Такое ощущение, что сегодня что-то произойдет. Облака настолько насыщенного темно-синего цвета, что кажутся совершенно нереальными, и я буквально чувствую запах приближающейся грозы. В воздухе висит гнетущая влажная тяжесть, заряженная зловещей энергией. Укрыв голову и плечи накидкой, предварительно надушенная ароматами летних трав, я вхожу в Запретный Лес, ныряю в его тени и выбираю первую узкую тропку, которая сворачивает налево и ведет меня через мерзкие кусты ежевики. Готова поклясться, ветки этих кустов двигаются сами по себе, потому что каждый раз умудряются царапать все мои непокрытые участки кожи. Чаще всего достается лицу и рукам, потому что все остальное обычно завернуто в пропахшую травами ткань, но и это довольно неприятно. Травы призваны заглушить мой человеческий запах, и до сих пор это срабатывало достаточно хорошо. За всю свою жизнь вампиры обнаруживали меня только три раза. Двое из них оставили меня в покое после короткой, неохотной погони, но третья – это была маленькая девочка – преследовала меня с такой упертостью, что мне очень повезло, что я сбежала. Говорят, днем безопаснее, потому что в светлое время суток вампиры неохотно покидают свои жилища в глубине леса, а если все же делают это, то, как правило, отправляются на короткие расстояния. Но на это полагаться нельзя. В прошлом году в лесу среди бела дня пропали три человека, а позже были найдены обескровленные останки двоих. Пока, сопротивляясь злобному негодованию кустов ежевики, я пробираюсь в дубовый лес, где водятся самые сочные сумрачные сморчки, в голове у меня крутятся воспоминания о встречах с вампирами. Все романтические представления, которые, возможно, у меня имелись раньше о вампирах, испарились, едва я впервые взглянула в лицо такого существа. Бледное, изможденное, уродливое, отталкивающее – и не потому, что кости были туго обтянуты кожей, зубы были темно-желтыми, а глаза приобрели красноватый оттенок, а потому, что во взгляде этого существа читалось что-то сломленное. Все, что имело для меня хоть какое-то значение, в этих глазах, казалось, не существовало. В глазах чудовища все это потеряло смысл. Я дрожу, но это может быть связано с холодным воздухом, порывы которого проносятся над лесной почвой, разгоняя знойную духоту и будоража нервы. Это производит странный эффект: я внезапно чувствую неприятный холод, в то время как на коже выступают капли пота. Высоко в верхушках деревьев уже бушует ветер. Пройдет совсем немного времени, и начнется сильный дождь. Я оглядываюсь по сторонам и решаюсь, хотя углубляться в лес еще больше – рискованно. Здесь, где нахожусь сейчас, я во время своих предыдущих визитов собрала уже все сумрачные сморчки. Я пересекаю безвредно бурлящий ручей и высматриваю остатки мертвых деревьев, под которыми сморчки растут особенно хорошо. Когда обнаруживаю симпатичную семейку сумрачных сморчков и опускаю свою корзинку на землю, чтобы встать на колени и сорвать грибы, ржание лошади вырывает меня из умиротворенного сосредоточенного состояния. Откуда этот звук? Он реален или мне просто показалось? Я сохраняю спокойствие, но не опускаюсь на колени, а просто стою и слушаю. Ветер усиливается, и мне начинает казаться, что я приняла его свист за ржание, но потом тот звук повторяется. Нетерпеливый, почти разъяренный конь где-то совсем рядом громко выражает свое недовольство! Вампиры не ездят на лошадях. К тому же я не знаю никакого другого ржущего существа, которое могло бы жить в Запретном Лесу, а это значит, что либо лошадь убежала и заблудилась (и это будет ее смертным приговором, если только я ей не помогу), либо в Запретном Лесу бродит еще один человек, которому так же, как и мне, надоело жить. Я осторожно иду в том направлении, откуда услышала ржание, очень тихо, переходя с одной моховой подушки на другую: они поглощают звуки моих шагов. Запретный Лес образует что-то вроде естественной границы нашего королевства. С одной стороны, на западе, Амберлинг упирается в море. Наша страна врезается в Западный Океан, как полуостров. А на востоке от нападений Кинипетской Империи нас защищает Запретный Лес. По крайней мере, так думал Блаумунд Беззаботный, когда позволил вампирам поселиться в этом лесу. Тогда, около восьмисот лет назад, был заключен договор. Мы, люди, оставляем в покое вампиров, а вампиры оставляют в покое нас – по эту сторону Леса, по крайней мере. Договор был нарушен лишь однажды со стороны людей, мятежником Фрицем-Хеннингом фон Нюссельгартом, который отправился в Лес с целой ордой крестьян, чтобы изгнать оттуда вампиров. План его состоял в том, чтобы вырубить лес и превратить его в пашню, но из этого ничего не вышло. Череп Фрица-Хеннинга до сих пор украшает вход в исторический подвал Совета. Вампиры