— Вот именно — целым! — маг говорил негромко, но так весомо, что инквизиторы невольно подтянулись, как солдаты перед своим командиром. Впрочем — он и был их командиром, а они лишь подставными фигурами, годными лишь, чтобы выманить преступников из их укрытия. Что и получилось. Замечательно получилось! — Господин мастер, мы готовы! Заливать снадобье? — Заливайте — кивнул колдун, и поудобнее расположился на привинченной к полу скамье. * * * Мне ужасно не хотелось уходить из сна. Во сне — так хорошо! Во сне — ничего плохого, только радость, только счастье! И ничего не болит. А еще — тут мой котик! Так приятно гладить его, прижимать к груди… Он стал таким большим, таким увесистым, таким сильным! Но для меня всегда останется моим маленьким котиком. И я не хочу его терять. Ни за что! Мне ударили по щеке — сильно, и очень больно. Во рту — горечь, видимо влили какое-то снадобье. Губы болели, распухнув от ударов, язык болел — обожженный снадобьем, прикушенный моими же зубами. А еще — болели ребра, грудь, болел живот, и внутри меня что-то болело — то ли почки отбили, то ли печень. А может и все сразу. Нет, они били так, чтобы я не умер, и даже чтобы не покалечить. Но ведь грань между «больно» и «покалечить» так мала, так незаметна! Чуть сильнее удар по расслабленному телу — и вот уже твоя струя мочи окрасилась кровью. И вот у тебя ноет в подреберье отбитая печень. Ты не умрешь, если у тебя разбита часть печени, но жить тебе будет очень некомфортно. Хорошо хоть пальцы не ломают, хотят представить пред очи императора целым, не поломанным. А вот потом уже начнется главная потеха! Если я что-то не придумаю… Глаза, затекшие, опухшие (да, почки плохо работают, отбили, суки!), с трудом раскрылись, и я…с ужасом увидел висящего на столбе Уголька! Он висел вверх ногами, подвешенный за задние лапы — передние и морда его были связаны. Уго извивался, урчал, ревел, как трактор, и даже пытался ударить задними лапами с выпущенными когтями прямо в лицо инквизитора, стоявшего рядом с ножом в руке. И мне стало так плохо, так больно, как никогда на этом свете! Я понял, что сейчас произойдет, и…и готов был на все, чтобы этого не случилось! А еще — я НЕ СЛЫШАЛ Уголька! Я его не слышал, черт подери! Эти твари каким-то образом заблокировали мои каналы, проводящие магическую энергию, и сейчас я был простым человеком, который прикован к стене и не может двигаться кроме как звеня короткими толстыми цепями. На руках — подобие наручников-кандалов, на ногах — тоже. Я даже лежать не могу — только сидеть, и то — с вытянутыми крестом руками. — Уголек, если слышишь меня — я сделаю все, что возможно! Прости меня! Прости! Это из-за меня ты попался! Я передавал мысли коту не рассчитывая, что тот услышит, но помня, что тот вообще-то слышит мысли обычных людей. Вот только говорить мысленно с ними не может — ведь они лишены магических способностей. — Уголек…котик мой…я с тобой! Глупо. Глупо и страшно. Мне ужасно страшно! Я сделаю все, что угодно, чтобы кота освободили. Если бы я знал! Я бы запретил ему сюда лезть! Этот чертов колдун выше меня по магическим способностям на три головы! На пять! На десять голов! Он на самом деле Мастер. И я его боюсь. Он сделал меня как ребенка. Да, я расслабился, да, привык, что все мои противники уступают мне в силе, ловкости, хитрости. И вот — получил щелбан по носу. Да такой щелбан, что чуть голова не отвалилась. И отвалилась бы, если бы этому чертову колдуну не нужно было доставить меня в столицу. — Ну что, чернокнижник, готов говорить? — доброжелательно, без ненависти и злобы, даже как-то весело спросил колдун — Тут мы твоего помощника поймали…вон как извивается! Не хочет умирать! Он одному из нас чуть глаз не вырвал, так несчастный поклялся, что живьем снимет с этого кота шкуру. И отпустит бегать. Говорит — жарко ему в шкуре, пусть разденется! Вот сейчас и приступим, а ты пока подумай, что можешь нам сказать. Например — как ты занимался чернокнижием, какие заклинания знаешь, как ты злоумышлял против императора, и вообще — кто ты такой? Одержимый демоном, или просто глупый Наследник, решивший стать великим колдуном? И обернулся к палачу: — Давай, приступай! Оставь шкуру на морде и на лапах. Остальное сдирай. — Стой! Прекратите! — мой голос охрип, и я еле выдавил из себя слова — Не трогайте его! Я все вам расскажу, все! Только обещайте его отпустить! Клянусь, все расскажу! Отпустите кота! — Подожди! — довольно кивнул колдун — Ты (он кивнул другому инквизитору), возьми бумагу, перо, будешь записывать. А ты начинай рассказ. И без утайки — я чувствую, когда кто-то врет. Не забывай — перед тобой магистр инквизиции, я правду определяю без всяких заклинаний! — Так вы отпустите кота? — не унимался я, глядя на инквизитора с ножом в руке. — Он тебе ТАК дорог? — то ли искренне, то ли деланно удивился колдун — Ладно, отпущу. Если…когда все расскажешь. Начинай, не мешкай! И я начал. И рассказывал два часа подряд. Все рассказал — кто я, откуда взялся, что делал. Потом разберусь с этим — главное, это выручить Уголька. Инквизитор едва успевал записывать. Оба инквизитора таращили на меня глаза, колдун удивленно поднимал брови и мотал головой, будто не верил, но не прерывал. А когда я закончил, и о том сообщил, Колдун задумчиво сказал: — Я так и знал. Одержим демоном. Хорошо, демон Максим, ты не лжешь, я это почувствовал. Но ты многого не договариваешь. Мало рассказал о твоем мире, об оружии, которое там применяется, о том, какую выгоду ты может принести Империи. Ты должен все это рассказать, и как можно подробнее. — Я не оружейник. Я был специальным агентом тайной службы на службе у государства. Что я могу знать об оружии?! Я даже не представляю, как устроен обычный пистолет, не смогу нарисовать его деталей! Я вам все рассказал, что мог и что знал, даже то, что от вас утаили на вашей службе. Отпустите моего кота! Выполните ваше обещание! Колдун задумчиво посмотрел на Уго, который прекратил попытки вырвать и просто висел вниз головой, на инквизитора, так и державшего в руке нож, и вздохнув, с сожалением сообщил: — Извини. Мне придется его убить. Во-первых, я обещал моему помощнику, что он снимет шкуру с твоего исчадья. Во-вторых, хочется посмотреть, что внутри у этой твари. В-третьих, я опасаюсь, что если его отпустить, он начнет мстить, и нанесет большой вред нашему ордену и самому императору. Потому — нет, он будет убит. Колдун кивнул ухмыляющемуся инквизитору, и тот, ухватив отчаянно извивающегося кота за шею, вонзил ему кончик ножа под кожу живота и потянул вниз, раздвигая, распарывая мягкую плоть. Кот завыл, заурчал, кровь закапала на пол, а я смотрел на это — похолодевший, остолбеневший, превратившийся в соляной столб, и в голове было пусто-пусто, как в гулком цинковом ведре. А потом нахлынула ярость и ненависть — шипучая, взрывная, вулканическая! Я наверное никогда и никого ТАК не ненавидел. Так, чтобы мечтать уничтожить весь мир — лишь бы этих тварей не было никогда и нигде. Мой мозг распирало от прилившей крови, она стучала в висках, билась в затылок, искала выхода! И что-то случилось. Все эти дни, в моменты просветления (обычно когда меня допрашивали), я пытался дотянуться до магической энергии, но как объяснил мне тот же колдун — каналы, принимающие магию, прочно закрыты специальным снадобьем. Так прочно, что никто и никогда не сможет их открыть. Никакими средствами! Нужны годы и годы, чтобы закупоренные каналы начали функционировать хотя бы на десять процентов, а если всего лишь раз в месяц пить это снадобье — не откроются никогда. И вот теперь я будто расширил, разорвал каналы, по которым магия могла питать ту часть моего мозга, которая отвечала за работу с колдовством. Я не знаю, как это происходит, какой участок мозга отвечает за магию, но то, что такой есть — это очевидно. И он находился в спящем состоянии после того, как заблокировали питание энергией. И вот — в меня хлынул невероятный по обильности, бушующий, клокочущий поток магии! Он затопил меня целиком, с ног до головы! Не только мозг, но и весь я стал этим самым органом, управляющим магией! И мир остановился. Застыл, как на стоп-кадре компьютера. Я УВИДЕЛ. Потоки магической энергии, которые нитями, толстыми веревками тянулись ко мне, мерцая в пространстве и скручиваясь в жгуты. Нити магии, которые шли к колдуну, и