– Как вы знаете, Сайго-сан, наше правительство до сих пор не может определиться с кандидатурой посланника к оросам. Япония слишком бедна людьми, знакомыми с нравами и обычаями Европы, имеющими необходимые знания в области международного права. Мы слишком долго находились за бамбуковым занавесом, отделяющим нас от остального мира варваров, Сайго-сан! – И что же в том было плохого, Окуба-сан? – Разумеется, ничего! – поспешно согласился гость. – Самоизоляция нашей страны в прошлом может сыграть нам на руку и нынче, и в будущем! – Выражайтесь яснее, Окуба-сан! – начал терять терпение военный министр. – Слушаюсь, высокородный! – гости, синхронно привстав, глубоко поклонились. – Мы почтительнейше просим вас, Сайго-сан, рекомендовать императору назначить полномочным посланником к оросам хорошо знакомого вам Эномото Такэаки. Если военный министр и удивился, услышав это имя, то виду не подал. Скорее наоборот: он меланхолично и чуть заметно кивнул, словно услышанное совпало с его ожиданиями, и взялся за хаси[7]. Подцепив ими сочный кусок жаренного на вертеле угря, хозяин положил его в рот, пожевал и откинулся на пятки, уперев чуть согнутые руки в бедра. Эномото Такэаки, Эномото… Конечно, ему было знакомо это имя! Второй сын в семье хатамото – самураев, приближённых сёгунами дома Токугавы к себе за доблесть. Наличие в семье первенца, по древним законам, существенно ограничивало второго сына в правах наследования на титул и имущество, ему приходилось рассчитывать только на себя. И 17-летний Такэаки отправился из родного Эдо в Нагасаки, где поступил на учёбу в военно-морскую школу, открытую там голландцами. Едва закончив её, он тут же получил приглашение преподавать там же – уже в качестве сансея, учителя своих вчерашних сверстников. А вскоре Эномото в числе небольшой группы способных молодых мореплавателей был направлен в Голландию, где прежнее правительство Бакуфу заказало военный пароход, первый в Японии. Стажёрам вменялось не только наблюдать за ходом постройки и вникать в секреты голландских корабелов, но и постигать многие незнакомые в Японии европейские науки. Через шесть лет стажёры с триумфом вернулись в Японию на борту военного парохода, названного «Кайё мару», и Эномото тут же получил его под своё начало вместе с чином капитана первого ранга и постом заместителя министра военно-морского флота. Карьера молодого самурая, казалось, стремительно пошла в гору, но вскоре столь же стремительно завершилась. Верный правительству Бакуфу и клану сёгуна Токугавы, Эномото при реставрации власти императора примкнул к его противникам, поднял мятеж и увёл «Кайё мару» и семь вспомогательных кораблей на Эдзо. Туда же начали стекаться сторонники сёгуната. Остров вполне реально мог стать не только мощным форпостом оппозиции императорской власти, но реальной угрозой этой власти… Задумавшийся военный министр отправил в рот второй кусочек угря и, наконец, чуть приподнял тяжёлые веки в сторону гостей: – Этот Эномото, захватив Эдзо, но проиграв битву при Горёкаку, должен был, как истинный самурай, с почётом уйти из жизни. Однако он предпочёл позор суда и тюремного заключения. Это выше моего понимания, Окуба-сан! Вернее, вне моего понятия о долге и чести самурая. Его лишили воинского чина и всех привилегий, полагающихся его сословию. И теперь вы, Окуба-сан, советуете мне рекомендовать императору его кандидатуру для назначения его полномочным послом? Воистину, император может подумать, что его военный министр, предлагая такое, просто сошёл с ума… – Новые времена требуют новых решений, Сайго-сан! этот Эномото, что ни говори, один из самых образованнейших японцев и единственный в нашей стране человек, знакомый с международным правом европейских держав! – Пусть так, Окуба-сан! Хотя, по моему убеждению, никакие знания и заслуги не оправдывают позора самурая, забывшего законы предков. Наверное, всему виной долгое проживание вне Японии, среди варваров. Пусть так – но ведь в глазах императора Эномото всё равно продолжает оставаться вчерашним мятежником, государственным преступником. Если бы не заступничество генерала Курода Киётака, он был бы давно казнён! Эномото, как мне помнится, отбыл в тюрьме три года, и вышел оттуда опять-таки благодаря заступничеству генерала! Тэнно, разумеется, молод и неопытен. И к тому же пьёт слишком много франкского вина, а напившись, только и делает, что гоняется с расстёгнутыми штанами за фрейлинами. Однако даже такой легкомысленный мальчишка вполне способен сообразить, что вчерашнего мятежника и государственного преступника лучше держать подальше от столицы – вот его и отправили на Эдзо, управляющим этой далёкой провинции. Нет, вряд ли у нашего императора