передали эти печальные останки мятежника королю вместе с любезным посланием, которое содержало примечание о том, что договор был нарушен, и в результате чего – аннулирован. Короля охватил страх, и он выстроил между обитаемой землей и Запретным Лесом целый бастион из деревянных бревен, со сторожевыми башнями и бойницами. Но вампиры никогда не нападали, возможно, они и не собирались этого делать. Наверняка наблюдали за этим зрелищем с самых высоких елей, похлопывая себя по костлявым бедрам, и улыбались, сверкая желтыми зубами, радуясь глупости своих врагов. За несколько долгих веков бесполезный бастион сгнил и рассыпался в прах. Кое-где еще можно найти его следы, но большая часть этого прошлого оказалась погребена под корнями Запретного Леса. Если сравнивать с другими вампирами и их набегами, наш вампирский народ еще куда ни шло. Лишь раз в сто лет какая-нибудь смелая, дерзая особь отважится проникнуть в обитаемые районы, чтобы высосать кровь беззащитных дев. Такие вампиры в большинстве своем повторяют собственные преступления и в конечном итоге попадаются во время одной из своих греховных вылазок. В наказание их вытаскивают на яркий солнечный свет, втыкают в грудь острый кол и обливают святой водой. Злодей погибает, и мир воцаряется снова. Иногда я даже не знаю, кого мне больше жаль: девственниц или казненных вампиров. Говорят, в святой воде нежить сморщивается и тает. Вряд ли это приятное ощущение. Наконец я вижу животное, ржание которого привело меня на поляну, где я никогда прежде не бывала. Это великолепная белая кобыла, оседланная и привязанная к дереву. Я очень удивлена. Кто бы ни привязал здесь эту лошадь, он, видимо, либо глуп, либо безумен, а может, и то, и другое одновременно. Нетерпеливая кобыла, которая все время вскидывает голову и громко ржет, привлечет вампиров так же, как и меня! Я хочу обернуться и поискать всадника, который должен быть где-то поблизости (иначе он еще глупее, чем я предполагала ранее), но тут мой взгляд падает на попону: герб нашей страны сияет перед моими глазами ярко-желтым и голубым цветами, украшенный маленькой декоративной короной. Я подхожу ближе, кладу руку кобыле на шею и начинаю приговаривать успокаивающим голосом: – Не волнуйся, моя дорогая. Твой глупый всадник наверняка скоро здесь появится и отвезет тебя домой. А если он этого не сделает, то будет иметь дело со мной! Лошадей я люблю. Пока стою, положив руку на кобылу, маленькая корона на попоне внезапно перестает меня интересовать, и страх перед вампирами отходит на второй план. Я хочу только одного: вдыхать аромат, которого мне так не хватает с тех пор, как все наши лошади были проданы. Я прижимаюсь щекой к шее кобылы, и она позволяет мне это сделать, а затем с закрытыми глазами впитываю тепло и запах лошади. Это ошибка, знаю. Серьезная ошибка. Удар, который обрушивается на меня, внезапный и резкий. Я падаю на землю, на меня наваливается тяжелый груз – тело, вдавливающее меня глубоко в землю так сильно, что я не могу пошевелиться. Все происходит очень быстро. Одна рука хватает меня за платье и разворачивает, так что теперь я лежу не на животе, а на спине, а вторая – сжимает мое горло. В глазах темнеет, я хватаю воздух, задыхаюсь, борюсь за свою жизнь. Наконец хватка ослабевает. Воздух врывается в легкие, и теперь, когда мои глаза снова могут что-то разглядеть, вижу прямо над собой лицо. Я не могу закричать: дыхания не хватает. Я смотрю в два черных глаза, которые выглядят очень живыми. Это не вампир. Человек. И очень привлекательный. 4 Мне пока так и не удается ничего произнести, я до сих пор хватаю ртом воздух. Кроме того, я в шоке. Этот парень все еще сидит на мне, его рука впивается в ткань моего платья или, скорее, в мою кожу, потому что пальцы проникли в грязную, дряхлую ткань. Другой рукой он держит над моим лицом длинный нож, словно еще не решил, оставлять ли меня в живых. В конечном итоге именно это обстоятельство побуждает меня отказаться от воздуха в пользу безумной вспышки праведного гнева. – У тебя что, крыша поехала? – кричу я так громко, насколько позволяет мой голос. На самом деле это больше похоже на хриплое карканье, потому что мои голосовые связки еще не до конца справились с удушьем. – Совсем чокнутый, да? Сейчас же отпусти меня или… – Или что? – спрашивает он. – Я, как видишь, сильнее тебя, и здесь нет никого, кроме нас двоих, ну, еще, может, моей лошади и нескольких вампиров. Но они вряд ли придут тебе на помощь. – Слезь с меня! Сейчас же! Теперь мой голос напоминает шипение. А он только смеется и неторопливо, почти вызывающе медленно, высвобождает пальцы из моего платья, засовывает нож за пояс и встает. Почувствовав свободу, я поднимаюсь с земли, что дается мне совсем не так