На двадцатом звонке Сыроежкину стало ясно, что если он будет вдаваться в подробности, то завалит литературу. От привычной для девчонок веселой сорочьей болтовни голова у него пошла кругом. Элек в соседней комнате решал те же проблемы контактов самых разных подростков. «Я всю жизнь одинок, — сообщал шестиклассник Лева Н. — Одинок дома, в школе, во дворе. У меня есть товарищи по классу и в хоккей есть с кем погонять. Но нет друга». Письмо кончалось тревожно: «Элек, помоги!» Схемы Электроника работали напряженно, анализируя ситуацию одиночества. Случай требовал немедленного вмешательства, но Электроник ничего не мог изобрести. Он вспомнил первое прочитанное им письмо. Где-то бродила по городу девчонка с несмеющимися глазами. Значит, тоже одинока. Чем-то глубоко опечалена. Электроник вызвал Рэсси. — Не нашел? — спросил он. — Нет, — кратко радировал Рэсси. — Девочка с несмеющимися глазами, — напомнил строго Элек. — Она в спортивном костюме. Ищи, Рэсси! Сергей, услышав разговор, приоткрыл дверь, просунул в щель голову. — Таких не бывает, Эл! — хрипло заявил он. — Чтоб человек никогда не улыбнулся, это надо жить при… крепостничестве! (Сергей между звонками перечитывал «Записки охотника».) — А я? — сказал Эл. — Когда я засмеялся первый раз? — Ты — другое дело! У тебя были друзья… — Сергей махнул рукой. — А мне не до смеха. Девчонки заели. — И он снова уединился в соседней комнате. — У меня были друзья… — повторил Электроник и почувствовал необычный прилив сил. В этих словах, возможно, таилось решение задачи. Элек быстро разобрал почту и обнаружил немало таких одиночек, как Лева Н. Это были мальчики и девочки, которые не могли найти сходных по духу людей. У них было, казалось бы, все — дом, семья, учебники, книги, телек, собаки, соседи, много всяких мелких неприятностей и приятных удовольствий. Не хватало лишь друга, с которым можно поспорить, поссориться и помириться, с которым никогда не скучно и никогда не страшно, ради которого можно пожертвовать самым дорогим для себя — личной свободой. И однажды, оценив все это, человек задумывался, почему он одинок. «Я боюсь покидать детство, хотела бы остаться в нем навсегда, — признавалась в письме к Элеку Наташа М. и пояснила свою позицию: — Некоторые мои подруги стараются помоднее выглядеть, быть „сверхсовременными“ в разговорах. А мне они скучны…» И Наташа, порассуждав о своем будущем, пришла к выводу: «Я поняла права и обязанности Детства, постараюсь их не забыть». Элек вспомнил призыв Левы Н.: "Элек, помоги!", и его осенило: «Может, их познакомить?…» Он испугался такой смелой мысли: как это он, железный робот, смеет распоряжаться будущим двух разных людей? Они оба страдают от одиночества, но ведь они — люди, они должны сами решать свою судьбу… Какое— то время он сидел неподвижно. Потом вставил в машинку чистый лист, задумчиво отстучал: «Дорогой Лева!» И вынул, отложил в сторону. Вставил другой, написал: «Дорогая Наташа!» Ясно, что венчать оба листа будет подпись: «Электроник». Но какие строки уместятся между началом и концом? Он увидел что-то очень зеленое, спокойное, приятное — наверное, летний лес, пронзенный солнечными лучами, — и немного успокоился. Потом представил яблоневый сад с белой, ароматной пеной цветов, над которыми вместе с бабочками и шмелями порхают лукавые ребячьи записочки… Белые бабочки весны, экзаменов, летних каникул порхали в школах над партами. Теперь ясно: все записки должны прилетать точно по адресу! Элек принял решение. «Дорогая Наташа! Представь, что существует на свете одинокий человек, — быстро писал он, едва касаясь клавиш машинки. — Нет, не я — совсем другой. Зовут его Лев…» А Леве Электроник написал, как относится его сверстница Наташа к прекрасной поре человечества, называемой Детством, как вглядывается она со своего корабля, плывущего по веселой и беззаботной реке Детства, в океан Будущего… Он работал вдохновенно, выбирая из мешков по два разных письма, соединял подчас грустное со смешным, откровение с мудрствованием, лукавство с печалью. Главное было не ошибиться, найти сходные натуры, заинтересовать друг друга общностью интересов, большой целью — истинной дружбой. Пожалуй, психолог мог бы написать о поисках Электроником сходных характеров целый научный трактат, хотя метод, который он применял, давно известен как метод «психологической совместимости». По этому методу подбираются экипажи космических кораблей, подводных лодок, полярных станций — словом, там, где люди должны в трудных условиях понимать и поддерживать друг друга с полуслова. Электроник формировал «экипаж дружбы». Например, прочитав тревожное письмо Любы Олиной о том, что в их классе есть мальчишки, которые радуются и хохочут, увидев плачущую девчонку, Элек хотел