Мы с сестрами бубнили эту мантру, еще когда учили буквы и цифры. Она дернула за шнур на стене и повернулась ко мне. – Камелия и Эдельвейс, вас обеих разбудят раньше, – сказала она загадочно. – Нам нужно поговорить. 7 Почувствовав на себе удивленные взгляды сестер, я покраснела. Мой макияж потек из-за выступившего пота. Элизабет ухмыльнулась. – Зачем? – спросила я. Дюбарри фыркнула. – Да, мне тоже интересно. – Эдель встала рядом со мной. – Камелия и Эдельвейс, мои просьбы необходимо исполнять беспрекословно как дома, так и тут. Вам всем стоит это запомнить. – Она подобрала юбку и вышла из комнаты. – Спокойной ночи, девочки. – Элизабет отправила нам воздушный поцелуй и поспешила вслед за матерью. – Все будет хорошо, – прошептала Амбер и взяла меня за руку. Эдель рассмеялась. – Эдель, это совсем не смешно, – огрызнулась Амбер. В помещение зашли слуги. Чтобы восстановить уровень аркан, нас отвели в онсен, где накормили персиками, вымоченными в меду, расплели пучки, помогли снять наряды, вымыли волосы и купали до тех пор, пока наша кожа не стала мягкой, как кекс. Медсестры встретили нас у дверей купален. Их накрахмаленная белая униформа поскрипывала от движений, на шеях сверкали эмблемы дворцовой медицинской службы. Они прикатили несколько тележек с подносами, заставленными плитками шоколада, чайниками с пряным чаем, дольками апельсинов, засахаренной черникой и нанизанными на шампуры копченым лососем и говядиной, спрыснутой чесноком и имбирем. В руках у других медсестер были арканометры. Я прилегла в шезлонг, размышляя, о чем Дюбарри хочет со мной поговорить. В мозгу крутились все возможные варианты для разговора. Я очень надеялась, что она начнет расхваливать мое выступление, что толпа хлопала мне громче всех, и удивляться, насколько уникально мое владение второй арканой. Но голос внутри меня прошептал: «Ей не понравилось». Сестры одна за одной вошли в комнату и расселись кто куда. Слуги вышли. – Только посмотри. – Падма уронила «Орлеанзиан Таймс» мне на колени. Заголовки рассеялись, а затем собрались снова. – Я не могу оторваться. ХОДЯТ СЛУХИ, ЧТО у ЛЕДИ ФРАНЦЕСКИ КАРНИГАН ИЗ ДОМА ХЕЛИ ПОЯВИЛАСЬ ЗАВИСИМОСТЬ ОТ ПРОЦЕДУР у ПРЕКРАСНЫХ КОРОЛЕВА МОЖЕТ ОТМЕНИТЬ ОГРАНИЧЕНИЯ НА МОРСКУЮ ТОРГОВЛЮ НЕКОТОРЫЕ ВОЛОСЯНЫЕ ТЕКСТУРЫ НЕ ОТРАЖАЮТ СВЕТА КОСМЕТИЧЕСКИХ ЛАМП СЛУЖАНКА ДОМА КАННЕН БЫЛА АРЕСТОВАНА ЗА НЕЛЕГАЛЬНУЮ ТРАНСФОРМАЦИЮ и ПОПЫТКУ ВЫДАТЬ СЕБЯ ЗА ГЕРЦОГИНЮ КАННЕН ГЕРЦОГИНЯ МИШЕЛЬ ЖЕРАР ИЗ ДОМА ЮДЖИН СОЧЕТАЕТСЯ БРАКОМ с ЛЕА БОЕР НА СТЕКЛЯННЫХ ОСТРОВАХ Эдель выхватила газету из моих рук и плюхнулась в соседний шезлонг. – У нас проблемы, лисенок. – Она выглядела как привидение. Ее волосы и цвет лица были такими же белыми, как и ночная сорочка. – У тебя всегда проблемы, Эдель, – сказала Валерия и, сунув нос в тележку со сладостями, испачкала волосы в глазури. – Надо сказать, Камиль, у тебя тоже. Ты не всегда следуешь инструкциям, – заметила Падма, улыбнувшись. – Я хотела, чтобы меня запомнили, – сказала я. – И потом, моя модель все время ерзала. – Так вот почему ты сделала ее своей копией? – поддразнила меня Валерия. Я засмеялась. – Не совсем. – Твоя девочка так здорово получилась, – сказала Хана, зевая. Ее прямые черные волосы обвили тело, словно щупальца. Она старалась держать глаза открытыми, но незаметно для нее они сомкнулись плотно и аккуратно, как складка на бумаге. – Я и не собиралась нарушать правила. – Конечно, собиралась, Камиль. – Уголки рта Эдель дрогнули. – Дюбарри выглядела так, будто ее ущипнули. У нее даже щеки стали вишнево-красными. Я так тобой гордилась. Мне надо было вообще отказаться делать трансформацию. Пусть бы меня посадили на платформу, подняли