Бабушка Ольги сидела перед войной на этой зоне за украденный с колхозного поля мешок гороха. Вышла на свободу она, уже имея малолетнюю дочь, которую забрала из местного Дома малютки после своего освобождения. Дочка ее, Олина мама, никогда не сидела, но работала не на фабрике, а охранницей в женской зоне, где и забеременела. Отца Ольга не знала, он никак не проявлялся в ее жизни, поэтому, когда она закончила восемь классов, бабушка и мама решили, что она поедет учиться в город и искать лучшую жизнь. Лучше или хуже, но Ольга в городе прижилась. Одно ее изводило — решить вопрос с жильем не представлялось возможным. А без жилья можно было даже не рассчитывать завести семью — вон, сколько одиноких женщин с квартирами, и не замужем… Так болтая, мы засиделись допоздна, и я впервые позабыла, зачем я здесь. * * * Старшая сестра оперблока шла на работу, и ей было очень плохо. Вход — рубль, выход — два, пришла ей на ум банальная фраза. Уволиться ей не дадут, это точно. Другие пробовали, она хорошо запомнила, чем это закончилось. Шеф так ей и сказал однажды, когда она вместе с ним вышла на лестничную клетку покурить. Она чувствовала, что он перестает ей доверять. Но она старается по-прежнему, просто немного устала. А может его раздражает, что она уже давно в курсе его дел? Мало ли что ей придет в голову, когда она поймет, что он не собирается уходить от жены. А может, он решил вывести ее из игры? От этой мысли она похолодела. Ну, уж нет! Она не позволит так с собой обойтись! Она действительно много знает, и может сильно навредить бывшему любовнику, так беззастенчиво пренебрегавшему ей в последнее время ради молоденьких медсестричек! Старшая сестра и сама не могла сейчас ответить честно, любит она его, или уже ненавидит. Десятилетний служебный роман начинался совсем по-другому. Он был с ней нежен, дарил подарки, ловил каждое ее слово, часто фотографировал. Незаметно она привыкла к его присутствию в своей жизни, перестала искать возможности выйти замуж, практически жила по его расписанию, проводя в одиночестве выходные и праздники. Она ничего не требовала от него, просто хотела быть рядом. Но через пару лет она почувствовала, что что-то меняется. Вместо дорогих духов и золотых колечек на 8-е марта и день рождения он стал дарить ей шарфики и глупые сувениры. Она уже не могла вспомнить, когда он вместе с ней гулял по городу, держа ее за руки. Вместо этого он все больше стал вовлекать ее в свои делишки, обращаясь с просьбой взять деньги, которые больной передает ему за лечение, съездить на другой конец города, чтобы выписать ему в кабинет новый офисный стол, или забрать анализ, который он делал неофициально, готовя больного к операции. Потом его просьбы пошли дальше: купить жене или дочке на день рождения подарок, договориться в автосервисе насчет ремонта машины, послать маме телеграмму в другой город с поздравлениями к Новому году, заказать билеты в отпуск, куда он ехал всей семьей. Она никогда не возражала ему, просто потому, что у нее уже не было ни сил, ни желания хоть как-то обустроить свою жизнь. Она чувствовала себя как выжатый лимон, единственно, на что у нее хватило характера — она перестала принимать противозачаточные таблетки. Но это счастье, видимо, тоже было не для нее: беременность не наступала. Через два года безуспешного ожидания беременности она решила пойти к знакомому гинекологу, и обследоваться. Обследование никаких отклонений в ее организме не обнаружило, знакомый гинеколог, который был в курсе ее служебного романа, отводя глаза, сказал: «Ну, не дает тебе Бог этого ребенка, может и не надо. Смотри, живешь материально прекрасно, карьеру сделала, сама себе хозяйка, зачем тебе эти хлопоты?» Она согласилась для виду, но выйдя на улицу, вдруг поняла, что ее