С такими мыслями я сбросила куртку на стул в спальне и отправилась в кабинет. Даже помедлила несколько секунд перед дверью, так не хотелось входить в эту комнату. В комнату, где еще недавно мы спорили до хрипоты, смеялись от счастья и целовались до последней толики кислорода в легких. В комнату, которая теперь должна встретить меня нежилым запахом и тишиной. Красивую картинку я себе вообразила? Отличные декорации для небольшого приступа хандры у влюбленной дурочки: тишина, пустота и воспоминания… А вот бесов мне в печенку, а не романтику меланхолии! Нет. В кабинете было тихо. И вездесущая пыль присутствовала. А вот с пустотой наблюдались заметные проблемы. Впрочем, и предаваться воспоминаниям мне мигом расхотелось. – Тиса Мэй, – из моего кресла поднялся высокий стройный мужчина с гладко зачесанными назад волосами, – я думал, вы так и не решитесь войти. Плохие предчувствия? – Даром предвидения меня магия не одарила, – с деланым спокойствием отозвалась я, слегка поклонившись. Не то чтобы мне хотелось демонстрировать хорошее воспитание незваному гостю, кто бы он ни был. Но ноги вдруг стали ватными и сами подкосились. Да и ломанувшиеся вспугнутыми тараканами мысли надо было привести в порядок. А поклон – отличный предлог уткнуть глазки в пол и оттянуть на несколько секунд неизбежное знакомство непонятно с кем. – Жалеете об этом? – Скорее нет, чем да. – Он снова опустился в кресло, и мне не оставалось ничего иного, кроме как выпрямиться. – Чем могу служить, тис… – Прямо так? – В его голосе сквозила едва заметная насмешка. – И никакого возмущения? Вопроса: «Как ты сюда попал, негодяй?!» Попыток сбежать или позвать на помощь? – Даже если бы у меня было девять жизней, как у кошки, в данном случае я бы, пожалуй, их поберегла. – Разумная девочка. – Мужчина повел рукой, указывая мне на свободный стул. Я села, а его черты вдруг оплыли, смазались, а секунду спустя я уставилась на хорошо знакомую физиономию профессора Лэнгли. «Мать, мать, мать… Чью же мамашу поминают в таких случаях?!» – птицей билась в голове не оформившаяся до конца мысль. Спасибо иномирным ментальным техникам, на лице не отразилось ровным счетом ничего, кроме легкого удивления. Я чинно сложила ладони на коленях: лучший способ скрыть нервную дрожь. – Итак… Скажите мне, разумная девочка Лира, почему вас интересует настолько темная магия? «Он меня убьет! – взорвалась под ментальными щитами паническая мысль. – Он не беседовать об артефактах со мной пришел, а убивать!» – Если мне позволено будет говорить прямо, профессор… – медленно проговорила я, пытаясь выиграть еще несколько мгновений и задавить панику. Он только кивнул, рассматривая меня как какое-то диковинное насекомое. – Я не разделяю магию на темную и светлую. Магия – это просто магия. Не больше, но и не меньше. И все ее проявления достойны восхищения и изучения. Многомесячные тренировки давали себя знать. Хаос, царивший под ментальными щитами, постепенно поддавался моему давлению, и я снова могла мало-мальски трезво мыслить. Правда, мысли были совсем невеселые. Я полностью отдавала себе отчет, что, когда Лэнгли уйдет, здесь останется лежать моя бездыханная тушка. – Любопытно… И чем же вас так восхитила тема живых мертвецов? «Пора читать отходную, – прошептал внутренний голос глубоко под толщей ментального льда. – Удивительно, что он не убил тебя, едва ты вошла. И похоже, только любопытство удерживает его сейчас. Но это ненадолго…» «Любопытство!» – осенило меня. Идея оформилась мгновенно. Конечно, она была дикой и обреченной на провал. Но у нее было одно неоспоримое преимущество: она была единственной. – Древняя магия, – заговорила я, пуская по внешнему кругу памяти спокойный интерес и отстраненность. – Магия, которую настолько боятся, что почти не изучают. Это всегда интересно. – Научный интерес? – Ей-богу, он почти улыбнулся тонкими бескровными губами. – Если позволите, я спрошу еще раз. У меня было ровно десять секунд, пока он вставал, обходил стол и делал те два шага, что нас разделяли. Я не успела загнать в подсознание паническую мысль о немедленной смерти. Но сумела трансформировать ее в другую: «Смерть? Интересно. Посмотрим». А потом пришла боль. Лэнгли бил ментальными волнами, как молотобоец месит железо. И каждый удар этого «молота» я ощущала так, словно мне по