В кофейне полным ходом шел ремонт. Новенькая витрина уже красовалась в оконном проеме. Паренек, работавший там бариста, проводил инвентаризацию. — Сколько убытков, сколько убытков! И все из-за одного придурка! — причитал кареглазый блондин. Темные джинсы, серая футболка и клетчатая рубашка, как ни странно, хорошо сидели на таком худом человеке. Поглощенный расчетами, он не заметил, как Горин подошел к нему. Через мгновение его припечатали к барной стойке. — Как именно она пострадала?! — проревел актер. — П-подождите! О чем вы??! — юноша даже понять не успел, что произошло. — Это была твоя смена. Я запомнил тебя. В день аварии. Рыжая девушка. Повторяю вопрос. Как она пострадала?! — один только взгляд его внушал такой ужас, что ноги подкашивались сами собой. — Хорошо-хорошо, я понял! Отпустите меня уже наконец! Андрей опомнился, отпустил беднягу и сделал шаг назад. Блондин, откашлявшись, одернул рубашку и вызывающе посмотрел на актера. — Вам стоило бы поучиться манерам. Судя по всему, вы только на камеру такой правильный, — от услышанного Горин непроизвольно сжал кулаки, но удержался, чтобы не съездить этому наглецу по физиономии. — Рассказывай по делу. — Ваша девушка сидела в самом углу, возле витрины. Вон там, — парень указал на пустое место у самой стены. — Она просидела больше часа, постоянно выглядывая в окно. Видимо, ждала кого-то. Машина въехала в центральную часть. Ее не задело, но сильно зажало столиком. Разбитое стекло посыпалось довольно далеко, так что на нее попало совсем немного. Так что девушке очень повезло оказаться именно там. — Это… Это ее любимое место… — рассеянно пробормотал Андрей. — Она ведь жива? Было бы жаль, если бы погибла. Такая молоденькая… А она правда актриса? Я в новостях слышал, как говорили об… Андрей уже не слышал, что говорил ему бариста. Его на тот момент занимала только одна вещь — она ждала его. Все полтора часа ждала его! Если бы только он успел, все обошлось бы. Майя была бы здорова! — Извините! — врезалось в его сознание, — Я говорю, с девушкой все в порядке? — Что? А, да. Да, она… очнулась вчера вечером, — задумавшись, Горин направился к выходу. Сев в машину, брюнет устало потер руками лицо. Тяжело вздохнул. Достал телефон. "Уже час дня… Интересно, они уже закончили?" Именно в этот момент Майя осматривала свою новую палату. Она уже лежала в постели, а с такого ракурса было не очень-то удобно разглядеть все. Сюда ее привезли в кресле-каталке. Заезжая, она успела заметить сразу справа еще одну дверь — видимо, уборная. С другой стороны обеденный стол с мягким угловым диванчиком и маленький холодильник. Широкая для больничной койки и, должно быть, удобная кровать чуть поодаль по правой стороне. А почти напротив, в углу возле окна, к потолку был прикреплен телевизор. Под ним стояла ваза с какими-то цветами. По обеим сторонам кровати тумбы, на одной из них лампа. За дальней тумбой небольшой шкафчик с зеркалом. У противоположной от кровати стены мягкий диван, небрежно накрытый пледом. Сама по себе палата просторна, в мягких синих тонах. Шторы на окне, занавеска у кровати и диван на несколько оттенков темнее стен. Остальная мебель была исполнена в белом цвете. В целом, обстановка отдаленно напоминала домашнюю. Во всяком случае, находясь здесь, можно было на время забыть, что ты в больнице. Майе очень понравилась ее временная обитель. Единственное, чего она не могла понять, так это с чего такие привилегии. Хоть и прошла только первая половина дня, девушка уже утомилась. Разболелась голова. Двигаться было больно из-за сломанных ребер. Актриса закрыла глаза. Сквозь дремоту услышала тихий щелчок дверной ручки. Еле слышно дверь открылась, потом так же закрылась. Поскольку занавеска была задвинута, посетителя разглядеть не представлялось возможным. Зашуршал пакет, на стол что-то поставили. Кажется, кто-то присел на диван. Девушка сделала над собой усилие, открыла глаза и попыталась поднять хотя бы голову. Острая боль заставила бросить все попытки сделать это. — Не нужно, — послышался мужской голос. — Сейчас твоя вежливость ни к чему хорошему не приведет. Просто лежи. — Лев Михайлович? — Здравствуй, красавица! — мужчина улыбнулся. — Ну? Как себя чувствуешь? Хотя, вопрос, наверное, глупый, — президент подошёл и присел на стул возле кровати. Где он его взял? Майя не смогла припомнить, где в палате были стулья. — Ничего, — актриса улыбнулась в ответ. — Сказали, пролежу тут около недели, если не будет осложнений. Внезапно девушка погрустнела. — Лев Михайлович, простите. Я подвела вас. Сорвала съёмки! Мне очень жаль. — Ну что ты, девочка. Главное для тебя сейчас — это твое скорейшее и полное восстановление. Об остальном не думай. Это не имеет значения. Не нужно извиняться. Беда может случиться с каждым. И слава Богу, ты не сильно пострадала. Сейчас будут снимать остальное, а твои эпизоды доснимут когда поправишься. Слова Исаева немного успокоили. Но все же, окончательно избавиться от чувства вины девушке так и не удалось. Они проговорили еще час. О разном. Обо всем. Мужчина рассказывал разные забавные истории из молодости, чтобы отвлечь Майю от тяжелых мыслей и последующего приступа самобичевания. На очередной истории, борясь