Ночью, когда я проснулась из-за позывов в туалет, мне вдруг показалось, что я в психбольнице. Но сверкающий кафелем чистый туалет в палате был не похож на тот, который я отмывала в психбольнице, и я с облегчением поняла, что все уже позади. Прошло два дня. Мы с Денисом сидели за столиком в коридоре его ведомственной больницы, куда он госпитализировал меня под видом своей невесты. Он так и выразился «Под видом». Я сидела и прикидывала, стоит мне обидеться на него за эти слова, или нет. За открытым настежь окном столовой тихо шумели под осенним ветром пожелтевшие и уже сильно облетевшие березы. Денис, которого я не видела почти четыре месяца, сильно загорел, похудел, и выглядел совершенно вымотанным. Я, не поднимая глаз, ковыряла вилкой несимпатичный остывший омлет на тарелке и молчала. — Как ни странно, тебе удалось довольно близко к ним подобраться. Но добыть доказательства их деятельности ты все равно бы не смогла — они тщательно прятали следы. — Я сразу, как сбежала, пошла в милицию. — Да, только мы об этом не знали. Если бы у брата убитого Близнеца не проснулась совесть, и он не пришел бы к нам с повинной, я бы даже не знал, где тебя искать… — Я собиралась тебе позвонить, правда! — И Слава твой — дебил редкостный!. Зачем-то в райотдел милиции поперся, станут они заниматься сбежавшей куда-то с наркотиками медсестрой! Его даже слушать не стали. А сейчас ему статья светит за то, что он тебя чужим паспортом снабдил. Я подавленно молчала. Мое частное расследование представлялось мне сейчас верхом идиотизма, непростительной глупостью. Ну как я могла подумать, что смогу найти доказательства! — Но, в общем, ты молодчина, — Денис неожиданно ободряюще улыбнулся, — Рассуждала ты в целом правильно. Действительно, в нашей области при содействии и активном участии одного из немалых чинов местного Министерства здравоохранения, уже несколько лет была создана преступная организация, которая безнаказанно забирала органы у молодых здоровых людей, у которых в результате несчастного случая пострадал головной мозг. Чаще всего это случалось при дорожно-транспортных происшествиях или производственных травмах. Органы человека, страдающего от тяжелой болезни, для дальнейшей пересадки по вполне понятной причине не годятся. Организация подрабатывала понемногу, отправляя в основном в столицу свежий материал, полученный в местном судебно-медицинском морге. Все изменилось, когда в нашем Аэропорту открыли прямой авиарейс на Варшаву-Франкфурт. Тут уже преступный трафик органов пошел полным ходом, резко увеличилось количество заказов. Органы переправляли в сумках-термоконтейнерах несколько курьеров, обычных частных лиц. Коридор на таможне организовали, по-видимому, в Москве на уровне тамошнего министерства заинтересованные лица. Пострадавших в авариях стало не хватать, и тогда эта банда стала просто убивать людей в больницах. Выглядело это так. Приходил заказ на конкретный орган, указывалась группа крови, резус-фактор потенциального донора, иногда эти негодяи даже пробы на совместимость с живым еще человеком умудрялись делать! А потом начинала работать стандартная отработанная схема. Потенциальный донор «внезапно» умирал во время операции или вводного наркоза, после чего смерть мозга быстренько констатировали три специалиста — судебно-медицинский эксперт, врач-невропатолог и врач-реаниматолог, которые, конечно, были членами преступной шайки. Когда главный врач больницы вечером уходил домой, приезжала бригада трансплантологов — специалистов, в неурочное время, с согласия ответственного дежурного проводилась операция по удалению органа или органов. Затем тело везли в морг Центральной больницы, где известный тебе Вадик маскировал следы от незаконной операции под обычное вскрытие, а материал, как они его называли, уходил через границу в Европу в контейнере. — Мы со Славой и подумать не могли, что операции по незаконной пересадке делают в этой тихой больнице, решили, что в Центральной… Что незаконные операции проходят там. — Я задумалась на минуту, снова переживая подробности своего приключения. — А как вы узнали, где я? — Ну, тут все побежали тебя спасать. Слава торчал в нашей конторе три дня, пока я не приехал с Кавказа. Ему какая-то гадалка сказала, что тебя убить могут. Санитар морга Вадик к нам пришел накануне. Они, видишь ли, потребовали, чтобы он тебя живую распотрошил… Пару