голове и впрямь лупят раскаленной железякой. Но такую роскошь, как чувствовать боль, я себе позволить просто не могла. Недальновидность в очередной раз сыграла со мной дурную штуку. Мне приходилось буквально в процессе загонять обратно в глотку дикие вопли и набрасывать на лицо легкую вуаль отстраненного интереса. Того самого интереса энтомолога к букашке, который я уловила у Лэнгли уже давно. Только если у него это был мимолетный каприз, то я приправила этим соусом всю свою жизнь. Ювелирная работа. Только шок и методики из межмирья позволили мне справиться с ней. И то каждый миг казалось, что он и будет последним, а дальше я не выдержу, щиты лопнут и Лэнгли услышит от меня все, что хочет. Даже то, о чем я сама давно и прочно забыла. Когда я осознала, что все еще жива, безумный артефактор стоял у окна спиной ко мне, словно вообще забыл о моем существовании. Кое-как усевшись на полу, я привалилась спиной к стене. Лэнгли, услышав мою возню, медленно развернулся. Вот он, идеальный момент, чтобы нанести последний штрих. Штрих, который превратит нарисованную мной ментальную картину в реальный шедевр. – Так вот как ощущается ментальная атака… – хрипло проговорила я. – А что происходит, если это продолжается долго? Смерть или безумие? – Обычно – безумие, – неожиданно ответил он. – Интересно… Обратимое? – Я не уточнял. – На его губах снова появился хорошо знакомый мне намек на улыбку. Который, впрочем, тут же снова сменился холодной маской. – В последнее время вы не баловали моих друзей своим присутствием. Я слышал, не так давно к вам наведывались стражники? – Я не уточняла, кто это был, – пожала плечами я. – Да. Гости были. В обычной жизни я предпочитаю уединение и редко кого приглашаю к себе. Но многим не нужно приглашение. Я чувствовала, как по позвоночнику медленно ползет капелька пота. Этот разговор на грани, смесь наглости и безразличия. Лэнгли наверняка убивал и за меньшее. Но именно благодаря такому поведению я до сих пор оставалась жива. Парадокс. Но он работал, а потому я продолжала играть выбранную в горячке роль. – Любопытно. – Он подошел вплотную, рассматривая меня сверху. – Ты понимаешь, зачем я пришел, но совсем меня не боишься. Почему? – Я не интересовалась природой возникновения страха… – Зато интересовалась природой возникновения любви… Он отвернулся, но меня не покидало ощущение, что я препарат под прицелом микроскопа. «Зачем он спрашивает? – билась под толщей ментального льда испуганная мысль. – Под пыткой я сделала все как надо. Неужели ошиблась?!» К капле на позвоночнике присоединилась вторая, когда я холодно ответила: – Скорее целями и их достижением. Достигая цели, индивид теряет интерес к объекту вожделения, переключаясь на другой. – Рад, что в нашей стране еще осталась столь преданная науке молодежь, – хмыкнул Лэнгли. – Надеюсь, в дальнейшем вы не будете пренебрегать моим гостеприимством. Кстати. Если не любите незваных гостей, больше внимания уделяйте поставщикам артефактов-накопителей для своих охранных контуров. Порой они так ненадежны. С этими словами величайший темный волшебник нашего времени спокойно ушел. Моих сил хватило только на то, чтобы бросить вокруг себя сигнальный круг. Но и это ничтожное усилие оказалось запредельным для измотанного организма. Окружающий мир затопила тьма. Очнулась я довольно быстро. И часа не прошло. Ну как очнулась… Встать смогла, стоять, не падая, тоже. Даже, наверное, пройтись сумела бы. Впрочем, я не стала проверять, так ли это, и, кое-как добравшись до ближайшего кресла, плюхнулась на холодные кожаные подушки. Благодаря иномирным ментальным техникам мне не нужно было пить специальные зелья, чтобы восстановить последовательность событий в памяти. Прокрутив произошедшее и так и эдак, я убедилась, что выбрала единственный вариант поведения, при котором у меня оставался шанс выжить: я его удивила. Он встречал глупых героев и жалких трусов, ему пытались сопротивляться и умоляли о милосердии. Но всегда было нечто общее: страх. Страх за свою шкуру или за близких, страх панический или едва заметный. Ну в самом-то деле, что я могла ему противопоставить? Героически вступить в бой и так же героически сдохнуть через полторы минуты? Хотя нет, через минуту. Полторы минуты не продержалась бы. Я, может, и неплохой боец, но с Лэнгли, этим