жизнь разрушена. Разрушена человеком, который не пожелал брать на себя ответственность за их отношения, просто пользовался ее услугами, ничего не отдавая взамен. А сейчас она уже была просто не в состоянии начинать что-то новое, она прекрасно осознавала, что не поверит больше ни одному мужчине, подошедшему к ней ближе, чем на метр, прежде всего потому, что последние годы ее жизни были построены на лжи. Ей показалось, что она сможет отомстить своему любовнику, если все-таки родит от него ребенка, против его воли. И она начала ходить по народным целителям и травникам, даже ездила в Израиль на Мертвое море в санаторий по лечению женского бесплодия. Когда она впервые почувствовала эту дурноту, то сначала решила, что случилось долгожданное Чудо, и она беременна. Но это оказалась тяжелая болезнь крови, которую она была теперь вынуждена скрывать ото всех, боясь потерять эту работу. В последний раз на операции ей стало плохо, но она держалась до последнего, и конце концов позорно упала в обморок, опрокинув на себя стерильный стол. Когда она пришла в себя, то поняла, что времени у нее остается совсем мало. Глава 10 Утром в операционном блоке обстановка напоминала ажиотаж перед показом коллекции модной одежды — симпатичные молодые медсестры переодевались в операционные костюмы, сняв с себя недешевые шмотки и разгуливали полуголые, демонстрируя модные стринги на упругих попах, торопливо подводили глаза, закалывали красивыми заколками и убирали под шапочки пышные волосы. И щебетали не переставая. Я уже давно натянула свой жуткий костюм, и скромно стояла в сторонке, когда в помещение вошла старшая операционная сестра в голубых джинсах и белой рубашке навыпуск. В обычной одежде она казалась намного моложе, но взгляд был строгим, а лицо бледным и неприветливым. — Все на месте? — оглядев комнату, спросила она. — Голубушкина заболела, — подобострастно доложила ей высокая девица с коротким ежиком рыжих волос на голове. Сзади ежик переходил в тощий воробьиный хвостик. Ну и прическа, подумала я. — Что с ней? — Казалось, что старшая сейчас заснет. — Отравилась чем-то. Сказала, что перезвонит вам, как оклемается. — Девица явно была из приближенных, пока она докладывала, щебет в комнате утих. — Новенькая санитарка пришла? — Вопрос был явно риторическим, ведь я стояла совсем рядом. — Я здесь! — быстро ответила я. — Сегодня пойдешь в легочное отделение, в операционную. Там одна операция, поможешь Жене принести биксы из стерилизационной, она потом скажет тебе, что нужно делать. — Изложив эту длинную тираду, старшая повернулась и вышла. Сразу же все загалдели. — Женя? — я обвела щебечущих девиц глазами. — Это я. — Откликнулась полненькая девушка небольшого роста. — Пойдем, надо торопиться, сегодня Петров оперирует, он ждать не любит. Мы молча пошли по длинному коридору, который освещался лампами дневного света. Подойдя к белой двери с табличкой «Стерилизационная», Женя толкнула дверь и зашла внутрь, приказав мне: — Жди меня здесь! Я вошла следом и с любопытством огляделась. В нашей маленькой бюджетной больничке помещение, в котором стерилизовали белье и инструменты, было раза в четыре меньше огромной комнаты, очертания которой терялись в полумраке. Тихо гудели сухожаровые шкафы, время от времени мигая электронными индикаторами. Некоторое оборудование я видела первый раз в жизни, наверное, это были современные ультразвуковые стерилизационные установки, потому что от них исходил звук, похожий на тонкий свист, граничащий с ультразвуковым диапазоном. — Вот забирай, тащи наверх на лифте. Я чуть позже приду, да смотри, не урони! Поднимись на четвертый этаж, там наша операционная. Поставь на стол стеклянный там, где хирурги моются. — Женя передала мне две большие металлические круглые