к двум инквизиторам, которые тоже были магами, только слабыми, со специфическими умениями — в основном для того, чтобы пытать, причинять боль, выламывать из мозга информацию. Мир вокруг меня изменился — я видел ауры неодушевленных предметов, и мог изменять их свойства. Я слышал голоса людей за пределами каюты так ясно, так четко, как если бы они говорили рядом — в открытое окно жгуты воздуха доносили до меня их речь, их запах, их эмоции. Да, я вдруг увидел жгуты воздуха, и понял, что могу ими управлять. Стоит просто захотеть, и такой ласковый, такой приятный морской ветерок превратится в клинок, тверже и острее которого нет. Рука инквизитора, державшая нож отвалилась по самое плечо. Брызнул фонтан крови, сразу заливший, скрывший от глаз белую, будто сахарную кость плеча. Вернее — ее обрубленный сустав. И тут же отвалилась вторая рука. Воздушный клинок будто и не заметил преграды — прошел через нее, как сквозь пустое пространство. Второй инквизитор упал, разрубленный на уровне бедра. Я отрубил ему ноги по самую задницу. По жизни никогда не был кровожадным человеком, но эти люди…они совсем не люди. Я всегда придерживался того мнения, что некоторым тварям в человеческом обличьи жить не надо. Даже так: само их существование совершенно противопоказано этому миру. И второе: они должны получать то, что давали своим жертам. Мало повесить охрану концлагеря — их надо убивать так, как они убивали узников. А потом их сжечь — в штабелях, так, как они это делали. И никто никогда меня не убедит, что это не наш метод, бла-бла-бла! Как аукнется — так и откликнется. Эти двое мучили меня, пытали, и я бы понял — если бы они это делали по службе, без удовольствия, просто потому, что так надо. Но они наслаждались — глумились надо мной, над моими убитыми братьями, над нашей семьей, обещая при этом для меня различные «изысканные» пытки. А еще вспоминали, как пытали попавших в их руки людей. Со смаком вспоминали, наслаждались своими воспоминаниями, когда этого нужно было только стыдиться. Мастер-колдун догадался о происходящем только тогда, когда двое инквизиторов уже валились на пол, искалеченные, воющие, как стая шакалов. Все произошло практически мгновенно — вот инквизитор втыкает нож в Уго, и вот — оба валятся на пол с отрубленными конечностями. Он успел поставить защиту — непробиваемый щит из твердого, как сталь воздуха. Для этого (я теперь знал!) не нужно много времени — всего лишь микроскопическая доля секунды, и много, очень много энергии! Чтобы поставить такой щит, надо обладать энергией, которую могут пропустить через себя минимум пять сильных колдунов! И это был на самом деле Магистр. Орден Инквизиции знал, кого посылать в мой замок. Император почему-то опасался меня, как никого другого. И это удивляло. Все равно как на арест мелкого дебошира-пьяницу отправить отряд спецназа ФСБ — глупо и смешно. Я ударил по щиту всей своей энергией, которая потоком заливала мое сознание! Я ударил так, что само пространство закипело, возмутилось, и над кораблем стал раскручиваться гигантский столб урагана! Море закипело вокруг на мили и мили в окружности! Я видел это, слышал это — мои руки-глаза, созданные ветрами дотягивались до самого горизонта! Я был всесилен сейчас, и мог творить все, что угодно! И щит не выдержал. Лопнул, со звуком порвавшейся гитарной струны. А после я вырвал сердце у колдуна — просто раздвинул грудную клетку двумя жгутами воздуха, и ухватив трепещущий, пульсирующий комок вынул его из груди своего врага. И со всей силы ударил им о пол, расплескивая, превращая в кровавую кашу! Оковы упали на пол, срезанные молекулярным лезвием так чисто, будто сделаны были из хлебного мякиша. Я подошел к Уго, взял его на руки, срезал путы. Прижал к груди, и начал качать, как маленького ребенка: — Котик, мой котик…тепленький животик! Как хорошо, что я успел! — Хорошо, Брат! — откликнулся Уго, и тут же пожаловался — Больно! Ну какие плохие люди, правда? Можно, я на них помочусь? — Можно — улыбнулся я, чувствуя, как щиплет глаза и туманится взгляд — Господи, как хорошо, что я успел! Никому не дам тебя в обиду! Только ты не уходи далеко, ладно? Не бросай