достанет ума послать Эномото представлять интересы Японии у варваров! Помолчав, Сайго бросил на гостей испытующий взгляд: – Разумеется, я помню, Окуба-сан, что, уведя практически всю эскадру на Эдзо и захватив остров, Эномото, как и подобает преданному вассалу клана Токугавы, почтительно предложил ему и этот остров, и его семитысячный гарнизон. А Токугава, разумеется, отказался – но не из великого почтения к мальчишке-полукровке, как вы понимаете! Затея Эномото была изначально безнадёжной. У Эдзо, как независимой территории, просто не было будущего. Да, мне по душе такие люди, как Эномото – за его верность. Но как моя рекомендация будет расценена в Токио? Во дворце сразу начнут шушукаться о том, что Сайго сошёл с ума, раз просит за человека из враждебного клана! Или, наоборот: станут гадать – какие тайные замыслы у меня в голове? И откажут мне только потому, что почуют подвох! насколько мне известно, на должность посла в Россию намечено назначить советника Саву Набуеси… Сасаки Такаюки бросил на министра финансов быстрый взгляд и подался вперёд, выражая готовность внести в трудный разговор и свою лепту. Окуба еле заметно кивнул, и Сасаки быстро и убеждённо заговорил: – Инициатива назначить послом Эномото будет исходить от генерала Курода, и этому никто не удивится. Все знают, что именно Курода, разгромив гарнизон под предводительством Эномото, попросил императора помиловать бунтовщика. А позже, по ходатайству Курода, тот вышел из тюрьмы и получил пост управляющего на Эдзо. Никто не увидит ничего странного и в том, что старик, питающий к Эномото поистине отеческие чувства, попросит за него в третий раз. А вы, высокородный Сайго-сан, проявите государственную мудрость, поддержав своего старого друга генерала Курода: ведь этот Эномото, как уже было сказано, нынче один из самых образованных японцев! Что же касается Савы Набуеси, то он очень болен. И не сможет поехать в Россию. Военный министр задумчиво кивнул, но вертикальная морщинка между его бровей пока не разгладилась. Едва удостоив Сасаки мимолётного взгляда, он обратился подчёркнуто к финансисту: – А мы не забываем о самих оросах, Окуба-сан? Допустим, меня и генерала Курода услышат во дворце. Но ведь правительство оросов никогда не согласится вести переговоры государственного значения через посредство мятежника и государственного преступника, чудом сохранившего голову на плечах! – Что касается оросов, то они, как и прочие иностранные варвары в нашей стране, ничего не знают о прошлом Эномото! Я специально наводил справки, Сайго-сан: нынче в Японии нет ни одного иностранного дипломата, который был бы свидетелем мятежа Эномото! А также последующих событий разгрома мятежников, императорского суда и заточения Эномото в тюрьму. И выпущен он был оттуда без всякого шума: в огласке помилования бунтовщика не был заинтересован ни император, ни генерал Курода, ни сам Эномото. Он тут же уехал на Эдзо, и в столице с тех пор не появлялся. Дипломатический представитель России Бюцов-сан прибыл в Японию через два года после событий, о которых вы упоминаете. В это время Эномото сидел в Токийской тюрьме. – У нас в стране очень мало оросов! – задумчиво кивнул Сайго Такамори. – Во всяком случае, по сравнению с другими варварами – франками, англичанами и немцами. Насколько мне известно, почти никто из них не знает японского языка, наших обычаев и нравов. К тому же оросам запрещено посещать частные японские дома и водить знакомство с местным населением. – Желание оросов как можно скорее решить пограничный вопрос с Японией столь велико, что вряд ли они будут копаться в прошлом назначенного императором посланника, Сайго-сан! Их царь и правительство будут готовы принять посланника Страны восходящего солнца с верительными грамотами и печатями нашего императора, кого бы наш император ни назвал! – Но если прошлое Эномото всё-таки всплывёт, это будет позор для Японии! – Не для Японии, Сайго-сан! – Окуба Тосимити наклонился вперёд и впился глазами в лицо военного министра. – Не для Японии! Это станет позором для императора Мэйдзи и страшным оскорблением для царя оросов! В этом и состоит наш план, Сайго-сан! Щёточка густых усов военного министра дрогнула: он позволил себе чуть заметно усмехнуться: – Ах вот как… Мы посылаем с важной миссией в Россию помилованного мятежника, а в разгар переговоров русский император узнаёт, что принял верительные грамоты с подписью Мацухито из рук государственного преступника. Забавно. И как же, по вашему, поступит в таком случае русский император? – Он неминуемо сочтёт себя и весь царствующий дом оскорблённым, Сайго-сан. Посланник, скорее всего, попадёт в русскую тюрьму и, может быть, его даже казнят