сначала откликнуться открытым письмом к мальчикам Любиного класса. Но потом подумал, порылся в почте и нашел письмо Славы Велика, которое начиналось знаменитым призывом французского летчика и писателя Антуана де Сент-Экзюпери: «Уважение к человеку! Уважение к человеку!.. Вот пробный камень!..» А дальше Слава писал, какие интересные личности встречаются среди девчонок его класса… Так Электроник находил единомышленников в разных школах и городах, а иногда неожиданно и в соседних подъездах. Позже Сыроежкин всерьез убедился, что существует «эффект Р. Электроника». Снова позвонила Бублик и радостно выпалила в трубку: — Ой, Сергей, у меня теперь неразлучная подружка Лена. Вот она рядом, дышит в трубку… Слышишь? Передай от нас Элеку большое-пребольшое спасибо. Мы и не знали, что живем в одном доме… — Передам, — сказал Сергей. — А ты напиши о себе и Лене и Айзеку Азимову. — Ты имеешь в виду «эффект Р. Даниэля»? — Бублик рассмеялась. — И Электроника, — добавил Сергей. Он вошел в комнату, сказал Элу: — Тебе привет от Р. Электроников… И от Бубликов… Взрыв энергии В четверг утром, как обычно, шло совещание в министерстве. Министр заглянул в сводки, отложил в сторону бумаги, задорно сказал: — Это интересно! Что за взрыв энергии? Что скажете, товарищи? — Разрешите, Георгий Петрович? Из— за стола поднялся пожилой инспектор. — Пожалуйста, Василий Иванович. — Успеваемость в средних и даже старших классах неожиданно повысилась на восемнадцать процентов, — доложил инспектор. Присутствующие оживились. — Конкретные данные свидетельствуют, — продолжал инспектор, просматривая свои записи, — что процент четверочников и пятерочников возрос не только по математике, литературе, физике, но и по таким предметам, как прилежание, черчение и физкультура… — И по пению! — прервал его инспектор по младшим классам. — Да. И по музыке, и по рисованию, — подтвердил Василий Иванович. Мимолетные улыбки участников совещания свидетельствовали, что опытный инспектор и его молодой коллега зарылись в сводках и цифрах, поверили приподнято-весенним рапортам школ и даже самого гороно — городского отдела народного образования, не перепроверили данные перед тем, как докладывать. Где это видано, чтобы ребята весной были прилежными, чтобы они пели хором, возились с красками и подтягивались на перекладине, когда каждый зеленый куст манит на улицу. Василий Иванович сразу уловил ироничное настроение. Тем более что со своего председательского места министр бросил реплику: мол, прилежание дело индивидуальное, а потому достаточно сложное для обобщения. Инспектор был начеку, во всеоружии. Он вытащил из кармана пачку мятых листов и огласил некоторые личные свидетельства учеников: — «Мы, девочки-хорошистки, дружно решили стать отличницами…» «… Всем классом болеть за одного…» «… Теперь К доске мы бежим бегом…» «… А я решила догнать Электроника не только в учебе, но и в спорте». Прочтя эти строки, Василий Иванович оглядел сидящих за столом и опустился на свое место. — Позвольте, у меня тоже полно таких записочек! — проговорила заведующая гороно, роясь в объемистом портфеле. — Это не записочки, уважаемая Ольга Сергеевна, а мысли вслух, — парировал инспектор. За столом происходило нечто странное: участники совещания доставали из карманов, папок и портфелей листки с корявыми буквами и прилежными ученическими строками, передавали их министру. — Что это еще за Электроник? — иронично спросил заместитель министра, вернувшийся только что из отпуска. — Насколько я помню себя с детства, никто в школе не относился серьезно к музыке, рисованию да и физкультуре. Одни лишь одиночки… — Представьте, что сейчас все не так! — парировал инспектор. — Особенно в спорте. Министр быстро просмотрел листки из школьных тетрадей, и глаза его сощурились. — Как вы это оцениваете, Василий Иванович? — спросил он инспектора. — Как метод Электроника! — высказался с места инспектор средних классов, наблюдая энергичные кивки инспектора младших классов. — Ребята называют именно его как пример для подражания. Кое— кто приготовился записывать. — Еще один метод? — вмешался в разговор заместитель министра, которому вкратце пояснили про Электроника. — На моей памяти были самые разные опыты… Может, хватит, товарищи? Георгий Петрович встал с председательского места, обошел Т-образный стол заседания, остановился за спиной заместителя. — Вы правы, Серафим Васильевич, — произнес он. - Делать эксперимент бесконтрольным мы не имеем права. Но и проходить мимо того нового, что подсказывает жизнь, мы не можем… Опять авторучки потянулись к блокнотам и застыли. Министр молчал, отыскивая глазами нужного человека. — Гель Иванович, какими еще новыми, а точнее говоря, человеческими свойствами обладает ваш Электроник?