ходячим артефактом, мне не тягаться. Не всех магия одаривает силой так щедро, как Дона, пусть он и ненавидит эту силу всеми фибрами своей души. Вспомнив о Доне, я поднялась на ноги и подошла к окну. Переулок перед домом был пуст, но это ни о чем не говорило. Наверняка на калитке висела какая-нибудь хитрая сигналка. Иначе как Дон узнал, что я вернулась? Не торчал же он здесь две недели. Но его «Лира!» прозвучало почти сразу. Замешкайся я на долю секунды, и он вполне мог бы догнать меня и ввалиться за охранный контур вместе со мной. Я запоздало похолодела, сообразив, какой опасности избежала по чистой случайности. Это со мной Лэнгли собирался пообщаться, а Дон не получил бы даже такой короткой отсрочки. Он бы даже вспомнить о моем амулете не успел, не то что сорвать его. Меня передернуло от нарисованной воображением картинки, и я снова зашагала из угла в угол. Скорее всего, мне удалось убедить незваного гостя, что отношения с Доном – лишь очередной эксперимент, спровоцированный болезненным любопытством. И это должно так и остаться. Кстати говоря, вся моя жизнь в глазах Лэнгли должна была выглядеть именно так. По крайней мере, это и было той безумной идеей, которая помогла мне выжить: я показала ему человека без желаний, без страха, без привязанностей, без чувств. Человека, не стремящегося ни к силе, ни к власти, ни к признанию. Человека, который жаждет только одного – знаний, и даже смерть рассматривает с этой точки зрения. Такого бессмертному ублюдку еще не попадалось. Итог: я жива, как это ни странно. «Мне удалось обмануть Лэнгли. Снова, – подумала я, криво усмехнувшись своему отражению в зеркале. – Казнь любопытной дуры, сунувшей нос в игры больших дядечек, отложена. Но вот надолго ли?» На этот вопрос у меня ответа не было. Леррой не оставит меня в покое. Да и рассчитывать, что Лэнгли забудет о моем существовании, тоже глупо. Как минимум за странной девицей будут приглядывать с обеих сторон. И как минимум отказаться от приглашения неразумно. Тогда придут уже не ко мне, а за мной. За всеми этими размышлениями я даже не заметила, как добрела до подвала, где стояли накопители, питающие защитный контур. Пора было заняться насущным. И для начала разобраться, как Лэнгли вломился в дом без моего ведома. Нет, мне и в голову не приходило, что я создала неприступную крепость. Взломать можно что угодно, хватило бы сил и умений. Но что я могу даже не узнать о визите незваных гостей, пока не столкнусь с ними нос к носу, внушало опасения. Найти закладку, зная, где искать, труда не составило. Я уже сосредоточилась, собираясь уничтожить вредоносное «усовершенствование», и замерла. Только тут до меня дошло, что психопатка с атрофированным чувством самосохранения не станет этого делать. А мне нельзя выбиваться из образа, нарисованного для настоящего Лэнгли, если я не хочу в ближайшее время сама стать материалом для артефактов. Через силу заставив себя расслабиться, я попятилась. Инстинкты в панике визжали, что оставаться в доме, куда в любой момент может заглянуть на огонек маньяк-убийца, – идиотизм. Но именно такого рода идиотизма от меня и ждали. С кривой ухмылкой, больше напоминающей оскал, я вернулась в кабинет: «Это проверка. Еще одна бесова проверка. Как и все мое общение с этим ублюдком до сих пор. А сколько их еще будет? Учитывая, что эта тварь до конца не верит никому». Заметив в зеркале собственную перекошенную физиономию, я усилием воли стерла с лица все чувства, кроме легкого налета скуки. «Вот так, Ариана. И только так, пока ты не придумаешь, как его убить!» Приняв такое решение, я наконец слегка успокоилась и даже смогла немного поспать, хоть и снились мне какие-то кошмары. А наутро начался кошмар наяву. Никогда не думала, что носить маску так трудно. Каждое движение или желание приходилось взвешивать на весах достоверности: вписывается в созданный образ или нет. Надо ли говорить, что большинство порывов приходилось давить в зародыше? И плевать, что бо́льшую часть времени рядом никого не было. Если Лэнгли сумел обеспечить себе беспрепятственный вход в мой дом, то кто сказал, что тут не может быть еще и десятка следилок? И я «держала лицо», даже восседая на унитазе, как бы глупо это ни звучало. Только так я могла надеяться приучить себя к новой модели поведения. Но сложнее всего мне