меня! — Не уйду… — улыбнулся Уго, и я крепче прижал его к себе. Он был такой невесомый…большой, а невесомый. Родной… Я залечил ему разрез на животе — это было просто. Слава богу — палач не распорол ему брюшко, он же собирался снять с Уго шкуру, чтобы кот подольше мучился, так что распорол только кожу. Кровь потерял, так это восстановит! Ничего страшного. Я успел! Все-таки я успел… — Пойдем разыскивать наших — вздохнул я, и толкнув дверь, вышел на палубу. Вышел, и только сейчас вдруг вспомнил, что во-первых я голый, как младенец, и во-вторых…хватит и во-первых. Кровь, синяки, ссадины, порезы, шишки, опухоли — это все пройдет. Выпью правильные снадобья, и все пройдет. Я шел по палубе, и от меня разбегались матросы — настолько я наверное был страшен. Эдакое окровавленное чудовище, упырь, вставший из могилы. Им уже рассказали, что я черный колдун, чернокнижник, которого ждет благодатный огонь костра, и теперь эти придурки прыскали от меня, как тараканы из-под сапог. Только один решился на действия, и выпалил в меня из арбалета. Здоровенного такого арбалета — стрела могла пробить меня насквозь, если бы попала, конечно. Но она не попала. Я ее остановил в воздухе. А стрелок тут же полетел за борт. Моих соратников — Кендала и Максима — я нашел в носовой каюте, служащей на корабле чем-то вроде тюремной камеры. Сюда сажают буйных матросов, прежде чем принять решение по их судьбе. Оба были сильно избиты, Кендал хрипел и плевался кровью. В груди у него булькало и он практически не двигался. Ему досталось больше всего. Максим, несмотря на кровоподтеки, сломанный нос и надорванное ухо был как всегда невозмутим, а на вопрос о самочувствии махнул рукой: — Что мне сделается? Я привычный. А вот ему досталось…вдвоем его топтали, твари. Что будем делать, господин? Какие будут приказания? Приказаний у меня пока не было. Я не сходя с места как мог накачал Кендала здоровьем, запустив регенерацию на разрешенный максимум — больше сделать было нельзя, в противном случае организм съест сам себя. Ему сейчас надо очень много есть и здороветь. Ну а потом мы пошли к капитану. Капитана я нашел на мостике, окруженного охраной из матросов и стражников. Все ощетинены оружием, целятся в меня из арбалетов и луков, так что пришлось быстренько вставить им мозги на место — повыдергивал из рук луки и арбалеты, а кое-кого швырнул на палубу, как кегли. Ну чтобы не загораживали проход и дали доступ к капитанскому телу. Мне не хотелось его унижать перед командой, поднимая в воздух за ногу. — Капитан! Сейчас ты разворачиваешь корабль, и поднимаешься по реке туда, откуда меня забрал. И тогда я тебя не убью. И не убью больше никого из твоей команды. Если отказываешься это сделать… — Нет! Нет, не отказываюсь! — капитан был здоровенным, грубым мужиком лет сорока, явно видавшим виды — совершенно пиратская морда. Но он перепугался так, что едва не наделал в штаны. Особенно тогда, когда Уго подошел, и вдруг встал на задние лапы, заглянув ему прямо в глаза. Да…добрым словом и пистолетом можно сделать гораздо больше, чем просто добрым словом! Еще я потребовал, чтобы нашли и принесли нашу одежду, а также дали мыло и много воды. Мы вымылись, смыв с себя кровь, пот и нечистоты (нас никто не выводил в сортир!), а когда закончили с мытьем и оделись, я взял пачку бумаги, исписанную красивым мелким почерком, и отправился в камбуз, где под испуганным взглядом кока отправил бумагу в огонь очага. А потом перемешал пепел кочергой. Так, на всякий случай. Кендал мылся сам — после моего лечения ему стало гораздо легче, он уже не хрипел и не плевался кровью. Хотя и шатался, как дерево под осенним ветром. Я приказал прибраться в каюте и выбросить трупы инквизиторов за борт, а потом смотрел, как вскипает красная пена там, где мелькают быстрые тела речных гадов. Закономерный конец. Эту организацию вообще нужно уничтожить — всю, полностью! Инквизиция заражена, и давно уже смердит, как гангренозная нога. А такую ногу врачи рекомендуют ампутировать. Иначе смерть всему организму. Нам принесли еду — горячую, вкусную. Вкусную скорее всего потому, что мы не ели с тех пор, как нас захватили в замке. А