просто. Я все еще в шоке от падения и предыдущего удара, и вообще – дрожу, если не ошибаюсь. Выглядит он вполне нормальным и вменяемым, но ведь он, должно быть, совершенно не в себе! Кем бы он ни был. Он убирает волосы с лица, и только тогда я замечаю, что начался дождь. За пределами Леса – настоящий шторм, но здесь куда спокойнее. И все равно – деревья скрипят, ветер свистит, и время от времени мне в лицо летят дождевые капли. Безумный, жестокий человек, что стоит напротив, кажется на несколько лет старше меня. Понятия не имею, на сколько. У него чуть длинноватые волосы, темно-русые, но, поскольку они влажные, а свет здесь довольно тусклый, я не могу определить точно. Его глаза черны, и это кажется мне странным, потому что глаз такого цвета просто не бывает, и темные веснушки покрывают его лицо, шею и руки. Обычно веснушки выглядят мило или забавно, но у него они смотрятся дико, словно узор на шерсти животного. От правой щеки незнакомца ко лбу тянется первый шрам, второй, более короткий, – от левого угла рта к подбородку. Мой взгляд застревает на нем, и я невольно задаюсь вопросом, что произошло. – Ты в порядке? – сдержанно спрашивает он. Похоже, мой взгляд совсем ему не нравится. – Или я тебе что-то сломал? – Спасибо за вопрос, идиот! – отвечаю я, и мой гнев вспыхивает с новой силой. – Я жду объяснений! – Я думал, ты вампир. Недоверчиво смотрю на него. Я – вампир? – Да, Лунолицая, – говорит он. – Ты бледная, оборванная и косматая и прижималась к моей лошади! Я решил, что ты хочешь ее укусить, вот и пришлось действовать быстро. Нет слов. Лунолицая! Бледная, оборванная и косматая! Не знаю, что шокирует меня больше. Само нападение, при котором совершенно незнакомый человек изорвал мою одежду, или это суждение о моем внешнем виде. Кстати, о разорванной одежде. Оглядев себя, я обнаруживаю, что мое платье настолько ветхое и драное, что из-под лохмотьев выглядывает пупок. И этот тип смотрит прямо туда! – Эй! – угрожающе говорю я, сгребая то, что осталось от платья, чтобы прикрыть свою наготу. И в то же время рыскаю глазами по земле в поисках своей накидки. Куда она подевалась? – У тебя и пупок бледный, – отмечает он. – Почти бесцветный. – Ты спятил?! – ошеломленно восклицаю я. – Какое тебе дело до моего пупка? Тебя это, вообще, касается? Да как ты смеешь! Ты уничтожил мое платье! Тебе придется возместить это. У меня всего два летних платья, я не могу позволить себе остаться без одного из них. – Да-да, нет проблем. – Нет проблем? Я хочу четыре золотых! – Четыре золотых? – недоуменно спрашивает он. – В качестве компенсации за эту тряпку? – Это как со старыми каретами, – объясняю я. – За древнюю карету торговец, возможно, дал бы только миску крупы, но если кто-то разобьет эту карету, то придется раздобыть новую, а это стоит гораздо больше, чем можно было бы получить за старую! – Вот как. – То же и с моим платьем. Ясно тебе? – Ты не умеешь шить? – Не зли меня! Ты испортил платье! Набросился на меня, напугал и чуть не задушил! За это ты дашь мне четыре золотых! – Две. Ступор. Две золотые монеты были для меня целым состоянием. Я и не рассчитывала, что он согласится. – Три, – робко отвечаю я. Гремит гром, гремит оглушительно громко. Мы оба поднимаем глаза к небу. Дождь, как ни странно, перестал, но та его часть, что видна за верхушками деревьев, черным-черна. – Мне лучше вернуться домой, – говорю я. – Давай сюда монеты! – Что ты вообще здесь делаешь? – спрашивает он. – Так глубоко в чаще Запретного Леса? – Я могла бы спросить тебя о том же, но мне все равно. – В самом деле? – Скажем так: я вижу на тебе арбалет, колчан со стрелами и могу предположить, что ты собираешься лишить жизни какое-нибудь животное, чтобы прицепить к своей шляпе его великолепный хвост или поджарить его печень в тыквенном масле и голубой куркуме. Обычное дело. – В голубой куркуме? – удивленно спрашивает он. – Откуда ты знаешь про голубую куркуму? – Прибавим к этому изрядную долю невежества, – продолжаю я. – Из чистой вежливости я не называю это глупостью, ведь ехать на лошади в этот лес – абсолютное слабоумие. Вампирам запрещено нападать на нас, людей, потому что они опасаются, что у них будут неприятности, если кто-то вдруг убьет не того человека. Но что касается лошадей, кошек и собак – тут у них нет никаких ограничений, и они набрасываются на животных, не думая о потерях. Это безобидные жертвы, из-за которых никто не развяжет войну. Он хмурится и молчит. Громыхает снова, и земля гудит, будто тролли, швыряя громадные камни, играют в кегли в своих подземных пещерах. – Что это за шрамы? – спрашиваю я, пока он упорно молчит, а мне очень хочется знать. Боюсь, это был неправильный вопрос, потому что он тут же отворачивается и отвязывает свою лошадь.