– Не настолько, чтобы длительное время находиться вне купола, – сказал я, вспоминая свое последнее посещение Уотни-Сити на Acidalia Planetia[77]. – Я бы хотел перебраться туда, когда там все будет готово, – сказал Джимми. – Ты не будешь скучать по родному дому? – спросил я. Джимми пожал плечами. – Дом – там, где есть работа. Всем известно, что благодаря постоянной бомбардировке поверхности Марса кометами, изъятыми из облака Оорта[78], и увеличению мощности солнечного излучения вследствие разворачивания солнечных парусов (оба этих масштабных инженерных проекта начались столетия назад) удалось повысить температуру Марса в достаточной степени, чтобы растопить полярные шапки сухого льда и начать заново кругооборот воды. Разведение растений, осуществляющих фотосинтез, медленно превращает атмосферу планеты в нечто пригодное для дыхания. Пока что это самое начало, но есть все основания предположить, что через два-три поколения сбудется давняя мечта человечества и Марс станет обитаемым. Так что Джимми если и отправится на Марс, то только в качестве туриста, а вот его дети уже смогут туда перебраться. Пока наша лодка приближалась к полусфере, качающейся на волнах вдалеке, я спросил у Джимми, что он думает о самой известной в мире отшельнице, которая недавно вернулась в Массачусетское море, откуда когда-то начала свое кругосветное путешествие. – Она привлекает туристов, – ответил Джимми, стараясь сохранить свой тон нейтральным. Издание сборника записей Асы о ее плавании над развалинами древних городов, ушедших под воду, было сенсацией, не поддающейся объяснению. Она упорно отказывается от использования высокопроизводительной записи и даже от старой доброй видеографии, излагая свои впечатления в субъективных эссе, написанных цветистым языком, который кажется анахроничным и в то же время вечным. Одни назвали ее книгу смелой и оригинальной, другие сочли ее показной и неестественной. Аса даже не пыталась спорить со своими критиками. «Виднейшие представители дзен-буддизма утверждали, что лучшим местом для отшельника, желающего обрести покой, является людская толпа», – написала она. И можно буквально услышать полный отвращения стон, которым встретили ее недоброжелатели этот изысканный, неуловимый мистицизм. Многие обвиняли Асу в том, что она пропагандирует «туризм по местам обитания беженцев», вместо того чтобы искать пути решения проблемы, а кое-кто утверждал, что она просто предается извечному занятию интеллектуалов из привилегированных слоев общества, навещая тех, кому не повезло в жизни, претендуя на то, что говорит от их имени, «открывая» приписываемые им романтизированные псевдомудрости. – Аса Кит просто пытается пригладить невроз Развитых стран миской наивно-оптимистической куриной похлебки для души, – заявила Эмма <КЯК-ЮниХань-иероглиф 432371>, критик, разбиравшая также и мои публикации. – Чего она от нас добивается? Того, чтобы мы прекратили все работы по терраформированию? Оставили превратившуюся в ад Землю в таком виде, в каком она есть? Нашему миру нужно больше инженеров, готовых решать проблемы, и меньше состоятельных философов, ищущих новые способы потратить деньги. Как бы то ни было, туристический царек Федерации Приморских провинций и штатов Джон <пилон> – <туман> – <треска> заявил в начале этого года, что после публикации книги Асы число туристов, посетивших Массачусетское море, возросло в четыре раза (в Сингапуре и Гаване рост еще выше). Несомненно, местные жители приветствуют приток денег от туризма, сколь бы противоречиво ни относились к тому, как их изобразила в своей книге Аса. Прежде чем я смог разобраться в сложных чувствах во взгляде Джимми, он решительно отвернулся к конечной цели нашего пути, которая с каждой минутой увеличивалась в размерах. Сферическое плавучее жилище, имеющее в поперечнике около пятнадцати метров, состояло из тонкой прозрачной наружной оболочки, на которой были закреплены навигационные поверхности, и более прочного