коробки, называющиеся биксами, и дверь стерилизационной захлопнулась прямо перед моим носом. Проклиная все на свете, я пыталась удержать тяжеленные металлические биксы, жалея, что у меня всего лишь две руки. Лифт подъехал практически сразу, складную решетку двери открыл мне мрачный старик в белом мятом халате нараспашку. Когда я начала систематически посещать солярий, вдруг обнаружилось, что у меня клаустрофобия — болезнь замкнутого пространства. Сжав зубы и закрыв глаза, я старательно представляла себя дома, правда этому мешало громкое сопение противного старика прямо у меня над ухом. Наконец лифт затормозил, и я вывалилась в коридор, увлекаемая вперед тяжеленными биксами. Операционная была огромной, с высоким потолком и значительных размеров окном с вставленным европакетом. Женя как-то умудрилась обогнать меня, она уже одела операционную шапочку и маску, и ждала, когда я раскрою биксы, чтобы одеться и накрыть стерильный столик. Стерильная одежда для персонала в операционной Центральной больницы оказалась темно-бордового цвета. У нас в больнице халаты были или белыми, или темно-зелеными. Ловко запахнув стерильный халат, на месте, условно названном у толстенькой Жени талией, я скромно отошла и присела на белую круглую табуретку в сторонке, чтобы никому не мешать. Дверь операционной открылась, в нее въехала каталка, застеленная одноразовой голубой простыней, на которой лежал пациент. Ему уже сделали укол, он еще не спал, но был вялым и безучастным ко всему. Странно, но очутившись здесь в довольно непривычной для себя роли, я совсем по-другому воспринимала происходящее. Почему-то хотелось надеяться, что для больного все закончится хорошо, раньше я никогда не задумывалась о том риске, который сопровождает обычную операцию. Но история с умершим парашютистом, видимо, все поменяла. Наконец, в операционную вошли два хирурга. Один из них, видимо, это и был Петров, заведующий пульмонологическим отделением, был высоким и широкоплечим. Второй, видимо студент, или клинический ординатор, наоборот, маленьким и шустрым. Старательно выполняя все, что мне полагалось делать, я старалась не смотреть в сторону операционного стола. Помогла надеть хирургам стерильные халаты, держа их изнутри за ворот, завязала сзади пояски, скрученные в плотные жгуты от частой стерилизации, собрала с пола и взвесила на электронных весах пропитанные кровью салфетки, воткнула в розетку шнур от электрокоагулятора, несколько раз поправляла положение операционной лампы. К концу дня я в буквальном смысле валилась с ног. Операция шла долго, получив распоряжение Жени вынести грязное белье, я не стала ждать, пока проснется больной и потащила тюк с грязным одноразовым бельем в сторону больничной помойки. Этот рабочий день, в отличие от вчерашнего, пролетел незаметно. «Ничего себе работа за четыре с половиной тысячи рублей в месяц!» — подумала я, с тоской вспоминая свой родной процедурный кабинет. Завтра пятница, предстояла генеральная уборка в операционной, это будет намного проще, а там уже выходные. В выходные я планировала съездить к бабке Татьяне, пусть она посмотрит ситуацию, в которую я попала. Да и против поедания пирогов с черникой я совсем ничего не имела. Рабочий день в оперблоке заканчивался чуть раньше, и я решила сегодня съездить в ГИБДД, не заходя в общежитие. С трудом втиснувшись в троллейбус, до отказа забитый пенсионерами, имеющими право бесплатного проезда на электротранспорте в пределах города, я минут через 20 уже подходила к зданию Областного Управления. Узнав у дежурного внутренний телефон, я набрала номер на аппарате, висевшем на стене. Минут через пять Игорь вышел в холл и мы, как старые друзья, чмокнули друг друга в щеку. — Права отобрали? — спросил меня инспектор строгим тоном. — Нет, права