Глава 8 Когда конь и всадник умаялись, что случилось не скоро, оба наконец призадумались, куда это, собственно, их занесло. «Куда теперь?» – подумал Змей, замедляя бег. «Да кто ж его знает?» – подумал Оберон. Где они находятся и что теперь делать, он понятия не имел. Сбегать из замка, где все шло именно так, как ему нужно, он не собирался. А выходило, что сбежал. Да еще и коня украл. Хорошего коня, наверняка дорогого. Обр соскочил на землю, надрал сухой травы, больно резавшей руки, как смог обтер, очистил вспотевшего красавца, поводил немного, потом позволил напиться в ближайшем болотце. Горы скрылись в тумане. Кругом тянулись холмистые поля в серых пятнах гранитных валунов, редкие сосновые рощи, жидкие перелески. В низине вилась какая-то речушка, за ней, на другом берегу, огромное болото с торчащими стволами мертвых берез. Дичь, глушь, осенний холод. И, как назло, опять ни плаща, ни теплой одежды, ни кремня с кресалом. Из имущества только нож да конь, да и тот неоседланный. Поразмыслив, Хорт снова взобрался на широкую потную спину. Надо как-то выбираться. Змей почуял растерянность вожака и принял решение самостоятельно. Носиться по мокрым кустам и корявым кочкам ему уже наскучило. Через полчаса Обр с облегчением увидел широкую дорогу. Змей, решив, что сделал все, что мог, принялся бродить по ней, с удовольствием пощипывая травку, которая на обочине оставалась почему-то еще зеленой. – Ну, ты даешь! – проворчал вожак. – Благородный скакун, а ведешь себя как простая кляча. Но травка была вкусной, а ворчание Змей хладнокровно пропустил мимо ушей. Хорт не стал его понукать, лишь развернул мордой вдоль дороги и намекнул, что можно жевать и идти одновременно. Колея была наезженная и оттого грязная. «Доберусь до первого жилья, а там видно будет», – рассудил Обр. Дорога стекала вниз, медленно извиваясь меж распаханных под озимые полей. Камней-то сколько, прямо как в Усолье. Круглые голыши размером с кулак, а то и с детскую голову «всплывали» на полях после каждой вспашки – хоть выбирай, хоть не выбирай. Жилья дожидаться не пришлось. Навстречу из-за поворота выползла фигура в войлочной шляпе с обвислыми полями и обляпанном грязью дерюжном плаще. За фигурой тянулся кнут, хотя никакой скотины поблизости видно не было. – Эй! – крикнул Хорт, одновременно пресекая попытку Змея толкнуть могучей грудью мирного поселянина. – Это куда дорога? – Смотря в какую сторону, – справедливо заметил унылый, как осенний туман, парень лет семнадцати, с опаской высунув нос из-под полей шляпы. – В ту, – наугад ткнул пальцем Обр. – В ту – господский замок. Гнилой Кут. – Че, прямо так и называется? – поразился Хорт. – Не, это по-нашему, по-деревенски. По-ихнему зовется Твердыня Туманов, во как. – А господина как зовут? – Ну, господин Стрепет. – Добрый господин? – Ничего, не обижает. Только колдун он. – Откуда знаешь? – Все говорят. «Ну да, конечно, – подумал Обр, – книжки читает, ратной потехи не любит, значит, колдун». – А в другую сторону что? – Город, – слегка удивившись, ответил парень. – Повенец, что ли? – Он, – хмыкнул пастух и добавил подозрительно. – А че ты без седла? «Еще немного, и в конокрады запишут», – смекнул Хорт. – Да убег, понимаешь, паршивец этот. Нравный очень. Пока ловил, совсем спутался. Не пойму, где чего. – A-а. Убег, значит. Вот у меня тоже козы ушли. И куда их леший занес. Не видал? Обр покачал головой. Все было ясно. Морда Змея удачно смотрела в сторону замка, а в городе ему делать нечего. Разве что на платочки белые любоваться. Глупая девчонка не пропадет, пристроится как-нибудь. А у него дело, страшное и трудное. На кону честь Хортов и торжество правды. Оберон свистнул, поднял Змея на дыбы. До смерти перепуганный пастух кубарем слетел с дороги, по щиколотки провалившись в раскисшую пашню, а Хорт развернул лошадиную морду в сторону города, хлопнул по гладкой шее, шепнул «давай», и конь вновь сорвался в галоп. Отчего же не побегать, если вожак хочет! Дорога ровная, седок легкий, понимающий. Сидит так, будто и нет его вовсе. По дороге Змей, оказавшийся иноходцем, летел плавно, едва удостаивая грязную землю прикосновения своих царственных копыт. Правда, иногда развлекался тем, что, поднимая тучи грязных брызг, на полном скаку врывался в глубокие дорожные лужи. В придорожном Заболотье так и не поняли, что пронеслось мимо: стремительный всадник, дождевой вихрь, летучие клочья тумана… Обр поздно сообразил, что даже не спросил, сколько осталось до города. Верст шесть одолели единым духом, прежде чем Змей начал сдавать. Дождик перестал, туман стелился понизу, впереди