внутреннего корпуса из металлического сплава. Бо́льшая часть сферы находилась под водой, отчего прозрачный купол-рубка казался глазом какого-то морского исполина, взирающего на небо. На зрачке этого глаза стояла одинокая фигура, распрямив спину, словно столбик-указатель солнечных часов. Джимми развернул лодку так, чтобы она мягко уткнулась бортом в жилище, и я осторожно перебрался с одного судна на другое. Плавучее жилище просело под моим весом, и Аса помогла мне удержаться на ногах. Рука ее оказалась сухой, холодной и очень сильной. Я довольно глупо заметил, что Аса внешне выглядит в точности так же, как на последней представленной в СМИ сканограмме, когда она с просторной центральной площадки станции «Валентина» объявила о том, что «Объединенные планеты» не только собираются приступить к терраформированию Марса, но также успешно приобрели контрольный пакет акций «Голубой колыбели», частной компании с государственным участием, которая намеревалась вернуть Землю в состояние, пригодное для жизни людей. – Гостей у меня бывает мало, – спокойным тоном ответила она. – Нет никакого смысла каждый день надевать новое лицо. Я очень удивился, когда Аса на мою просьбу разрешить мне погостить у нее несколько дней просто ответила: «Да». С тех пор как она начала жизнь в плавучем доме, она еще никому не давала интервью. – Почему? – спросил я. – Даже отшельнику становится одиноко, – ответила Аса. После чего сразу же добавила: – Иногда. Джимми отчалил и уплыл. Развернувшись, Аса жестом пригласила меня спуститься через прозрачный открытый «зрачок» в жилище самого влиятельного отшельника в Солнечной системе. * * * Звезды не видны из металлических капсул, плавающих в плотной атмосфере Венеры; не обращаем мы на них особого внимания, и находясь в герметических куполах на Марсе. На Земле жители городов с регулируемым климатом, расположенных в пригодных для жизни зонах, поглощены мерцающими экранами и вживленными системами передачи данных, сиянием осциллограмм разговоров, растущими индексами влияния и падающими кредитными рейтингами. Они не поднимают взгляд на небо. Как-то ночью я лежала в своем жилище, плывущем по глади Тихого океана в субтропиках, звезды скользили у меня над головой по своим привычным орбитам – миллион бриллиантовых точек математически четкого света. И я вдруг с отчетливостью, свойственной детству, поняла, что небесный лик – это коллаж. Часть фотонов, попадающих на сетчатку моих глаз, вылетела из расселины в скале, где прикована Андромеда, еще тогда, когда кочевники последнего Ледникового периода переходили из материковой Европы в Британию по Доггер-банке, не успевшей уйти под воду; другие покинули подмигивающую точку на конце крыла Лебедя, когда Цезарь, обливаясь кровью, упал к подножью статуи Помпея; многие выплеснулись из амфоры в руках Водолея, когда в Азии бушевали жестокие войны, длившиеся десятилетиями, а японские и австралийские беспилотники выискивали в море и беспощадно топили плоты с беженцами, покинувшими свою затопленную или превратившуюся в пустыню родину; еще какие-то сорвались с копыта Пегаса, когда растаяли последние ледники Гренландии и Антарктиды и Москва с Оттавой запустили первые ракеты к Венере… Уровень воды в мировом океане поднимается и опускается, и поверхность планеты так же непостоянна, как и наши лица: суша вырывается из воды и возвращается в нее; лобстеры с длинными клешнями копошатся на морском дне, которое, по геологическим меркам, всего одно мгновение назад топтали полчища волосатых мамонтов; вчерашняя Доггер-банка оказывается сегодняшним Массачусетским морем. Единственными свидетелями этих непрестанных перемен являются вечные звезды, каждая из которых – отдельный поток фотонов в океане времени. Картина неба – это альбом времени, сложный и запутанный, как раковина наутилуса или руки Млечного пути. * * * Внутри плавучее жилище было обставлено скудно. Все (прессованные койки, стол из нержавеющей стали, прикрепленный к