с собой до последнего, она уснула. Этого и добивался президент. — Ничего, девочка. Все обойдется. Ты сильная. А он тебе поможет. Только и ты уж помоги ему. Держитесь друг друга, — Исаев сказал это уже спящей девушке. Погладив ее руку, мужчина встал и пошел к выходу. Андрей добирался до больницы довольно долго. А по его меркам, можно было за то же время успеть дойти пешком туда и обратно раза два, не меньше. Но такая мысль пришла в голову, когда Горин уже шел по одному из коридоров клиники. Шел, не замечая перед собой абсолютно никого вокруг. Кто-то подхватил его под локоть и резко затормозил. — Ты? — удивился актер. — Здравствуй, мальчик мой. Она только уснула, не тревожь ее. — Ты был у Майи? — Да. Тебя это удивляет? — Признаюсь честно, не ожидал тебя здесь увидеть, — собеседник лишь усмехнулся и отправился дальше. — Лев Михайлович! — окликнул актер. — Мне нужно поговорить с вами. — А я все думал, когда же ты решишься? Давай поговорим. Только сперва выйдем в парк. Не возражаешь? — Нет, место не имеет значения, — ответил юноша и пошел за президентом. Взяв в автомате кофе, они устроились на скамье в небольшом парке на территории клиники. Горин не знал, с чего начать. Немало вещей его заботило. Исаев терпеливо ждал, пока тот собирался с мыслями. — Дядя… — начал Андрей. — Не знаю, поймешь ты меня или нет, но… со мной что-то странное творится. Мне недавно снился Джун. Я… слышу его голос. Он преследует меня, даже когда бодрствую. Во сне он кричал на меня. Он сказал… что это из-за меня… — Погоди, — не понял мужчина, — что из-за тебя? — Майя. Она попала в аварию из-за меня. И Джун тогда погиб из-за меня. Понимаешь? Оба пострадали от машины и оба по моей вине. По моей вине! — голос актера задрожал, а кулаки он сжал так сильно, что побелели костяшки пальцев. — Все повторяется… Ничто не укрылось от проницательного взгляда дядюшки. — Я так и знал. Все эти годы ты продолжаешь корить себя… — Я не могу иначе. Джун мертв, а я живой. Я делаю все то, что он больше не сделает никогда. — Но сейчас ведь речь не об этом? — Теперь ты понимаешь, почему я так поступаю? — О, прекрасно понимаю, мой мальчик. Я же тебя насквозь вижу. И это далеко не чувство вины. — Что, все так плохо, да? — Уж поверь, — усмехнулся президент. — В любом случае, я не смогу. Я должен держать дистанцию. — Послушай-ка меня. Я дал тебе новый образ и новое имя для того, чтобы ты начал новую жизнь, где прошлое не преследовало бы тебя. Но ты упорно продолжаешь тянуть его за собой. Тогда к чему все это? — Как я могу забыть, дядя? Ты не представляешь, с каким кошмаром я живу все это время. А теперь он не дает мне покоя еще больше. Я боюсь. Что, если еще кто-нибудь попадет в беду из-за меня? А самое страшное — снова умрет? До этой аварии я считал, что та маска, которую я ношу, убережет ее от истинного меня. Ведь я стал человеком, абсолютно противоположным себе настоящему. Но нет. Все бесполезно… И теперь он рвется наружу. Тот, кого я хотел запереть как можно глубже. — Поэтому ты и нуждаешься в ней. Только эта девочка способна взбудоражить все твое нутро и освободить тебя без вреда для тебя самого. Отпусти и откройся ей. Без нее ты так и продолжишь истязать себя прошлым. И в итоге закончишь свое жалкое существование в психиатрической клинике, если не покончишь с собой раньше. Ты не справишься в одиночку и сойдешь с ума. А будучи с ней, не позволишь себе причинить вред любимой. Оберегая ее, ты обуздаешь свой нрав и обретешь долгожданный покой. — Я не смогу… — молодой человек обхватил голову руками, а локтями уперся в колени. — Неужели передо мной тот самый Андрей Горин, о котором мне говорила моя самая талантливая и любимая среди дебютантов актриса? Где твоя хваленая выдержка? — спросил мужчина, приподняв бровь. — И чем, интересно, тут можно восхищаться? Не пойму я… — Что? Она говорила обо мне? — Горин поднял голову и удивленно посмотрел на дядюшку. В ответ он лишь пожал плечами и улыбнулся. — Береги ее, — Исаев ободряюще похлопал актера по плечу, поднялся и пошел восвояси. — Увидимся, малыш, — бросил, не оборачиваясь. "Восхищается мной, говорите? Если бы она знала, какой монстр на самом деле находится возле нее…" Посидев в парке еще немного, брюнет размышлял о словах, сказанных президентом. Молодой человек усмехнулся — давно они не разговаривали как дядя с племянником. Вскоре актер вернулся в клинику и нашел Фельдмана. Андрей был хотел знать результаты обследования, какими бы они ни оказались. — Что ж, у пациентки ничего нового мы не нашли. При положительной динамике, думаю, я смогу выписать ее дней через десять. Но! Это все ориентировочно. Мы точно не знаем, как поведет себя ее организм в дальнейшем. Вот пока и все, что я могу вам сказать. — Этого вполне достаточно. Главное, чтобы она шла на поправку. Остальное не так важно. Петр Васильевич, — актер достал что-то из небольшой коробочки, которую принес с собой, — скажите, пожалуйста, как зовут вашу супругу? — А-ээ… — Как-как? — Мария Эдуардовна… — не понимая, в чем дело, выговорил доктор. — Прекрасно, — брюнет развернул сверток и раскрыл книгу. Что-то написал и протянул мужчине. — Ч-что это? — удивленно спросил Фельдман. — Вы же просили автограф?