в глухом облачном покрывале замаячили холодные бледно-голубые промоины. Дорога, прямая, как удар палаша, развалила пополам мокрый голый осинник, и перед Обероном во всей своей красе открылось круглое блюдо равнины. А в самой середке раскинулся Повенец, княжеская столица. У города, огибая его с обеих сторон, сходились две реки, несли свои воды в холод и непокой вечно серого Злого моря. Видно было очень хорошо. Туман отнесло морским ветром, с закатной стороны неожиданно вырвался блеклый солнечный луч, скользнул по стенам, густо окруженным посадами и подгородными деревушками, по ярко вспыхнувшей медной крыше высокого терема, по куполам и крестам, которых внизу виднелось великое множество. Кресты послушно загорались бледным золотом. Да, это вам не Малые Соли. Город был велик и, на взгляд Хорта, построен весьма бестолково. – Ну вот, примчались, как дураки, – сказал он своему скакуну. – Где мы тут ее искать будем? «Я даже тот кабак не найду», – запоздало сообразил он. Ни кабак, ни дорогу, по которой его, беспамятного, увозили. С высоты было видно, как дороги расползаются в разные стороны, будто змеи из корзины. Пойди найди среди них нужную. Или отправиться прямо в город и расспрашивать всех подряд, не видали ли девицу в белом платочке? Обр окинул безнадежным взором скопище повенецких крыш и вдруг заметил белый отсвет на дальнем холме. Развернулся так резко, что Змей недовольно всхрапнул. Так и есть. Та самая церковь, как корабль над рекой. Без всякой жалости саданул в конские бока каблуками. Конь устал, но все же рванул вперед, подгоняемый нетерпением склонившегося к холке седока. В церкви звонили. Издали звук колокола казался тонким, жалобным. Приблизившись, Хорт разглядел маленьких человечков, ползущих на звон вверх по дороге. Большинство женщины, добрая половина – в белых платочках. Одна из них, самая маленькая, семенит в сторонке ото всех, завернута в видавший виды длинный плащ. Обр не понимал, что с ним. От волнения даже руки похолодели. Нет, теперь уж наверняка. Теперь никакой ошибки быть не может. Чтобы срезать угол, он пустил коня прямо через поле, подхватил взвизгнувшую девчонку и рванул подальше от чужих глаз, за кусты, за ветлы и ольховины, к болотистому берегу широкой Мологи. Нюська извернулась и попыталась укусить его за руку. – Дура, – нежно сказал Оберон, перехватил поудобней, усаживая перед собой, – не дергайся. Конь у меня нравный. Совсем близко увидел широко распахнутые серые глаза, покрасневший от холода носишко, вечно выбивающуюся из-под платка прядку. – Ты… – задохнулась дурочка, – ты… – Я, – согласился Хорт, – ты ж сама хотела, чтоб тебя на коне воровали. На лодке тебе тогда не понравилось. Он был очень доволен. Вот она, Нюська, живая и здоровая, не сон, не видение. Пахнет морской травой и полынькой, дышит ему в грудную ямку, сердечко под рукой трепыхается. Змей его радости не разделял. Вожак – это одно, а всякие посторонние на спине – это совсем другое. Он прянул в сторону, будто испугавшись куста, и небрежно поддал задом. Седоки слетели как миленькие. Хлопнулись в сухую траву среди торчащего будылья[43] и пышных растрепанных кочек. Видно, здесь, в отличие от подгорных деревенек, настоящего дождя давно не случалось. В воздух облаком взлетели легкие семена чертополоха и прочий сухой сор. Летучие звездочки поплыли, закружились в последних закатных лучах. Конь отбежал, но недалеко. Остановился поглядеть, что будет делать вожак. Обычно сброшенный седок с трудом поднимался, держась за спину или другое больное место, на чем свет стоит костерил проклятую тварь, а потом пытался эту самую тварь поймать. Тут-то и начиналось веселье. Любимым развлечением Змея было подпустить седока поближе, а потом как ни в чем не бывало удалиться легкой рысью на безопасное расстояние. Но вожак ругаться и ловить никого не стал. Валялся на траве, широко раскинув руки, и хохотал как безумный. Рядом, уткнувшись ему в подмышку, смеялась тощая девчонка. Обр и не знал, что может так веселиться. Раньше не приходилось. Да и сейчас вроде не из-за чего. – Вот гад! Ну, гад! Я таких гадских гадов еще не видел. Нюська, ты не ушиблась? – Нет, здесь мягко. Девчонка завозилась в траве у него под боком, пытаясь сесть. Озадаченный, Змей подошел поближе, фыркнул на испуганно пискнувшую Нюську, ткнул мордой валяющегося Обра. Мол, вставай, лови меня. – Да ну тебя! – отмахнулся вожак. – Иди, пожри чего-нибудь. Змей махнул хвостом и, на ходу обнюхивая кочки в поисках свежей травы, гордо удалился к речному берегу, откуда приятно пахло текучей водой. – Он убежит, – встревожилась Нюська.