лет назад Вадик крупно проигрался в казино, лично я думаю, что его умышленно под это подставили. Они всех по-разному обрабатывали — кому помогали долг отдать, кому просто много платили, не гнушались шантажом. Кстати, Веронику Римскую, жену гражданскую жену Серёгина-паращютиста, они быстренько на наркотики посадили. Она им сразу позвонила, как только встретилась с тобой. Кстати, повторю, банду врачей-убийц мы взяли с поличным в этой больнице благодаря одному из боевиков, у него в перестрелке брата-близнеца убили, вот он с повинной и пришел. У них, видишь — ли, сестра младшая больная, с синдромом Дауна, вот он и сдал всех подельников, а с меня слово взял, что позабочусь о ней, в интернат не отдам, там эти дети в грязи и вшах заживо догнивают. Я пообещал, так что девочку еще пристроить куда-то надо. — А Скворцов? Что было на флэшке? — Скворцову удалось скачать с электронного носителя Центральной больницы протоколы вскрытий пациентов, умерших в других лечебных учреждениях области. Если бы флэшку обнаружили и прочитали, неизбежно встал бы вопрос — почему вскрытие проводилось не в той больнице, где умер пациент, зачем его понадобилось тащить на другой конец города. И от него избавились, тем более что узнали о его дружбе с покойным Серегиным. — Слушай, а почему они Софью убили? — Я точно не знаю, почему они не перевезли труп Серегина в морг Центральной в выходные, может, заминка вышла с машиной. А Софья, во-первых, шов от операции увидела нетипичный, а во-вторых, она этим поделилась со знакомым патологоанатомом из другой больницы, а он был «в теме». — Ну и что сейчас? — Представляешь, почти всех участников преступной группы удалось задержать. Сработал фактор внезапности. Арестовали даже большого медицинского начальника. Он заведовал отделом инноваций в медицине. Да, кстати, твой гениальный план расследования лежал у него в кабинете, он и отдал приказ тебя убить. — А как он попал к нему? — Комендант общежития, баба, тертая во всех отношениях, обнаружила его под твоим матрасом, когда меняла белье. Но это она так нарочно говорит, сроду она сама белье никогда не меняла в комнатах, просто ты показалась ей подозрительной и она следила за тобой. — А как они нашли меня и эту комедтатшу? В общежитии? — Тебе просто не повезло, тебя в Центральной случайно узнал анестезиолог Мокрецов, сосед Серегина. Он приходил за графиком дежурств, когда ты крутилась у дверей оперблока, изучая операционный список. Ты так была поглощена своим расследованием, что не обратила на него внимание. От обиды за себя у меня запершило в горле. Какая же я идиотка! — Денис, а там правда в подвале есть публичный дом? — быстро перевела я разговор на другую тему. Денис опешил. Пока он напряженно думал, собираясь с мыслями, я задала вопрос, который меня сильно мучил. — А что это за секта была? На кладбище? Какое отношение эти люди имели к незаконной пересадке органов? — Точно разобраться нам пока не удалось, самый главный из них сбежал из КПЗ. — Как сбежал? Разве оттуда можно сбежать? Денис отвел глаза, смахнул со скатерти хлебные крошки загорелой ладонью, и нехотя ответил: — Видимо, покровители у него высокие имелись. Удалось ускользнуть под видом задержанного за мелкое хулиганство — видимо поменялся с ним одеждой. В этой истории много непонятного, Олеся. Какие-то ритуалы проводили эти люди в морге и на кладбище. А тебя, кстати, хотели принести в жертву. И от свидетеля нежелательного избавиться, и шоу устроить… Козлы! Среди задержанных придурков этих, кстати, твой однокурсник из медучилища. Рыдал на допросе, говорил, что тебя любит, и никогда бы себе не простил, если бы с тобой что-то случилось. Уверял, что тебя бы обязательно отпустили. Ритуал провели и отпустили. — Ритуал? Уточнять, какой ритуал, мне почему-то совсем не хотелось. — Слушай, Лесь, не хочешь выходить за меня замуж — не надо, — вдруг не по теме высказался Денис. — Только жить я буду у тебя, когда ты отсюда выйдешь, согласна? — Ты делаешь мне предложение? — хлюпнула я носом. — Констатирую факт. Больше я тебя без присмотра не оставлю, заруби на носу! — Он уже улыбался. Конечно же, я была согласна. * * * Олеся и Денис вдвоем уже минут десять стояли и смотрели, как девочка-даун рассматривает плюшевую собачку. От любопытства она приоткрыла рот, и с уголка на подбородок потекла тоненькая струйка слюны. Девочка ткнула маленьким пальчиком