил себе волосы. Тон принцессы разительно отличался от давешнего. Вчера она либо цедила слова сквозь зубы и смотрела на Генри как на червяка какого-то полураздавленного, либо попросту допрашивала. Пока не отключилась. Сегодня, правда, говорила она холодновато, но достаточно дружелюбно… «Поди пойми этих баб, – в сердцах подумал он. – Что ей еще в голову вступило?» Полог палатки откинулся, и девушка выбралась наружу. На ней был подобранный Генри мужской костюм; правду говоря, он рассчитывал, что девица окажется побольше ростом и пофигуристее, но принцесса подтянула пояс потуже, и вышло совсем неплохо. На ремне висел поясной кошель, тот самый, кажется, что был при ней прежде, только драгоценная отделка с него исчезла. А рубашка вроде и в самый раз, присмотрелся он, да и куртка ничего так сидит. А вот интересно бы знать, как она обувку натягивала? Вряд ли принцессы умеют портянки наматывать… Сотрет ведь ноги ко всем чертям! С другой стороны, пешком ей ходить особо и не придется… – Что прикажете делать с этим? – Девушка протянула Генри охапку тряпья, бывшего когда-то праздничным платьем. – В костер?.. Ага, вот и корсет, стыдливо спрятанный среди кружевных нижних юбок. И будь Генри проклят, если шнуровка не распорота! Значит, у принцессы имеется при себе что-то острое, но вот где она это что-то прячет? Хотелось бы знать, во избежание неприятных инцидентов, но не обыскивать же ее! Станешь врагом на веки вечные, а им еще столько времени быть с глазу на глаз… – Давай. – Он отобрал у нее ношу. Решила вести себя нормально – и слава всем богам, главное, чтобы эта блажь у нее не прошла! – Это точно в костер… И это… Нижнее на тряпки пойдет. Мало ли что… А вот само платье надо бы сохранить. Сейчас такого – и так – не шьют. Ручная вышивка, драгоценности, и плевать, что грязное и мятое! Генри аккуратно расправил платье, сложил, перевел взгляд на принцессу, примостившуюся на сложенном одеяле у костра. Ее высокая пудреная прическа смотрелась нелепо и неуместно с мужской одеждой. – Ты бы волосы-то распустила, – сказал он, добавляя в похлебку приправ. – Там вон за деревьями ручей есть, можешь пудру смыть. Вода холодная, но на солнышке оно ничего… Неудобно ж, поди? – Да, пожалуй, – откликнулась девушка. В голосе ее послышалась сдержанная усмешка, и Генри поднял глаза – как раз вовремя, чтобы увидеть, как принцесса уверенно берется за волосы повыше ушей… и снимает эту свою замысловатую прическу с такой же легкостью, как Генри – шляпу. – Ну ничего себе! – сказал он, когда девушка аккуратно положила парик рядом с собой и распустила волосы. Принцесса оказалась довольно коротко стриженной – волосы только-только до плеч. Генри присмотрелся – сквозь пудру на ее носу отчетливо проступали веснушки. – Это… – Генри пытался придумать, как бы задать вопрос и при том не обидеть девушку. Монтроз помнил, что среди останков дам в тронном зале он остовов париков не заметил. Хотя… он не приглядывался особенно, его больше интересовали драгоценности. Может, у них мода такая была! – Я болела, – ответила принцесса на его невысказанный вопрос. – Пришлось остричь волосы, и они не успели отрасти настолько, чтобы можно было уложить в прическу. – А-а, – глубокомысленно заметил Генри, взяв на заметку эти слова. Болела, значит? А как же всемогущие придворные маги? Любопытно… Но выяснять это именно сейчас он не собирался. – Все равно иди умойся. Доварилось уже. Принцесса не заставила себя упрашивать, встала, отправилась к ручью. Генри кивнул Грому – мол, сопроводи. Пес отправился следом. Можно быть спокойным – Гром присмотрит… Девушка вернулась быстро. Умытая, она растеряла аристократическую бледность (та явно была обязана происхождением пудре), оказавшись мало того, что веснушчатой, так еще и загорелой. Пусть не сильно, но, во всяком случае, у девиц, которые безвылазно сидят дома (как все богачки, которых доводилось знать Генри), не бывает такого цвета лица. Не бывает, и все тут! – Волосы-то собери, – мрачно сказал Генри, снимая котелок с огня. – Не на балу. На, шнурком перевяжи… Последний штрих – заплетенные в две короткие косички рыжеватые волосы – его добил. Эта девица могла быть кем угодно, но только не принцессой Марией-Антонией. У принцесс не должно быть веснушек, обветренных щек и такого взгляда. Принцессы – они… нежные. Цветы, в общем. А это… сорняк какой-то. Нет, конечно, если ее одеть по-старому, напялить парик, напудрить, то все будет хорошо, а так… Девчонка с фермы. Как бы