Видя, что их мир умирает, древние обитатели Новой Пасифики в свои последние дни сосредоточили все силы на том, чтобы оставить после себя памятники – воспоминания о своей цивилизации. Понимая, что не выживут на солнце, которое становилось все жарче и жарче, они воплотили свою шестигранную симметрию во всей окружавшей их живой природе в надежде на то, что какие-нибудь виды выживут и станут живыми отголосками их городов, их цивилизации, их самих. В этих развалинах они спрятали записи, воспроизведение которых начнется при обнаружении чего-то такого, что было изготовлено, состарилось, покрывшись многими слоями более поздних наложений, но тем не менее было сохранено, поскольку к нему относились как к чему-то ценному, и в этом случае будут разумные основания ожидать, что обладатель этого предмета умеет чувствовать историю, уважительно относится к прошлому. Оуна думала о детях, напуганных, не понимающих, почему мир вокруг горит. Думала о застывших влюбленных, с сожалением признающих неумолимую реальность, вторгающуюся в их личный мир. Думала о тех, кто старался изо всех сил сохранить во Вселенной хоть какой-то след своего существования, несколько знаков, напоминающих о том, что они здесь прошли. Прошлое, постоянно возвращающееся назад, превращало будущее в слои патины. Оуна вспомнила обнаженные лица мисс Корон и других Учителей и впервые увидела их выражение в новом свете. Не высокомерие заставляло их так смотреть на своих учеников, а страх. Они оказались выброшены в этот новый мир, где не могли жить, и отчаянно цеплялись за свое прошлое, так как понимали, что на смену им придет новая раса, люди Новой Пасифики, а они останутся жить лишь в воспоминаниях. Родители боятся, что дети забудут их, не будут понимать. Подняв маленькую бронзовую лопатку, Оуна лизнула ее кончиком языка. Поверхность оказалась сладковато-горькой, пахнущей давно умершими благовониями, жертвенными приношениями, следами бесчисленного количества жизней. То место, где пар очистил патину, рядом с высеченными древними символами, имело форму маленького человека, сверкало свежестью и новизной, будущим и в то же время прошлым. Поднявшись с земли, девушка сорвала несколько гибких ветвей с ближайшего белодрева и аккуратно сплела из них венец с двенадцатью торчащими ветками, похожими на щупальца, похожими на волосы, похожими на оливковые ветви. Ее костюм был готов. Это была лишь одна мимолетная сцена, увиденная сквозь туман неведения, несколько образов, которые Оуна с трудом могла понять. Возможно, эти образы были идеализированными, сентиментальными, искусственными – и все же разве не было в них жилки достоверности, неоспоримого семени любви к народу, чье прошлое что-то значило? Девушка намеревалась показать: теперь она понимает, что копание в прошлом – это процесс понимания, процесс поиска смысла во Вселенной. Ее тело представляло собой амальгаму биологического и технологического наследий двух видов, и само ее существование являлось кульминацией устремлений двух народов. В ней соединились «Оуна земная», «Оуна ново-пасификанская», «Оуна-бунтарка» и «Оуна послушная», а также все предыдущие поколения, уходящие в бесконечность. Пропитанная воспоминаниями и начинающая прозревать, дитя двух миров, она шла по поросшим лесом курганам в сторону Купола, держа на ладони поразительно тяжелую лопатку. Демон Максвелла ФЕВРАЛЬ 1943 ГОДА Заявление на получение разрешения уехать, центр перемещенных лиц «Тьюл-Лейк» Имя и фамилия: Такако Ямаширо Вопрос № 27: Готовы ли вы служить в вооруженных силах Соединенных Штатов и участвовать в боевых действиях, если вам прикажут? Я не знаю, как ответить на этот вопрос. Я женщина и не пригодна для войны. Вопрос № 28: Готовы ли вы принести клятву безоговорочной преданности Соединенным Штатам Америки, и верой и правдой защищать Соединенные Штаты от любых нападений со стороны внешних и внутренних сил, и отречься от присяги японскому императору и всем прочим иностранным правительствам и организациям? Я не знаю, как ответить на этот вопрос. Я родилась в Сиэтле, штат Вашингтон. Я никогда не давала никаких клятв японскому императору, так что мне не от чего отрекаться. Я готова принести клятву безоговорочной преданности своей родине, после того как моя родина освободит меня и моих родных. АВГУСТ 1943 ГОДА Такако шла по дороге, прямой как стрела, к скоплению административных зданий. По обеим сторонам тянулись одинаковые приземистые бараки, каждый из которых был разделен на шесть комнат, в каждой комнате – по семье. На востоке вдалеке возвышалась округлая гора Абалон. Такако попыталась представить себе, как с ее вершины выглядит правильная