собачке в пластмассовый глаз и радостно засмеялась. Они практически одновременно перевели дыхание. — Ладно, Леся, пусть она поиграет, а ты вещи собери быстро! — скомандовал Денис, наблюдая за ребенком. Вещей было немного, они все поместились в одну большую спортивную сумку. Не сговариваясь, они оба сели на краешек итальянского кожаного дивана, потом Денис взял девочку на руки, вышел на лестничную площадку и запер дверь в опустевшую надолго квартиру близнецов. По правилам следовало дверь опечатать, но это потом, когда приедет опергруппа, сделают обыск с понятыми по всем правилам в квартире, где жили два брата-близнеца, боевики преступной группировки. Сначала чуть не убили его Лесю, а потом один из них спас ей жизнь… Думать об этом Денису не хотелось. Шея уже была мокрой от слюны больного ребенка, девочка вертела головой, задевая его за ухо, и что-то непонятно лопотала. Леся молча шла сзади, и уже садясь в машину, Денис вдруг подумал, что впервые за долгие годы он не боится того, что кто-то находится у него за спиной. * * * Я все продумала досконально. Навязчивая идея отправить девочку-дауненка к Славе в больницу возникла у меня сразу, как только Денис рассказал об оставшемся в живых Брате — Близнеце. Славина мама была совсем плоха, а там, в больнице, девочка не будет выделяться, и обслуга Славе поможет, с ребенком повозятся, пирогами и ягодами покормят. В любом случае лучше, чем интернат для слабоумных. Слава ее читать научит, говорят, если с даунятами заниматься, они все быстро понимать начинают, приспосабливаются к жизни. А там и Брата-Близнеца освободят — срок скостят, наверняка, за явку с повинной и содействие следствию. Лет пять получит, не больше. И освободится досрочно. И будут они опять вместе, и я осталась жива из-за этого. И к бабке Татьяне будем с Денисом заезжать в гости, она тоже поспособствовала моему спасению. А какие у нее пироги! И еще надо Денису показать лес, в котором я заблудилась тогда и чуть со страху не умерла. И еще родителей с Денисом познакомить. Интересно, как с ним поладит вредный Касьян? Будет писать в тапки? Кстати Касьяна приветила соседка, увидев его в подъезде. Он сидел на лестничной клетке и мяукал таким низким утробным мявом, что казалось, будто рыдает человек. Соседка сжалилась над несчастным котом и пустила к себе и, хотя ей пришлось с характерным Касьяном нелегко, мой кот благополучно пережил эту историю. Девочка ползала по заднему сиденью машины и бубнила что-то про себя. Денис молча вел машину, я смотрела в окно, вспоминая, как ехала из города на грузовичке почтовой связи, а потом возвращалась в город в санитарной «буханке» психбольницы, полная глупых планов и пустых надежд. Я повзрослела на несколько лет за эти две недели. Передряга, в которую я попала, была настолько жестокой и опасной, что я смотрела на жизнь совсем по-другому. Вчера звонили взволнованные родители, конечно, я им ничего не рассказала, но, положив трубку, вдруг поняла, что их трогательная забота о том, тепло ли я одеваюсь, и что кушаю на обед и на ужин, впервые была для меня приятной, и ни капельки не раздражала. Я думала о том, что когда вернусь в свое отделение, никогда больше не буду прикалываться над Аней, потому что она на следующий день после моего исчезновения якобы с украденными наркотиками устроила в местном отделении милиции жуткий скандал, доказывая, что я никак не могла этого сделать. И еще мне очень помог звонок Петра Васильевича своему брату, который работал в медсанчасти ФСБ под Москвой, потому что лица, причастные ко всей этой истории имели высоких покровителей среди силовиков, и дело бы неминуемо «замяли», если бы не вмешались столичные контрразведчики. И Ашот Андреевич поразил меня до глубины души, когда заставил почти всех работающих в больнице подписаться под петицией о том, что я не могла быть воровкой. Ну а когда ко мне в больницу пришла наша престарелая Ольга и принесла мне шерстяные носки и банку варенья из моркови, сваренного по какому-то военному рецепту, и обладавшего чудесными целебными свойствами, я просто разревелась. Мир оказался совсем не так уж плох, как он мне стал казаться после всей этой истории. И только ночью ко мне в темноте подкрадывался липкий страх, он не хотел меня покидать после той жуткой ночи на кладбище. Несколько раз я просыпалась от собственного крика, вскакивая на больничной кровати и пугая