наверх, а потом я просто встала бы. Можешь себе представить? Дюбарри скорчила бы такую физиономию, что уродливее в королевстве и не найти. Я и правда подумывала так сделать, но тогда она выпустила бы из меня всю кровь. Она мне самых злых пиявок дает, клянусь. – Узор, который ты выбрила на голове у девочки, получился грубоватым, – сказала Падма и захихикала. – Тебя же он развеселил. – Эдель продемонстрировала почти все зубы в широкой ухмылке. – А я не видела, – проснулась Хана. – Что ты сделала? – Я выбрила буквы Н – А—В – О—З. Поэтому она и хочет со мной поговорить, – ответила Эдель. Мы все засмеялись, представляя изображение девочки и выбритого слова рядом с картинкой коровьей лепешки в вечерних газетах по всему королевству. Когда мы были маленькими и хотели выбраться из комнат после отбоя, мы оставляли друг другу записки с этим словом и указанием, где сейчас находится Дюбарри. В комнату вошла Амбер. – Я тоже думаю, что вы обе не должны были этого делать. Я даже слышала, как перешептываются слуги. Вы проявили неуважение. Эдель вздохнула. – Конечно же, ты так думаешь. Ты всегда делаешь, как велено. И знай, я подсунула девочке один из токенов Дюбарри, чтобы она смогла прийти ко мне, где бы я ни оказалась, и все исправить. Я это ради смеха сделала. Амбер повернулась ко мне. – А ты как будешь оправдываться? – Меня посетило вдохновение, – заявила я. – Так я и скажу Дюбарри. Амбер сжала губы, в точности как Дюбарри, и в ее взгляде я прочитала: Я-же-говорила-тебе-следовать-правилам. – Да какая разница, Амбер. Мы обе показали людям представление и подарили репортерам интересный материал для публикаций. Вот в чем смысл, – огрызнулась Эдель. Амбер сжала кулаки, как будто собралась подраться. И мне снова вспомнилось, что мы с ней поссорились. В ее глазах заблестели слезы. – А может, Камиль или меня выберут фавориткой. – Взгляд Эдель чуть не прожег в Амбер дырку. – Еще ничего не решено, – сказала Амбер. – Нам не стоит… Вошла служанка с графином теплого масла, и мы замолчали. Тихо, словно полет пера, она втирала масло в волосы Падмы, заставляя их блестеть в неярком свете, словно оникс. Потом пришла моя очередь, и каждый мой локон был пропитан сладкой жидкостью и заколот на затылке. Еще одна служанка прикрыла пледом храпящую Валерию, и затем они снова исчезли. – Дюбарри запретила нам это обсуждать, – сказала Амбер. Хана и Эдель бросили на меня раздраженные взгляды. Такие же, как Валерия, когда парикмахер укладывала нам волосы в пучки, а Амбер хвасталась, что никто не может создать кудри лучше нее. За спиной девочки всегда называли ее «пташкой» Дюбарри. – Боишься проиграть, Амбер? – Слова Эдель лишь подлили масла в огонь и еще больше разозлили сестру. – Это не игра, – сказала я совсем как Дюбарри. – Успокойтесь все. – Я попыталась улыбнуться Амбер, чтобы спустить все на тормозах. Ее руки тряслись, а сама она покраснела с головы до ног, словно ошпаренная. – А тебе не все равно, Эдель? Ты же ненавидишь быть Прекрасной, – сказала Амбер. Напряжение распространилось по комнате, как толстое одеяло, готовое задушить всех нас. Пока мы росли, такие ссоры разгорались по любому мелкому поводу: из-за стула на веранде, где мы завтракали, из-за оценок… Мы спорили, кто лучше разбирается в истории Прекрасных, кого больше хвалила Дюбарри. Жаркие споры длились неделями, как палящее солнце в теплый сезон. Хана подняла руки вверх и замахала. – Прекратите! Мы уже слишком взрослые для этого. – А еще у нас сегодня день рождения, – напомнила Падма. – Ой, да мне все равно. – Эдель поднялась из кресла. – Я просто не думаю, что это должна быть ты, Амбер, просто потому что ты всегда все делаешь по указке.