C утра неуловимо изменившийся вкус столь привычного корма взвинтил расшатанные нервы. Уже потом, до этого бесшумные, тактичные рабы, подающие корм и регулярно меняющие подстилку на вкусно-пахнущие опилки, внезапно вызывающе оделись в несуразные даже для двуногих белые костюмы. Ситуация усугублялась непропорционально большими прозрачными шлемами, за стеклами которых вполне себе угадывались обычные рабские головы. На столь вопиющие изменения организм ответил было непрерывным метанием по клетке, но что-то сломалось и в нем – неудержимо хотелось спать даже тогда, когда явно и беспардонно враги покусились на святое. И только самые буйные рвали тонкими, как иголочки, зубками ненавистную кожу, из последних сил пытаясь сопротивляться толстым перчаткам, бесцеремонно вытаскивающим их за столь бесценно-дорогие загривки, рассаживая по унизительным мешкам. У остальных сил защищаться не было, и для угасающих сознаний наступала, наконец, успокоительная темнота. *** – Они всех убили, – казалось, что костюм, газета и ботинок с подметкой из натуральной кожи возмущены сим фактом не меньше, чем их хозяин. – Всех до единой! И так сплошные ограничения, да еще это! Владелец дорогого костюма возмущенно поверх газеты осмотрел ряды пустых верстаков, заваленных скорняжным инструментом и обрезками шкур, будто ища поддержки у тех и других. Впрочем, столы пусты были не все. – Кого всех? И кто? – скорняк, будто вышедший из легенд о своем тезке Кожемяке нежно ласкал в своих огромных руках серебристый, упоительно прекрасный мех, бывший некогда несчастным животным, трагически и временно обладавшим столь востребованным богатством. – Норок, Никита, они убили всех норок, представляете? – костюм чуть не плакал, – два с половиной миллиона особей, а ведь среди них были и наши с вами шкуры. – Наши с вами шкуры пока при нас, Семен Маркович, что не может не радовать, – гигант не мог оторваться от переливающегося, будто жидкого мехового серебра, именно в этот момент стекающего по татуированному парашютом и летучей мышью плечу. – А мездра, звенит, да. – Это временно, Никита, уверяю вас, и я не про мездру сейчас. Наши с вами норочьи шкуры, столь причудливо, по роковой случайности ставшие не нашими, горят сейчас в каких-то датских крематориях, дымом перечеркивая нашу с вами судьбу да так, что у меня уже вон, сейчас глаза слезятся. В этот раз накрепко срослись их шкуры с нашими. Заказ, казавшийся столь умопомрачительным, одним мановением зазвенел над нами гулкой похоронной плитой. – Так что, мы меха на заказ не найдем? У нас, в конце концов, тоже зверосовхозов достаточно. – Не найдем, Никита, как не старайтесь. Качество, объемы. Да и цена теперь мгновенно вырастет. Оголтелые зеленые внесли свою лепту. То, что удастся достать – крохи и погоды они не сделают. – Ну, пусть судятся, делов-то… – Скорняк наконец наигрался с дорогущей игрушкой и погрузился в компьютер. Казалось, что происходящее его совершенно не беспокоит. – Форс мать его мажор, стихия, наводнение и цунами в одном лице. Мы-то тут ничего не поделаем. – Да не будут они судиться, как вы не поймете – рассердился обладатель ботинок ручной выделки – не те люди. Деньги дали? Дали. Извольте выполнить заказ или вернуть деньги с компенсацией, заметьте. Да и не упоминались в договоре в качестве форсмажора человеческие эпидемии. В голову никому не могло прийти, что из-за человеческих болезней будут убивать несчастных норок. - Цивилизованная Европа, что с нее взять. То жирафу гвоздь в голову забьют, то дельфинам массовый ежегодный забой, то норкам геноцид устроят. Культура, тут понимать надо. - Никита, что-то сосредоточенно искал в компьютере. – Смотрите, Семен Маркович, не всё еще потеряно, целы норки-то, смотрите, что пишут! «Норки, уничтоженные в Дании из-за пандемии коронавируса, поднялись из-под земли. Их похоронили на глубине около метра в братских могилах на военном тренировочном поле – пишет The Guardian. – “По мере разложения в тушах могут образовываться газы. Это заставляет их немного расширяться. В худшем случае тело выталкивается из земли”, — сказал пресс-секретарь датской полиции Томас Кристенсен». – Вам смешно, Никита? – продолжал сердиться дорогой