за оскорбление царствующего дома. Ну а сами переговоры по Северному Эдзо неминуемо будут сорваны, вопрос будет снят на много лет, а Япония тем временем продолжит колонизацию острова. Возможно, даже с помощью заклятых врагов оросов, англичан. Что же касается Мацухито, то… – Понимаю. Наш глупый мальчишка-император в результате разразившегося международного скандала потеряет лицо и будет дискредитирован перед всеми европейскими правительствами. И мы можем воспользоваться этими событиями. – Вы схватываете всё на лету, высокородный! – Окуба Тосимити снова привстал и поклонился. – Что ж, замысел действительно неплох, – кивнул военный министр, глядя поверх голов своих гостей. – Остаётся убедить в необходимости такого назначения нашего императора. Он знает о тяжкой болезни советника Савы? – Разумеется. Он очень скоро умрёт, если уже не умер. Мы не сомневаемся Сайго-сан, что император прислушается к вашему мнению. Эномото, повторю, действительно один из самых образованных японцев. И ваш голос в поддержку идеи генерала Курода Киётака непременно сыграет свою роль. Во всяком случае, всё будет выглядеть именно так! – Курода посвящён в ваши планы? – Разумеется, нет, высокородный! Ему осторожно подскажут эту идею. Он сочтёт, что новое высокое назначение вернёт Эномото окончательное доверие и благорасположение нашего императора. – Что ж… Давайте завершим нашу трапезу, не отвлекаясь более ни на что. Потом вы отдохнёте, а вечером я вам дам свой окончательный ответ… * * * Русский консул и поверенный в делах Кирилл Васильевич Струве, сменивший в Японии в январе 1874 года прежнего посланника Бюцова, получил от министра иностранных дел Российской империи Горчакова самые недвусмысленные указания: ни в коем случае не вмешиваться во внутренние дела Японии и постараться как можно скорее добиться полного доверия японского правительства. В Токио действительный статский советник и гофмейстер прибыл с полномочиями возобновить переговоры по Сахалину и сразу же озвучил русскую позицию по этому вопросу. Разграничение острова и сухопутная граница «поперёк» Сахалина не сможет предотвратить участившиеся конфликты между японскими и русскими колонистами. Сразу отверг Струве и японскую идею морской границы по Татарскому проливу – как ущемляющую интересы России в плане выхода русского флота в Тихий океан и защиты русских дальневосточных окраин. Консул был готов к новому витку затягивания, однако буквально на второй встрече с японским министром внешних связей был весьма ошарашен неожиданным заявлением о намерении Японии продолжить переговоры. Но не здесь, а в… Санкт-Петербурге. – Соседство наших держав диктует необходимость установления дипломатических отношений на постоянной основе. Мы намерены предложить вашему правительству обменяться посольствами в самое ближайшее время. А вопрос по Северному Эдзо, или, по-вашему, Сахалину, пусть будет первым в дипломатическом диалоге наших стран. Об этой японской инициативе был немедленно извещён Горчаков. Возразить против такого предложения было нечего, хотя многомудрый канцлер немедленно просчитал «подстрочный» текст этой новой инициативы. – Желание направить в Россию Чрезвычайного и Полномочного Посла Японии можно только приветствовать, ваше величество! – докладывал министр иностранных дел Александру Второму. – Однако, перенося переговоры по Сахалину в столь далёкий от них Петербург, японцы, без сомнения, рассчитывают на дальнейшее затягивание этого вопроса. Судите сами, ваше величество: вряд ли японские дипломаты согласятся обмениваться секретными телеграфными депешами со своим правительством по проводу, проложенному по российской территории. А письма с нарочными – два-три месяца в один конец… – Твою озабоченность я понимаю, светлейший, – Александр поощрительно улыбнулся стареющему любимцу. – Да что тут ещё поделать? Не отказываться же от установления полноценных дипломатических отношений. – Оно так, ваше величество… – Не переживай, Александр Михайлович! Я не сомневаюсь: здесь, в Петербурге, ты сумеешь взять японского посла в такой оборот, что все пограничные вопросы на наших восточных рубежах будут решены к полному нашему удовлетворению. Вспомни русскую поговорку, светлейший: в своём доме и стены помогают! Кстати: Струве не сообщает о кандидатуре японского посланника? – На сей счёт ничего не известно, ваше величество. Кирилл Васильевич Струве предполагает, что имя Чрезвычайного и Полномочного Посла Японии в России ему назовёт микадо. Высочайшая аудиенция уже назначена. – Ну а как ты сам полагаешь, князь? – Не знаю, что и сказать, ваше величество! Из прежних докладов и донесений наших агентов и посланников в Японии можно сделать вывод о том, что с