стене, громоздкая навигационная консоль) было сугубо функциональным, простым, без навороченных «фирменных» украшений, которые в наши дни сплошного господства наноустройств считаются последним писком моды. Хотя для двоих внутри было тесновато, внутреннее пространство казалось более просторным, поскольку Аса не заполняла его разговором. Мы поужинали рыбой, которую Аса выловила сама, зажаренной на открытом огне, для чего пришлось откинуть наружную оболочку плота, и молча легли спать. Я быстро заснул, убаюканный нежным укачиванием волн, под ласковым светом ярких, теплых звезд Новой Англии, которым Аса посвятила столько слов. После того как мы позавтракали галетами и растворимым кофе, Аса спросила, не хочу ли я посмотреть на Бостон. – Естественно, – сказал я. Это была древняя цитадель науки, легендарный мегаполис, где храбрые инженеры на протяжении двух столетий боролись с наступающим морем, пока наконец их могучие защитные дамбы не рухнули. Город затопило в одночасье; эта катастрофа явилась одной из крупнейших в истории Развитого мира. Аса устроилась в задней части жилого плота, управляя им и следя за водометным движителем, работающим на энергии солнечных батарей, а я, стоя на четвереньках на дне сферы, жадно упивался картинами, проплывающими под прозрачным полом. Солнце поднималось в небе, последовательно озаряя своими лучами песчаное дно, утыканное огромными развалинами: обелиски, воздвигнутые в честь давно забытых побед Американской империи, указывали вверх к далекой поверхности моря, подобно старинным ракетам; башни из стекла и бетона, когда-то служившие домом сотням тысяч человек, возвышались словно подводные горы, их бесчисленные окна и двери превратились в безмолвные пустые пещеры, в которые заплывали стайки ярких разноцветных рыб, похожих на тропических птиц; между зданиями плавно покачивались леса гигантских водорослей, разросшиеся в глубоких ущельях, бывших когда-то проспектами и авеню, заполненными потоками машин, этих клеток печени, некогда наполнявших мегаполис жизнью. И самым поразительным были кораллы всех цветов радуги, облепившие все поверхности этого города-рифа: темно-бордовые, светло-оранжевые, жемчужно-белые, яркие кроваво-красные… До начала Второй войны наводнений ученые мужи Европы и Америки считали, что кораллы обречены. Повышающиеся температура и кислотность моря, стремительный рост популяций водорослей, загрязнение воды солями ртути, мышьяка, свинца и других тяжелых металлов, бесконтрольное насыщение береговой линии машинами смерти, с помощью которых развитые страны пытались защититься от волн беженцев из регионов, ставших непригодными для жизни, – казалось, все это предвещало гибель хрупких морских животных и их симбиотов, осуществляющих фотосинтез. Обесцветится ли океан, превратившись в черно-белую фотографию, безмолвное свидетельство нашей глупости? Однако кораллы выжили и адаптировались. Они переместились на север и на юг в более высокие широты, приспособились к неблагоприятным условиям окружающей среды и – совершенно неожиданно – выработали новые симбиотические отношения с искусственными нановодорослями, выведенными человеком для добычи полезных ископаемых с морского дна. Лично я считаю, что Массачусетское море ни на йоту не уступает хваленому Большому барьерному рифу или легендарным давно умершим кораллам Карибского моря. – Такие краски… – пробормотал я. – Самое красивое место – Гарвард, – сказала Аса. Мы приблизились к знаменитому университету в Кембридже с юга, над лесом водорослей, выросшем на том месте, где когда-то протекала река Чарльз. Но там дорогу нам преградила громада круизного лайнера, качающегося на волнах. Аса остановила плот, и я выбрался наверх, чтобы выглянуть из прозрачного купола. Туристы, надев плавники и искусственные жабры, прыгали с борта корабля в воду подобно русалкам, возвращающимся домой. Кожа у них на время стала смуглой, чтобы выдержать палящее ноябрьское солнце. – Библиотека