костюм. – А вот мне совершенно нет. Ситуация-то безвыходная. – Да не волнуйтесь вы так, Семен Маркович, – Никита оторвался от своего компьютера, – я вам рассказывал, как стал таксидермистом, а потом и скорняком? – Боже упаси! Никита, учитывая характер вашей службы, я о подобном даже думать боюсь. – Так вот… *** Избушка лесника или лесников, или лиц, хотевших казаться лесниками, поди, их в зеленом старом камуфляже разбери, только снаружи казалась старой покосившейся и гнилой. На самом деле новенькая железобетонная коробка умело мимикрировала под дряхлеющий рубленый пятистенок из растерзанной деревни средней полосы. Малозаметными оставались и герметичные стальные двери, и бойницы, прикрытые бронированными ставнями. Зато высоченный бетонный забор казаться чем-то иным не собирался. Забор он и есть забор, даже если подозрительно огораживает что-то прямо посреди леса, для надёжности ощетинившись вовнутрь колючей проволокой. На условный стук, после некоторой паузы, стальная дверь, обнажив толстенное свое нутро, плавно и беззвучно открылась и впустив в свою черную пасть гостя, так же беззвучно присосалась на место. Гость спустился по внезапным для деревенского дома ступеням на глубину целого этажа и оказался в ярко-освещенном просторном помещении обильно заставленным светящимися мониторами. Один из троих присутствующих заметно напрягшихся мужчин, на которых пришедший был похож как на две, нет, в данном случае как на три капли воды, молча подкатил гостю офисное кресло. – Как-то неласково вы гостей встречаете? – достаточно своеобразно поздоровался гость с хозяевами. – Не рады? – Мы тебя вроде знаем, а вроде и нет. Кто не попадя у нас здесь не ходит. Так что ты либо из тех, либо из этих, – как-то совсем непонятно ответил один из мужчин. – А чего вам сейчас бояться? Сезон еще не начался. Все обладают гражданскими правами. Пока. – Может и не начался, но мало ли кто тут шастает. Ты вот пришел. – Ну, тогда сразу к делу. – Незнакомец достал из сумки кусок переливающейся шкуры, – узнаете? – А то! Тут не ошибешься. – Заберем все! Вот всё, что удастся добыть, третьи, четвертые слои – всё что успеем. Собирайте всех и всю технику. Заказывайте дополнительное оборудование. Но главное люди. За добровольно пристегнутых отдельные бонусы. Рамы для пристегивания мы обеспечим. – Ишь ты, добровольно пристегнутых ему подавай, – хозяева бункера недобро оскалились, – если ты такой умный, то сам их и агитируй. Чего удумал то, глянь. Перед началом сезона они в таком невменяемом состоянии сюда приезжают, что нам бы без потерь их внутрь периметра заманить, а иногда и насильно, эх-м запихать. Так что сам, всё сам. Но если кто возжелает сам пристегнуться, то мы только за, бонусы за них получим и противиться конечно не будем. Нечего им без дела по лесу бегать. – Ловушки, – гость ответил после некоторой паузы, – я бы агитировал, но я буду в этот момент занят внутри периметра. Вон у вас на мониторе фура с металлом, не пугайтесь. Помимо уже упомянутого металла многочисленные мониторы один за другим калейдоскопом отображали разгружающуюся технику: бульдозеры, экскаваторы и погрузчики самостоятельно съезжали с низкопольных тралов, и как по команде, следуя своей неведомой логике, скрывались за многометровым забором. – У меня одного такое чувство, что ты полностью игнорировал наше мнение? – Один из хозяев с интересом смотрел за появляющимися из сумки аккуратными пачками, – технику небось сразу заберете, а то мне тут у тёщи погребок надо выкопать? – В технике весь смысл, да и целым, скорее всего, ничего не останется, на металлолом потом сдадите. Это вам еще один бонус. *** Семен Маркович за свою жизнь повидал и шкур, и мехов, и нехороших людей. Но с подобным он сталкивался впервые. Если не знать, где искать, на что обращать внимание, то норка – она норка и есть. Прочная, качественная, мечта просто, а не норка. Но при ближайшем рассмотрении натруженный глаз старого скорняка замечал невидимые для непрофессионала отличия. И размер! Сразу смущал размер. Не бывает таких норок. Пять норок – шуба, где это видано? – Вот здесь мы из вас и будем польта делать, – Никита буквально на руках внес в помещение мастерской