дипломатическими кадрами у них скверно. Страна долго жила в условиях самоизоляции: сами никуда не ездили и чужестранцев не жаловали. Японцев с европейским образованием вообще по пальцам пересчитать можно – причём, ваше величество, на сие достаточно будет, полагаю, и одной руки. Да и тех, кто вообще бывал в Европе, немногим больше. Преимущественно моряки – этим, скрепя сердце, разрешали покидать страну. – Значит, могут назначить к нам кого-то из европейских посольств, – задумчиво кивнул Александр. – Перевести, скажем, со вторых ролей на первую! – У них и в европейских державах с посольствами и консульскими учреждениями негусто, ваше величество. Англия, Франция, Голландия, Пруссия, Португалия – вот, пожалуй, и всё! – Не приведи господи, из лондонского посольства кого перебросят, – император тяжко вздохнул. – Уж там-то перед назначением англичане проинструктируют и обработают его так, что волками взвоем тут… – Поживём – увидим, ваше величество! – Горчаков, по-старчески хрустнув коленными суставами, тяжело поднялся с кресла и поклонился. – А засим, государь, прошу отпустить душу на покаяние. И так вне вашего расписания к вам напросился. – Не кокетничай, светлейший! – засмеялся Александр. – Ты же знаешь, что я всегда рад тебя видеть! * * * Струве, как и предписывал этикет поведения перед лицом божественного императора Мэйдзи, не поднимал глаз на застывшую в неподвижности в кресле фигуру. Что не помешало ему, получив из рук государственного министра Главной палаты правительства Японии свиток с тяжёлыми печатями на витых шнурах, отрицательно покачать головой: – Ваше императорское величество! От имени моего императора выражаю вам глубокую признательность за быстрое решение вопроса о кандидатуре Чрезвычайного и Полномочного Посла Японии в России. Однако, ни в коей мере не сомневаясь в выборе его императорского величества, всё же позволю себе заметить, что его императорское величество Александр Второй вряд ли сочтёт возможным для себя принять верительные грамоты посла из рук простого капитана первого ранга военно-морских сил Японии. Этикет царствующего дома Романовых требует более высокого чина для посланника. Мацухито по-прежнему молчал, и вместо него вновь заговорил государственный министр: – Господин посланник, я уже сообщил вам о том, что в Табеле о рангах военно-морских сил Японии чин капитана первого ранга является наивысшим! – Весьма сожалею, господин государственный министр Главной палаты. Позволю себе высказать убеждение, что нынешняя очевидная недостаточность Табеля о рангах, упомянутого вами, наверняка продиктована молодым возрастом военно-морских сил Японии. До сей поры у вашей страны не было нужды в адмиралах и генералах. Однако поверьте, господин государственный министр, что Японии, уверенно входящей в новую эру своей истории, не сегодня-завтра потребуется пересмотр этого Табеля. Что же касается моего монарха, то я вынужден настаивать на соблюдении его чести, а также на требованиях этикета, принятого при дворе его императорского величества. – Похоже, мы упёрлись в неразрешимую проблему, господин посланник! – государственный министр заметно побагровел от наглости этого северного варвара и, казалось, лишь усилием воли сдерживал гнев. – Ваша аудиенция закончена, господин посланник! Отвесив поклон, посланник, не поворачиваясь к императору спиной, сделал несколько шагов назад, чтобы на краю невысокого помоста, ещё раз поклонившись, развернуться и уйти прочь. В этот момент, пребывавшая в неподвижности фигура императора Мэйдзи шевельнулась, и государственный министр, уловив это движение, поспешно повернулся к микадо всем телом. – Ну почему же неразрешимую, господин государственный министр? – голос императора, которому нынче исполнилось всего 22 года, был до сих пор по-юношески ломок, а тон несколько смущён. – Посланник великой России, мне кажется, прав. Рано или поздно нам придётся подумать о том, что Японии нужны и адмиралы, и генералы. Почему бы нам не решить эту проблему сейчас, в преддверии решения более важных и насущных проблем, стоящих перед страной? – Но, Сумера Микото[8]… Император встал, сделал несколько шагов вперёд, и, взявшись обеими руками за рукоять меча у пояса, слегка наклонил голову в сторону посланника. – Сейчас вы можете идти, господин посланник! Однако заверяю вас, что мы подумаем над вашими словами. Вы получите исчерпывающий ответ не позднее завтрашнего дня! В полдень следующего дня русский консул и поверенный в делах был вновь вызван во дворец, где ему, уже в отсутствии императора, было вручено именное повеление микадо о присвоении Чрезвычайному и Полномочному Послу Японии Эномото Такэаки чина вице-адмирала военно-морских сил Японии.