потом мы улеглись спать в чистой, вымытой каюте, из которой я выдрал остатки цепей, закрепленных на стене. Максим встал на страже с мечом в руках. Оружие я тоже потребовал, и никто не осмелился мне возражать. Мы лежали на тюфяках — я обнял своего котейку, а он так громко мне тарахтел-мурлыкал, что наверное этот звук был слышен по всей галере. Он мне рассказал, как гнался за кораблем, как разыскал меня. А я ему — о том, как глупо меня захватили. И как я был неосторожен, едва не став виновником гибели и его, и моих друзей, и самого Уголька, моего брата, моего самого лучшего друга. И попросил у него прощения. На что Уго рассмеялся и сказал, что он сам был глуп, потому что полез в расставленную ловушку. И оба мы дураки, и нам нужно как можно скорее умнеть. И я его в этом поддержал. Все хорошо, что хорошо кончается? Да не дай бог…вот так. Это просто чудо, что я сумел разорвать, расширить «сосуды» для передачи магической энергии. А если бы нет? Честно сказать — мне даже страшно об этом думать. Просто мороз по коже. Лучше буду думать о хорошем — например — о теплом животике моего котейки. И о его холодном носе, которым он меня просто затыкал. А язык шершавый…ну как наждачкой, ей-богу! Глава 10 Возвратились даже быстрее, чем плыли вниз по течению. Я потребовал от капитана поставить паруса, и…хорошенько разогнал приличный такой ветерок, подгонявший галеру не хуже чем мощный дизель. Только успевай правь! То, что при всем при этом хлестал проливной дождь, секло градом и волны смывали с берега мусор в виде веток и хвои — это так, побочный эффект, не имеющий никакого значения. И кстати сказать, мне не пришлось стоять на палубе и сосредоточенно поддерживать движения воздушных масс. Я лежал на кровати, и мысленно представлял, как это все происходит. И честно скажу — мне ужасно нравилось мое новообретенное умение. Гораздо больше, чем умение кидать огненные шары и сжигать неприятеля плазменной сетью. Все-таки от воздушного колдовства больше прока, чем от огненных игрищ — дождь всегда нужен полям, особенно если они находятся в зоне рискованного земледелия — так, например, в моем мире называли степи Заволжья. Да и все степи, что там имелись. То есть посадишь зерно в землю, и не факт, что оно прорастет, а если и прорастет — не факт, что растение не засохнет чуть позже. И что ты сможешь убрать урожай, а его не унесет налетевшей пылевой бурей. Когда мы покидали корабль, я видел, как капитан галеры сделал знак поклонения Создателю — радуясь освобождению от опасных пассажиров. Вообще-то я не собирался ему ничего делать плохого, знал, что он человек подневольный, не мог отказать инквизиторам, однако он был одним из участников нашего захвата, так что по-хорошему должен был огрести по-полной. Захоти я ему отомстить — что бы он мог сделать? Но я не захотел. Мы забрали имущество инквизиторов — у них с собой оказалась в наличии очень даже кругленькая сумма — и в монетах, и в банковских векселях на предъявителя. В городе имелся имперский банк, так что я мог в любой момент обналичить эти векселя. Их было на пятьдесят тысяч золотых. И это даже не кругленькая, это огромная сумма в этом мире. Зачем, куда вез такие деньги магистр инквизиции — я не знаю. Да и не хочу знать. Может, собирался передать деньги местным инквизиторам, но из-за спешки не смог этого сделать? Очень уж он спешил попасть на корабль вместе со мной — слишком ценная добыча. Могли ведь и не дать увезти! Если бы сообразили стрелять в спину. Никакая магия не спасет от выстрела в спину, и ни один человек не сможет не спать несколько дней кряду. Если бы Максим и Кендал сообразили, как надо действовать — инквизиторы не ушли бы живыми. Наверное. Мне так кажется. В общем — все мы сглупили, но теперь возвращаемся домой с победой — если только так можно все это назвать. Почему это сомнительная победа? Да все очевидно. Во-первых, я засветился, потеряв наведенную магическую маску. А значит, теперь все знают, что я жив и нахожусь у себя в замке. И теперь я просто мед для мух, не более, и не менее. Во-вторых, мы убили инквизиторов. А значит — теперь нашим врагом является самая могущественная организация Империи.