геометрическая сетка лагеря: подобно изображениям «уравновешенного порядка» древнего периода Нара[8], которые в детстве ей показывал в книге отец. Поскольку Такако была в простом белом хлопчатобумажном платье, легкий ветерок спасал ее от августовской жары севера Калифорнии, но она скучала по влажной прохладе Сиэтла, бесконечным дождям в заливе Пьюджет, смеху друзей и горизонту, не ограниченному сторожевыми вышками и оградой из колючей проволоки. Такако подошла к зданию, в котором размещалась администрация лагеря. Она назвала себя охранникам, и ее провели по длинным коридорам, через просторные помещения, заполненные рядами непрерывно стучащих пишущих машинок, с висящим в воздухе затхлым табачным дымом. Наконец девушка оказалась в маленьком кабинете в дальнем конце. Дверь за ней затворилась, приглушая шум разговоров и канцелярской техники. Такако не знала, зачем ее вызвали. Она стояла, глядя на мужчину в военной форме, который развалился за письменным столом, откинувшись назад, и курил сигарету. Электрический вентилятор у него за спиной гнал дым на Такако. * * * Заместитель директора разглядывал стоящую перед ним девушку. «Хорошенькая япошка, – подумал он. – Настолько хорошенькая, что можно было бы даже забыть, кто она такая». Он буквально сожалел о том, что придется ее отпустить. Если бы девчонка осталась здесь, это могло бы стать приятным развлечением. – Вы – Такако Ямаширо, «девушка Нет»? – Нет, – возразила Такако. – Я не отвечала «нет» на вопросы. Я обосновывала свои ответы. – Если бы вы были лояльны, вы бы просто везде написали «да». – Как я уже объяснила в анкете, эти вопросы были бессмысленными. Заместитель директора махнул рукой, приглашая ее садиться. Выпить он ей не предложил. – Вы, японцы, крайне неблагодарные, – сказал заместитель директора. – Мы поместили вас здесь для вашей же безопасности, а вы только и делаете, что жалуетесь, протестуете и ведете себя недоверчиво и враждебно. – Он посмотрел на Такако, приглашая ее возразить. Однако та ничего не сказала, вспоминая страх и ненависть в глазах соседей и однокурсников. Подождав немного, заместитель директора сделал глубокую затяжку и продолжал: – В отличие от вашего народа, мы не дикари. Мы знаем, что бывают хорошие япошки и бывают плохие; но вопрос в том, где кто. Поэтому мы чуть приоткрываем дверь и задаем вопросы. Хорошие япошки проваливаются, а плохие остаются в сетке. Каждый человек ведет себя в соответствии со своей природой, и различить лояльных и нелояльных не составляет труда. Но тут появились вы и все усложнили. Такако открыла было рот, но затем передумала. В мире этого человека она могла быть лишь «хорошей япошкой» или «плохой япошкой». В нем не было места для просто Такако Ямаширо, свободной от ярлыков. – Вы учились в колледже? – переменил тему заместитель директора. – Да, на физическом факультете. Я уже готовилась к защите диплома, когда произошло это… – Никогда не слышал о девчонке-физике, япошке или нет, – присвистнул заместитель директора. – В группе я была единственной женщиной. Он окинул ее оценивающим взглядом, как оценивают обезьяну в цирке. – Вы очень гордитесь своим умом. А тут больше подошла бы скрытность. Это объясняет вашу позицию. Такако промолчала, бесстрастно взирая на него. – Так или иначе, вам предоставляется возможность помочь Америке и доказать свою преданность. Люди из Вашингтона прислали запрос персонально на вас. Если вы согласитесь, подпишите вот эти документы, а завтра, когда вас заберут, вам расскажут больше. Такако не могла поверить своим ушам. – Я смогу покинуть «Тьюл-Лейк»? – Вы не слишком-то радуйтесь: вам предстоят не каникулы. Девушка быстро просмотрела лежащие перед ней бумаги. – Эти документы лишают меня американского гражданства! – ошеломленно произнесла она. – Ну разумеется, – развеселился заместитель директора. – Мы ведь не сможем вернуть вас в Японию как американскую гражданку, правильно? Вернуть? Такако никогда не бывала в Японии. Она родилась и выросла в японском квартале Сиэтла, после чего сразу же поступила в колледж в Калифорнии. Ей были знакомы лишь эти крошечные кусочки Америки, после чего она попала сюда. Ей стало не по себе. – А что, если я откажусь? – В таком случае вы подтвердите, что не желаете помочь Америке вести войну. И тогда мы поступим с вами и вашими близкими соответствующим образом. – Чтобы доказать, что я патриотка, я должна отказаться от Америки. Вы сами не видите, как это глупо? Заместитель директора лишь пожал плечами. – А мои близкие? – Ваши родители и брат останутся здесь, на нашем попечении, – усмехнулся он. – Это обеспечит вашу полную концентрацию на работе.