давалась игра на публику. Так, около двенадцати принесло Альва. Он явился узнать, как у меня дела. Как я ни старалась не высовываться за калитку дальше чем это необходимо, но сигналку Дона все-таки зацепила. Его безнадежное «Лира!» бритвой полоснуло по сердцу, но я позволила себе только равнодушный взгляд, прежде чем захлопнуть створку. Хорошо хоть Альв удовлетворился моим коротким «Отдыхаю!» и не стал громогласно удивляться ни холодному тону, ни хамскому обращению, совершенно не вяжущемуся с тем, как я себя вела всего пару дней назад. Дон маячил в переулке еще часа три. По крайней мере, когда я после обеда вроде бы случайно бросила взгляд в окно, он все еще был там. А когда поздним вечером задергивала плотные портьеры – улица казалась пустой. Только глубокой ночью, накрывшись с головой одеялом, я до боли закусила губу, сдерживая стон. Это было единственное внешнее проявление чувств, которое я себе позволила. Но мне долго пришлось лежать без сна, вглядываясь в черный навес балдахина. Мысленно я просила всех простить и потерпеть еще немного. Впервые в жизни я пожалела, что никто из моих друзей или родных не мог услышать мои мысли, потому что даже сообщение с переговорником отправлять было слишком рискованно. Параноик Лэнгли вполне мог каким-то неизвестным мне способом отслеживать и его. Умел же гад менять внешность буквально на глазах… Дни тянулись, превращаясь в недели. Гражданская война то затихала, а то вспыхивала с новой силой. В академии, как, впрочем, и в других учебных заведениях страны, кроме военных, объявили о временном закрытии из-за угрозы террористических атак. В окрестностях я быстро приобрела репутацию социопата. Благо до того, как визит Лэнгли кардинально перекроил мою жизнь, жила я в этой части города совсем недолго, и никто не заметил перемены в моем поведении. Они просто не знали меня другой. К тому же и те, кто знал, вроде торговцев из полулегальных магазинчиков, не удивлялись. Я никогда не горела желанием расширять круг близких друзей и всегда держалась довольно холодно и отстраненно. В мое логово давно перестали заходить друзья. Где-то в глубине души это ныло противной занозой: почему они так легко поверили в мою маску. Но я понимала, что так будет лучше и безопаснее для всех, и не пыталась как-то донести до них правду. А в том, что они перестали меня навещать, не было ничего удивительного. Мне и самой вряд ли понравилось бы общаться с ледяным големом, периодически язвительно прохаживающимся по умственным способностям окружающих. Дон тоже больше не появлялся в переулке у моего дома. Но это могло быть следствием того, что я наконец стала пользоваться потайным ходом, выходившим на поверхность в парке за квартал от моего дома, и не тревожила его сигналки вокруг палисадника. Вместе с тем меня даже радовало, что он не приходит. Кто знает, насколько убедительно я смогла бы сыграть заносчивую стерву перед ним. Так что пока его отсутствие играло мне на руку: больше шансов усыпить бдительность Лэнгли. Вот уж кто не оставлял меня без внимания. Встречи ближнего круга в его доме я больше не пропускала. Но профессор полюбил «заглянуть на огонек» и просто так. Он появлялся в самые неподходящие моменты, словно пытался застать врасплох. Однажды я даже проснулась среди ночи от того, что он склонился над кроватью и пристально вглядывался мне в лицо. Спасибо тебе, неведомый автор иномирного учебника по менталистике: пассивной защите разума во время сна или обморока там отводилась целая глава. Поэтому я не заорала от ужаса, не швырнула в бледное лицо, нависшее надо мной, первый попавшийся предмет, а спокойно осведомилась, что угодно гостю. Это был первый раз, когда Лэнгли по-настоящему улыбнулся. С тех пор я стала чаще видеть своего безумного наставника у себя дома, чем у него. Он приходил всегда без предупреждения и без оглядки на время суток. Порой заявлялся прямо в мастерскую. Тогда я позволяла себе что-то вроде маленькой мести: отмахивалась от внезапного визитера и часа два-три занималась своими камушками и кусками металла. Но чаще мы просто разговаривали на отвлеченные темы. В том информационном вакууме, в котором я оказалась, эти беседы довольно скоро стали доставлять мне почти удовольствие. Поразмыслив, я вернулась к исследованиям связки артефакторика-некромантия. Это