в порядке. Мне нужно найти хозяина вот этой машины. — Я вырвала листок из блокнота с заранее записанным там номером и передала инспектору. — Зачем? — Торчит по ночам у моего подъезда, на всякий случай хочу знать, кто он и кому ездит… — Боишься? Совесть, значит, нечиста! — сделал он неожиданный вывод. — Тебе куда позвонить, на работу? — Я сама к тебе заеду, телефон сотовый потеряла, новый не купила еще. Заодно кофе попьем. — Изо всех сил я старалась быть кокетливой. — Темнишь… Ладно, выручу по старой памяти. На следующей неделе во вторник приходи после обеда, у меня инспекция автошколы здесь неподалеку, заодно расскажешь все как есть. — Не дожидаясь ответа, Игорь повернулся и ушел, не попрощавшись. «Наверное, что-то заподозрил, — расстроилась я, — надо бы рассказать все как было, но не здесь же?!» О невероятной интуиции сотрудников ГАИ я слышала немало от Дениса. Может быть, их обучают приемам ясновидения? Денис рассказывал мне о нереальном чутье гаишников, приводил примеры из жизни, когда интуиция помогала обнаружить сбежавших преступников или четко определить пьяного за рулем. Терзаясь угрызениями совести от собственного вранья, и пообещав себе честно рассказать в ближайшее время симпатичному инспектору непростую историю, в которую я попала, я вернулась в общагу. Поднимаясь по общаговской лестнице на второй этаж, я грустно размышляла, что пока я не продвинулась в своем частном расследовании совсем. Туманные сведения о темных делах в стенах Центральной больницы пока носили характер обычных обывательских слухов. Надо было непременно найти что-то конкретное, иначе я не смогу вернуться к нормальной жизни никогда. При этой мысли тоска навалилась на меня со всей силой. Я вспомнила, как любила сидеть на мягком диване с книжкой, укрывшись пушистым пледом, слушать мурчание Касьяна, и жевать что-нибудь вкусное. Бедный мой кот, я надеюсь, что он не умер от голода в квартире. Хотя, если меня обвинили в краже наркотиков, квартиру наверняка обыскивали и уж голодной смерти мой кот должен был избежать, испугавшись чужих людей и выскочив из дома. Но вот как он будет на улице бродяжничать после сытой и спокойной жизни со мной? Неужели я застряла здесь надолго? Что-то подсказывало мне, что мое расследование будет намного сложнее, чем мы предполагали со Славой. Я постаралась не думать об этом, твердо решив смотаться в выходные к ворожее Татьяне в деревню. Вечером я приняла решение систематизировать полученные факты, и, позаимствовав из Ольгиной тумбочки чистый лист бумаги, старательно начала рисовать предполагаемую схему незаконных операций по пересадке донорских органов. Смысл схемы заключался в том, что каждый добытый мной факт или предположение, я отмечала на листке бумаги. Когда я начала рисовать на листке бумаги кружочки и стрелочки, разрозненные факты вдруг стали в один ряд. Что там говорила Ольга — люди пропадают, раз. Трупов в морге больше, чем умерших в Центральной больных, два. Количество проведенных операций надо сравнить с числом биксов из стерилизационной. Закончив рисовать, я взяла из тумбочки другой листок бумаги и написала на нем план действий. Вот, что у меня получилось. 1. Проверить, не идут ли операции вне рабочего времени операционной. 2. Проверить, сколько всего стерилизуется инструментов и белья за неделю. 3. Сравнить количество инструментов и белья, выданных за неделю в оперблок с числом операций в операционном списке. 4. Посмотреть в журнале записей в больничном морге, сколько было за последнюю неделю вскрытий. 5. Под любым благовидным предлогам взять в отделе медицинской статистике данные о летальных (смертельных) исходах за тот же период времени. 6. Найти по возможности хозяина Мазды. 7. Узнать, в какой больнице, и с каким диагнозом лежит его дочь.