трясущегося, явно нездорового человека одетого в непонятные клочки, судя по болтающимся погонам, бывшие когда-то полицейской формой. – Никита, а вы начитанный, давно вас в этом подозревал, – только обернувшись Семен Маркович заметил, что Никита пришел не один. – О... Боже! Кто это? – Это, пресловутый оборотень в погонах. Натуральный гаишник. Познакомьтесь. – О-о-о-о… – застонал Семен Маркович, – я думал, что это не так буквально. – Именно для него всё как раз однозначно, для остальных нет, хотя кто их там разберет, – Никита аккуратно положил человека на верстак, – всё-таки как причудливо распорядилась судьба, вчера всю ночь я с него шкуры драл, завтра он с меня. – Но, Никита, он-то с вас не так буквально! – У меня ипотека, Семён Маркович, так что буквально, очень даже буквально. Вот только деньги у меня так быстро не регенерируются. Так, что неизвестно кому в данном случае было больнее. – Зачем же вы его сюда-то притащили? – Так, мы пока его товарищей по лесу ловили, все автомобили переколотили, да и строительной технике конец пришел. Оформлять как-то надо, а тут вот, принимайте, специалист сидит в самом что ни на есть логове. Там у них натуральное гнездо! Переодеваясь в рабочее, Семен Маркович непроизвольно вздрогнул. – Не буквальное в данном случае гнездо, хотя, опять же, поди, знай, – поспешил успокоить его Никита. – Не помешает, короче, свой мотивированный оборотень в пресловутом том самом гнезде. Уже переодевшись, старый скорняк рассматривал незнакомца с какой-то смесью удивления, презрения и брезгливой оторопи, стыдясь своего любопытства и невозможности отвести глаза. – А шрамов у них совсем не остается? – сформулировал он, наконец, давно мучавший его вопрос? – А боль? Боль они чувствуют. – Нет, шрамов нет совсем, вот смотрите, – Никита довольно бесцеремонно перевернул сотрудника ГИБДД на живот, – мех срезали здесь и здесь, видите, следов нет. Регенерирует очень быстро, при этом первая шкура косматая и похожа на медвежью, только с более густым и нежным подшерстком. А вот после регенерации второй слой уже натуральная норка, и так три, а то и четыре слоя. Заметьте, мех меняется весь, по всему телу, а не только срезанные участки. А боль? Что боль? Боль норок мало кого волнует, а это, по сути, не человек, они вне закона, их нет, не существует, фольклорный персонаж. Даже зоозащитники за них не заступятся. Нельзя заступаться за то, чего нет. Мы можем делать с ними всё, что захотим. Было бы идеально для меховой промышленности, но только в сезон, увы. Время ограничено. – Какое всё-таки удивительное создание! – Семен Маркович в восхищении смотрел на начинавшего приходить в себя гаишника. – Что это? Результат эволюции? Если тебя боятся в грозной косматой шкуре, то не меняйся – так и ходи. А вот если тебя ловят, и дерут как «сидорову козу», то будь добр, становись мягким и пушистым. Только такие особи выжили. А на следующий сезон они сразу с мягким мехом, эх-м, трансформируются? – Нет, увы, на колу мочало – начинай сначала! – Никита передал уже сидевшему на столе гаишнику старые джинсы и майку. – Оборотней надо драть каждый сезон! Только тогда мы получим от них мягкую шкурку. Да, и оборотнями они от этого быть не перестанут. Но, самое смешное, знаете что? – Что, Никита, просветите, что может быть еще смешного в нашей ситуации? – А то, что четвертым и пятым слоем идут пух и перья, так что ваша версия насчет эволюционных кульбитов вполне имеет право на жизнь. Так-то. Если тебя уже не пугаются, а красивый мех никого уже не обманывает – превращайся в курицу, смешную курицу. Скрывай натуру любыми путями, мимикрируй. Жалко до шестого слоя мы не добирались, в сезон времени не так много, а то, похоже, нас много сюрпризов там ждет. – Скажите, Никита, как вы думаете, – Семен Маркович, наконец, решился задать мучивший его вопрос, – а из одной такой норки можно целую шубу сшить? – Можно, коль в этом есть нужда. – Никита помог гостю одеться, он хоть и стоял самостоятельно, но двигался еще с трудом. – Только это плохая идея, мездра звенит. – Что простите? – Семен Маркович удивленно поднял на Никиту глаза. – С жопы оборотня мездра звенит, за километр слышно! Не пойдет такое на шубу.