Глава 8 Яну неожиданно попросили выйти на работу – заболела одна из ее коллег, а другой врач так удачно отдохнул в Турции, что сломал руку. Яна восприняла необходимость прервать отпуск скорее как благо, а не как нечто отрицательное. Потому что ей надо было чем-то заняться. Она приняла пятерых пациентов, поболтала с девчонками, выпила кофе и уже была готова уходить, как к ней в кабинет заглянула девушка-администратор Виктория. Выглядела она очень встревоженной и обеспокоенной. – Яна Карловна… – Да, Вика? – Пришел мужчина… – Пациент? Ты вроде говорила, что на сегодня – все. – Нет, он и не был записан… Пришел сейчас и требует вас, – пояснила Виктория. – У него острая боль? – уточнила доктор Цветкова. – Наверное… – Вика, ты что? Соберись! Сам он что сказал? Что у него болит? – уточнила Яна в белом коротком халатике, белых туфлях, лакированных лодочках, и в сетчатых колготках телесного цвета. Ее длинные волосы были собраны в высокую кучку на затылке. – Да ничего он не говорит! Трясется весь… глаза ненормальные… на бомжа похож. Я ему сразу же сообщила наши расценки, а он достал кошелек и показал, что у него много денег. И постоянно повторяет, что ему нужна Яна Карловна Цветкова. – Вику просто трясло. – Ты же только что сказала, что он ничего не говорит. – Не говорит… Произносит имя, отчество, фамилию, и все… Что делать-то? Я боюсь… Может, тревожную кнопку нажать? – Зачем заранее-то? С ума сошла? Зови его! – приказала Яна. – Есть! – послушалась Вика и скрылась за дверью. Через несколько секунд в кабинет ввалилось… нечто. Неудивительно, что Вика говорила о посетителе с таким ужасом. Он выглядел хуже бомжа. Босые, покрытые слоем грязи и дорожной пыли ноги были засунуты в дешевые сланцы, которые непонятно как держались на ступнях, потому что ремешки были наполовину оторваны от подошвы. Дальше шли очень неказистые и очень грязные джинсы, а выше неопределенного цвета и рваная футболка с известной фотографией Эйнштейна – с высунутым языком. Длинные ноги и руки, довольно плотное телосложение и рыжеватые волосы много ниже плеч. Похоже было, что мужчине лет тридцать пять, хотя при таком его виде за точное определение возраста можно и Нобелевскую премию давать. Яна почему-то решила, что ему не больше и не меньше и что она вполне заслужила премию. – Яна Карловна Цветкова? – невнятно спросил странный посетитель. – Это я, – мужественно держалась она. Мужчина, нервно дернув плечом, представился: – Марек Касински. И зачем-то вытер об себя руки. Словно это могло его спасти. Или на него так повлиял белоснежный медицинский халат и безупречная внешность доктора, и мужчине стало стыдно за свой неопрятный вид. Но ларчик просто открывался: он всего лишь дожевывал кусок жирной пиццы и в самом деле элементарно вытирал пальцы. – Марек Касински? – переспросила Яна. – Что-то знакомое… Ой, мне же о вас говорил Леша! Вы какой-то ученый из Норвегии! – Да… если речь идет о Гусеве, – кивнул Марек, и длинная рыжая прядь упала ему на грудь, прямо на язык Эйнштейна. Теперь было ясно, что говорил он несколько невнятно еще и из-за акцента. – Да! Леша Гусев – мой друг! – оживилась Яна. – Друг? – переспросил рыжеволосый детина. – Тогда это все меняет… – Что меняет? – Ну, вроде нехорошо без подготовки… – замялся странный гость. – Говорите яснее. О какой подготовке речь? – поинтересовалась Цветкова. – Вы лучше сядьте. – Мужчина икнул. – Извините. – Да ничего… Госпожа Цветкова почему-то подчинилась и взгромоздилась на кресло для пациентов. Юбка ее, и так небольшой длины, задралась, обнажив длинные ноги. Марек скучающим взглядом скользнул по ним и снова задумался. Неприлично долгая пауза могла бы еще затянуться, если бы Яна не окликнула его. – Эй, Марек! Ау! Так что там с Лешей Гусевым? – Я не знаю, что с ним сейчас, но он умер, – просто ответил странный посетитель. – Как умер? От чего умер? Вы что такое говорите! Может, вы русский плохо знаете?! – По-русски я говорю хорошо и понимаю не хуже. А Леша Гусев умер, совершенно точно. Эй, девушка, вы чего? Куда это вы заваливаетесь? Вот только этого не хватало! Марек вовремя подхватил обмякшее тело доктора Цветковой, и Яна благополучно потеряла сознание, почувствовав, что она в надежных руках. А когда наконец открыла глаза и увидела лицо, обрамленное рыжими волосами, простонала: – О, нет… Значит, мне не приснилось… И услышала ответ: – Если вы насчет меня, то я вполне реален. Яна приподнялась и обнаружила у себя на лбу мокрую тряпку. – А то, что ты сказал? – уточнила она, резко переходя на «ты», потому что Марек Касински вдруг показался чуть ли не давним знакомым. – Тоже правда… увы… – Вот с этого момента можно поподробнее? – попросила Яна, которую трясло мелкой дрожью. – Я за тем и приехал. Но рассказ очень долгий… – Теперь я точно никуда не спешу, – успокоила собеседника мадам Цветкова. Дверь приоткрылась с легким скрипом, и в кабинет заглянула Вика. – У вас тут все нормально, Яна Карловна? – Да. – Вы какая-то растрепанная и бледная… – Со мной все хорошо… Викочка, принеси нам кофе и еще чего-нибудь… – Хорошо, – кивнула администратор. – Я действительно живу в Норвегии, причем давно и глухо, – начал Марек. – Глухо? – переспросила Яна. – Безвылазно. Стараюсь никуда не ездить, ни с кем не встречаться… Нравится мне так! – Марек почесал голову. – Вся моя связь с внешним миром происходит через компьютер. И то редко – когда у меня случается приступ боязни сойти с ума от одиночества. Я это так называю. Свою почту – а мне шлют по сотне писем в день – я сразу отправляю в корзину. И даже не знаю, как, почему я зацепился взглядом за письмо Гусева и прочитал его. Судьба, наверное… Он писал мне через переводчика на всех языках мира и все об одном и том же… – Даже догадываюсь, о чем. Вернее, о ком. Об Анфисе, ее трех умерших мужьях и невозможности обнаружить яд. – Именно так. Алексей так умолял меня помочь ему, что я таки вышел с ним на связь, что уже означало мое согласие. Гусев очень обрадовался… – Еще бы! Для меня это было какое-то… Идея фикс! – кивнула Яна, и вошла Виктория. – Ваш кофе. – Спасибо, Вика. Меня ни для кого больше нет, – сказала ей Цветкова. Администратор поставила на стеклянный медицинский столик поднос, на котором находились две чашки черного кофе, маленькая корзиночка с печеньем и конфетами, сахарница и порционные сливки. Затем еще раз с ужасом и интересом посмотрела на собеседника Яны и удалилась. – Бери себе все сам, у меня руки трясутся, – сказала Яна. – Пьешь, что ли? – подозрительно спросил Марек. – Как бы я тогда стоматологом была? После твоего прихода и твоего известия затряслись, – ответила госпожа Цветкова.