было рискованно, но именно такая тема всплывала в разговорах с Лэнгли с завидной периодичностью. И я не стала его разочаровывать. Правда, причинами его интереса я все-таки интересоваться опасалась и сосредоточилась на природе этого явления. Учитывая, что через некоторое время профессор принес мне древнюю рукописную книгу давно усопшего волшебника, некогда поднимавшего простейших зомби, я попала в точку. В общем, к моим исследованиям он, похоже, испытывал какое-то болезненное любопытство. Я же сама его забавляла. Никакого другого определения его поведению мне подобрать не удавалось. Он развлекался тем, что ставил меня в ситуации, когда многие бы давно убежали с воплями ужаса, и смотрел, что получится. Судя по тому, что я до сих пор была жива, результат этих экспериментов его устраивал. Никакого отката от дара очищающей Лэнгли не боялся и, кстати, не получал. Похоже, его артефакты восстанавливали порушенное быстрее, чем он даже успевал ощутить дискомфорт. Самое смешное в этой дикой ситуации, если в ней вообще могло быть что-то смешное, никто и не подозревал, что старый профессор Лэнгли, лорд Ланг сорока пяти лет и безымянный лидер ненормальных радикалов один и тот же маг. Знали одно или два обличья. Но все три были знакомы только мне. И я не знала, радоваться ли такому доверию или готовить самозакапывающийся гроб. По совету все той же иномирной книги я пыталась найти в той странной жизни, которую была вынуждена вести, хоть что-то хорошее. И, к собственному удивлению, нашла. Я получила возможность вести жизнь ученого-исследователя, не оглядываясь ни на какие внешние раздражители. Оборвать разговор на полуслове, невзирая на личность собеседника, и зарыться в книги или вообще удрать в мастерскую? Пожалуйста. Изничтожить мраморный пол в зале для приемов и покрыть всех присутствующих толстым слоем сажи, проводя очередной эксперимент? Да нет проблем. Снять с хозяйки бала брильянтовую серьгу, потому что мне понадобился алмаз для сравнения? Расфуфыренная жена какого-то чинуши только спросила, нужна ли мне вторая. До сих пор я находила понимание для своих изыскательских порывов только у одного человека в мире – у Дона Ликаста. И надо ж было, чтобы вторым оказался не кто иной, как Лэнгли, мое бессмертное проклятие! Неудивительно, что «понимающими» стали вдруг все волшебники из его окружения. Конечно, и я порой огребала какое-нибудь пыточное плетение или ментальный удар. Но скрывать истинные мысли у меня получалось все проще и проще. Постоянные тренировки – великая сила. И мой нынешний патрон раз за разом убеждался в моей благонадежности. А после какой-нибудь болезненной «ласки» потерявшего терпение покровителя я хваталась за стилус и тетрадь, записывая выводы и ощущения и в очередной раз подтверждая репутацию чокнутой заучки. Конечно, я рисковала, что однажды перегну палку или Лэнгли надоест его малыш-вивисектор. Но так долго я и не планировала оставаться возле него. Мне надо было всего лишь усыпить его бдительность. И на эту архиважную задачу я отводила целых три месяца. Поначалу все шло по плану. К сожалению, оказалось, что план был не мой. Но об этом я стала догадываться только через двенадцать недель после первого появления Лэнгли в моем доме. Дрова тихо потрескивали в камине, оранжевыми отблесками гоняя по углам моего кабинета вечные тени. День выдался дождливым и промозглым, и мягкое тепло, окутавшее окоченевшие ступни, дарило почти эстетическое наслаждение. Янтарная жидкость маслянисто блеснула, когда я легко качнула пузатый бокал, вытягивая ноги к огню. «Хоть какие-то радости жизни остались. Главное, чтобы Лэнгли не принесло. Больше меня некому тревожить», – брюзгливо подумала я, делая маленький глоток коньяка, и тут же получила доказательство обратного. Глухо звякнул давно молчавший переговорник, докладывая о новом сообщении. «Не к добру это», – скользнула по ментальным щитам заполошная мысль: друзья уже не пытались достать меня таким способом, а от Дона сообщения и вовсе не принимались. «Лира. Ты давно не появлялась по известному тебе адресу. Твои друзья скучают. И я хотел бы поговорить». – Что хотел старик? – раздался голос у меня за спиной, едва я бросила артефакт на стол. – Поговорить, – едва заметно пожала плечами я, гадая, случайно Лэнгли заглянул на огонек или что-то проведал.