Уайденера[79] – популярная туристическая достопримечательность, – объяснила Аса. Я спустился вниз, и Аса погрузила плот под воду, чтобы поднырнуть под лайнером. Плавучее жилище было специально приспособлено для того, чтобы опускаться на глубину: это помогало беженцам в прибрежных плавающих городах пережидать тайфуны и ураганы, а также спасаться от смертельной тропической жары. Мы медленно спустились к коралловому рифу, выросшему вокруг разрушенного остова того, что когда-то было самой большой университетской библиотекой в мире. Вокруг нас в полосках пробивающегося сквозь толщу воды солнечного света кружили стайки рыбешек яркой раскраски и грациозно плавали туристы, выпуская из искусственных жабр струйки пузырьков воздуха. Аса описала на плавучем жилище плавный круг над калейдоскопическим дном перед подводным зданием, показывая различные достопримечательности. Курган, покрытый затейливыми алыми складками колонии кораллов, колышущимися, подобно пышному платью танцовщицы фламенко, когда-то был лекционным залом, названным в честь Эмерсона[80], наставника Торо; высокая тонкая колонна, поверхность которой покрылась геометрическим узором ярко-красных, лазурных, зеленовато-синих и желто-оранжевых кораллов, когда-то была шпилем мемориальной церкви Гарварда; крошечная выпуклость на другом длинном рифе, массивном коралловом образовании в форме головного мозга, своими извилинами вызывающими в памяти многие поколения ученых мужей в мантиях, когда-то шествовавших по этому святилищу знаний, на самом деле была знаменитым «Монументом трех неправд» – старинным памятником Джону Гарварду, начисто лишенным сходства с выдающимся меценатом. Стоявшая рядом со мной Аса негромко продекламировала: Платок нарядней клен надел, Убор багряный – луг; Чтоб не остаться не у дел, Я брошку приколю. Классические стихи Дикинсон[81], поэтессы Ранней республиканской эпохи, описывающие красоту осени, когда-то (задолго до того, как море поднялось, а зимы отступили прочь) благословлявшей своим приходом эти берега, почему-то показались совершенно не к месту. – Не могу поверить, чтобы листва старой Республиканской эпохи была восхитительнее всего этого, – сказал я. – Никто из нас никогда этого не узнает, – сказала Аса. – Вы знаете, отчего у кораллов такие яркие краски? Я молча покачал головой. О кораллах мне не было известно практически ничего, кроме того, что на Венере они считались популярным украшением. – Своей пигментацией кораллы обязаны тяжелым металлам и другим ядовитым веществам, которые когда-то давно погубили их менее стойких предков, – объяснила Аса. – Здесь они особенно яркие, потому что этот регион дольше всего ощущал на себе воздействие руки человека. Кораллы очень красивые, но в то же время невероятно нежные. Глобальное похолодание всего на один-два градуса приведет к их гибели. Один раз им каким-то чудом удалось пережить изменение климата. Смогут ли они сделать это снова? Я вернулся взглядом к большому рифу, бывшему когда-то библиотекой Уайденера, и увидел, что туристы собрались небольшими группами на широкой платформе перед входом в здание. Молодые экскурсоводы в ярко-красном (цвета Гарварда достигались за счет пигментации кожи или гидрокостюма) повели свои группы на экскурсии. Аса хотела покинуть это место, присутствие туристов выводило ее из себя, но я объяснил, что хочу узнать, чем они интересуются. Поколебавшись, Аса кивнула и направила плот ближе. Одна группа, собравшаяся на ступенях лестницы, которая когда-то вела ко входу в библиотеку, обступила своего экскурсовода, молодую женщину в красном «мокром» гидрокостюме, и выполняла следом за ней танцевальные движения. Туристы двигались медленно, но было неясно, обусловлено ли это требованиями хореографии или в плотной среде у них просто не получалось по-другому. Время от времени туристы поднимали взгляд вверх на ослепительное солнце, смазанное и размытое стофутовой толщей воды. – Они полагают, что исполняют тайцзи[82], – сказала Аса.