Хоуэллы не решили, что Генри их дурит! – Ешь, – сказал он мрачно, плеснув похлебки в миску. – Разносолов нету, не во дворце. – Благодарю, – церемонно произнесла девушка. Даже у костра она сидела, гордо выпрямившись. Рассветное солнце осветило принцессу, всю целиком, и волосы ее полыхнули таким глубоким золотом, что Генри зажмурился на мгновение, и вся она оказалась облита ярким утренним светом с головы до ног, только глаза по-прежнему оставались двумя льдинками на бесстрастном лице… Хоуэллы не заподозрят его в обмане, – понял в этот момент Генри. Уж им-то достаточно будет единожды увидеть Марию-Антонию, чтобы понять, кто она такая и чего стоит… – Ты можешь называть меня Тони, – сказала принцесса, перебив его мысли, и вдруг улыбнулась, невесело, но искренне. – Так звали меня… дома. – Ладно… – ответил Генри, не понимая, что это вдруг нашло на девицу и с чего она решила говорить ему «ты». – Идет. – Я повела себя безобразно, даже не поблагодарив тебя за спасение, – продолжила она, поднося ко рту щербатую ложку. Генри невольно устыдился за состояние своей походной посуды. – Прими мою благодарность сейчас, Генри Монтроз. А плату за это, – добавила она не без издевки, – думаю, ты уже взял. «Господи, она что, нормальная? – не поверил тот ушам своим. – Не дура, не истеричка… стерва, может быть, но нормальная?» – Да уж взял… аванс, – кивнул он. – И вчера еще добавил. Уж не обессудь, твое высочество… или величество теперь уже, наверно. Я человек простой, жить на что-то надо. – Понимаю, – кивнула принцесса. – Я даже могу сказать тебе, как войти в сокровищницу. Я ведь знаю все ключи от всех заклятий, Генри… – Она смотрела на него в упор, и от этого взгляда хотелось передернуть плечами, поежиться, как от сильного холода. – Но верни то, что принадлежит только мне. Я не претендую на регалии отца, раз уж королевства больше нет, но драгоценности моей матери… – Эти? – Генри вынул из-за пазухи сверток, бережно развернул. Да что ж нашло на девицу?! – Да, – кивнула она, не отводя взгляда. – Только подумай: все сокровища замка в обмен на один-единственный гарнитур! Он ведь ценен для тебя только камнями и древностью своей, не так ли? Ну так в сокровищнице есть еще более древние и великолепные вещи, бери что захочешь! А это – память о тех, кого я никогда больше не увижу, кого я даже не могу предать достойному погребению… Генри мотнул головой, избавляясь от наваждения. Ну, здорова зубы заговаривать! – В замок я больше не пойду, – сказал он, покачивая драгоценности покойной королевы на ладони. – Опасно. Да и… нехорошо там. Что до побрякушек, спасибо, конечно, но я себе присобрал на пару жизней, и хватит. Больше все равно не протяну, – хмыкнул он. – А что до этого… Не могу тебе отдать. Себе не возьму, ты не думай, мне и так хватит, но… – Ты должен показать это хозяину? – спросила девушка, и Генри только вздохнул. Ну, впрочем, догадаться не так уж сложно! – Ну да, – ответил он. – Ты пока не спрашивай, что к чему и почему, я сам не очень понимаю. Мне и не положено. Вот доедем, тогда ты его и выспрашивай, а я так… Делаю, что сказано. Хорошо делаю, – добавил он не без самодовольства. – Наверно, тот, кто меня нанял, тебе твои побрякушки отдаст, у него и так выше крыши. Но я – не могу. Ясно? – Вполне, – улыбнулась принцесса. Ух, но до чего же холодные глаза! И будто изучает его, рассматривает сверху донизу, прикидывает, как лучше использовать. У Хоуэллов у обоих почти такие же глаза, но они это как-то скрывают, чтобы людей не пугать, а вот она… – Оно правда древнее? – спросил Генри невпопад, чтобы переменить тему. – Теперь – несомненно, – ответила она все с той же непонятной усмешкой. – Но и в мое время… Это – «Сердце пламени». – Девушка коснулась самого крупного рубина в ожерелье. – Прадед моего прадеда привез его из похода на самый дальний восток. По преданию, он снял его с головного убора тамошнего военачальника, которого убил в бою, и с той минуты от дикарей отвернулась удача… – Еще бы, без военачальника-то, – хмыкнул Генри. – Это – «Кровь луны». – Принцесса дотронулась до другого камня, поменьше, но, казалось, более яркого. – Истинный свой цвет он обретает только в полнолуние. Его привезли из-за моря, там он принадлежал какой-то языческой жрице, почитавшей Луну как богиню, отсюда и название. Но он и в самом деле хорош в лунные ночи… – И что, у каждого камушка есть свое имя? – не удержался Монтроз. – Разумеется, – серьезно ответила девушка. – И если тебе интересно…