дежурную медсестру. А в ушах все еще продолжало гудеть — «О-о Адонай, о-о Адонай!..» * * * Слава стоял и смотрел вслед уходящим Денису и Олесе. Они выглядели абсолютно счастливыми, и ни разу не оглянулись. Впереди у них была целая жизнь, и они шли к ней, радостно держась за руки. В правую ладонь Славы вцепилась девочка-даун, она не плакала и не смеялась, а молча и, казалось, вполне осознанно наблюдала, как высокий парень в камуфляже и хрупкая девушка в джинсах сели в машину и уехали. Потом она подняла голову, посмотрела на Славу, и сказала что-то похожее на «пойдем». Со стороны кухни вкусно пахло пирогами. На скамейке сидел темноволосый гений и наблюдал за вороной, пытавшейся клюнуть больничного кота в зад. Кот оборачивался и шипел, но вскакивать со скамейки не собирался, лениво отмахиваясь лапой от зарвавшейся нахалки. Гений наблюдал за котом и вороной так внимательно, как будто все, что происходило рядом с ним, касалось его лично. Слава вспомнил, как старенький профессор говорил им на лекциях по психиатрии о сумасшедших. — «Они не глупые, и не тупые, они просто другие». Другие. Тогда Слава ему не поверил. А сейчас он знал, что так оно и есть. Слава посмотрел на девочку, сосавшую палец, и подумал, что судьба этого ребенка устроена на ближайшие несколько лет благодаря Олесе, его подруге, сестре милосердия. Проявлением настоящего душевного милосердия стало появление здесь в его больнице младшей сестры человека, чуть не убившего Олесю. Он еще раз повторил про себя по слогам «ми-ло-сер-дие». Почему проявление душевной чуткости и сострадания определено в русском языке, как «милое сердцем», Слава не знал. И вдруг он понял, милосердие, это значило совсем не «милое сердце», как он думал раньше, а «миловать сердцем», значит, прощать. И на душе у него от этого внезапной мысли вдруг потеплело, как будто уже началась весна или в гости к нему надолго приехал хороший друг. Глава 21 Я шла по коридору с заправленной капельницей. За время скитаний я сильно похудела, и мой сиреневый медицинский костюм болтался на мне как поверженный вражеский флаг. Все было как обычно, и все было правильно. Очередь больных, жаждущих укола, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу у процедурного кабинета и вполголоса обсуждала погоду за окном, запах капусты от провезенных только что по коридору из больничной столовой жидких диетических щей клубился по коридору, напоминая, что скоро обед. Сергей Анатольевич, старательно заполнял на посту листки назначений, а Ашот Андреевич с Петром Васильевичем оживленно спорили о чем-то в конце коридора. Аня демонстрировала девочкам-анестезисткам новые босоножки, похожие на танк последней модели. Девочки внимательно их рассматривали, и, по-моему, одобряли. Пока меня не было, в палаты поставили новые двери, и теперь они придавали общему интерьеру отделения светлый и праздничный вид. В палате люкс, куда я вошла, на функциональной высокой кровати лежал худой человек с нездоровой желтизной на лице и запавшими глазами. Я не сразу узнала директора местного завода, любителя сердечных утех, что же с ним стало?! Из-под больничной пижамы на его животе торчал краешек бинта послеоперационной повязки. Совершенно беспристрастно, как будто происходящее не имело к нему никакого отношения, директор смотрел, как я тщательно протерла сгиб его локтя, прицелившись, проколола суховатую пожелтевшую кожу, расслабила резиновый жгут у него на плече и подсоединила систему к иголке, введенной в вену. Он перевел свой взгляд на медленно падающие внутри прозрачной системы капли, а потом посмотрел на меня и тихо спросил: — Я сильно изменился, скажите, сестричка? — Нет, ну что Вы, похудели только немножко. Уже дело на поправку идет, сразу видно… Директор отвернулся к стене, как будто не хотел меня видеть, и, не поворачивая головы в мою сторону, помолчав минутку, тихо сказал: — Самое главное в жизни — это сама жизнь… Я не нашла слов, чтобы ему ответить, и тихо вышла из палаты, около которой сидели и тихо плакали в обнимку две женщины — жена и любовница, соединенные уже до конца жизни дорогого им человека общим своим горем. Но я не стала их утешать, мне надо было торопиться, работы было еще много, а вечером дома, кроме кота Касьяна, меня теперь ждал Денис. И я знала, что теперь ночью страх не вернется ко мне, потому что рядом будет он, мой Денис, мой защитник, мой любимый…