Первоначально здесь, должно быть, была маленькая прихожая; приставная лестница вела, видимо, на чердак. Кто-то, скорее всего Эрни, снес стену между прихожей и гостиной, и глазам гостей открылась, если можно так выразиться, жилая зона свободной планировки. Напротив, в дальнем углу, лестница вела на второй этаж. В гостиной разместился широкий камин со старомодной металлической плитой. Плита топилась; от конфорки вверх поднималась струйка едкого дыма, который расползался по комнате и смешивался с другими неприятными запахами: пота, пыли, прогорклого жира, пивного перегара. Мередит снова замутило. На плите стояли почерневшие кастрюли. На кронштейне над плитой сушились какие-то грязные тряпки и носки. Мебели было много, гораздо больше, чем необходимо. Некоторая, хотя и покрытая слоем пыли и в жирных пятнах, была хорошего качества и довольно старая. Мередит решила, что Эрни, наверное, был постоянным покупателем на местных торгах. Самое почетное место в комнате, как во многих домах, занимал телевизор. Экран тускло мерцал, но звук был выключен. Кевин стоял рядом, по-прежнему заложив руки за спину и слегка расставив ноги, словно пародируя военную стойку «вольно». Несмотря на позу, видно было, что ему очень не по себе. Он не сводил взгляда с Уинн, и в его глазах по-прежнему сквозил страх. — Кевин, прими наши соболезнования по поводу смерти Эрни, — сказала Уинн. — Как ты тут управляешься? Он пробежал языком по верхней губе; Мередит заметила на ней кровоподтек. Ранка едва затянулась. Когда он открыл рот, она обратила внимание на сломанные передние зубы. — Ко мне тетка-полицейская приходила, выспрашивала обо всем, — ответил он. — Инспектор Крейн. Да, Кевин, такая уж у нее работа. — Я ей говорил: Эрни домой не заявлялся. Две ночи не приходил. Мистер Кромби-то как сердился! К нему я тоже заходил. Не знаю я, куда пошел Эрни. Он передо мной не отчитывался. — Где Эрни проводил время раньше, когда… не ночевал дома? — спросила Мередит. Кевин с трудом оторвался от лица Уинн и перевел взгляд на нее: — Он не говорил, а я не спрашивал. И наверняка велел тебе держать язык за зубами, подумала Мередит. Уинн подошла к плите и рассматривала разномастные сковородки и кастрюли. — Кевин, ты завтракал? — Съел бобы из банки, — промямлил Кевин. — Вчера вечером съел банку бобов. — Ну да, а сегодня? О господи! — Уинн в отчаянии оглядывала жалкую кухонную утварь. — У тебя есть… кладовка или холодильник? Кевин подошел к двери в углу и открыл ее, а сам молча встал рядом, явно надеясь, что гостьи никуда не сунут нос и уйдут. К сожалению, гостьи пошли посмотреть. Они увидели большую кладовую с каменным полом. В кладовой, где хранилось также и мясо, было очень влажно. На полу стояло несколько ящиков с бутылками. На полках лежали разные миски и кастрюли. В одной лежал растаявший жир, хлеб в целлофановом пакете и стояла миска с немытыми яйцами. В кладовке пахло чем-то едким, плесенью — Мередит догадывалась, что мыши здесь чувствуют себя вольготно. Она взяла маленькую жестяную тарелку и накрыла миску с растаявшим жиром, как крышкой. Лучше поздно, чем никогда. Уинн взяла миску с яйцами: — Кевин, я сделаю тебе омлет. Ты не против? Она подошла к плите, держа в руках яйца и хлеб, и принялась подыскивать среди сковородок наименее грязную. Мередит негромко спросила: — Кевин, у тебя есть деньги на продукты? Взгляд Кевина переместился на коричневый керамический горшок, стоящий на замызганном шифоньере Эдвардианской эпохи. — Деньги на хозяйство Эрни держал здесь. Мередит обследовала содержимое горшочка. В нем оказалось три монеты по фунту и одна в двадцать пенсов. Мередит достала из сумки банкноту в десять фунтов: — Вот, Кевин, купи себе какой-нибудь еды. А может, лучше я сама куплю и привезу тебе? Кевин быстро вынул руку из-за спины и ловко выхватил у Мередит банкноту. — В магазин я и сам могу сходить! Он запихнул деньги в карман грязных джинсов. — А что дальше? Тебе нужно где-то работать, чтобы получать деньги. — Мистер Кромби обещался взять меня на работу. Оглянувшись через плечо, стоящая у плиты Уинн заметила: — Да уж, Максу стоит обо всем позаботиться. Но я с ним еще поговорю. — Может, все-таки позвонить в социальную службу? — прошептала Мередит. — Не надо, все и так наладится! — решительно возразила Уинн. — Местные сами как-нибудь все устроят. — Она сняла сковороду с конфорки и приказала: — Кевин, неси тарелку! — Мы с Эрни обычно ели прямо из сковородки, — сказал Кевин. — Пора начинать есть из тарелки! — отрезала Уинн. Кевин подошел к стоящему рядом буфету и вернулся с довольно красивой и сравнительно старой тарелкой с традиционным ивовым узором — синим на белом фоне. Гости дождались, пока парень умнет омлет с тремя кусками хлеба. — Кевин, завтра я еще приду, — обещала Уинн. Кевин оторвал голову от тарелки: — Не нужно! — А я все равно приду. — Кевин, — ласково сказала Мередит, — ты что, пальцы обжег? Кевин снял руки со столешницы и положил на колени. — Ага, позавчера — о плиту. Отчистить хотел. — Во всем доме не мешает прибрать, — заявила Уинн. — Попозже что-нибудь придумаю. Может, заплачу Джанин побольше, и тогда она согласится навести здесь хоть какой-то порядок. — Никто нам здесь не нужен, — сказал Кевин. — Нам с Эрни здесь никто не нужен! — Но, Кевин, Эрни ведь умер, — ласково напомнила Уинн. Кевин ссутулил узкие плечи: — Он домой не приходил, целых две ночи не являлся. Не знаю, куда он пошел. Он не говорил, а я не спрашивал! — Он украдкой покосился на Уинн. — Я этого не делал! — повторил он. — Не могу сказать, что ушла оттуда с сожалением. Ну и свинарник! Такие слова сорвались с губ Уинн, как будто сами по себе. Она, правда, тут же тряхнула головой и зашагала прочь, решительно глядя перед собой. Они возвращались пешком, по той же узкой тропинке. Мередит заметила: — По-моему, парень в шоке, что вполне понятно. Но он не показался мне совсем уж отсталым. Уинн обернулась к ней: — В общем смысле он как-то ориентируется. Если в его жизни ничего не менять, он худо-бедно справится. Говоря «ничего не менять», я имею в виду, что он останется дома и будет работать на Макса или выполнять разовые поручения других местных жителей. То есть займется тем же, чем занимался раньше, с Эрни. Согласна с вами, он не умственно отсталый. Его можно назвать простачком в старом смысле слова. Практически не получил образования, не может жить во внешнем мире, но в собственном ограниченном мирке он отлично устроился. Успокоительная уверенность не вязалась с тем, что Уинн выкрикнула, как только они вышли за порог. Последние слова, подумала Мередит, шли из головы; первые же — из сердца. Еще дома у Берри ей стало не по себе; теперь неприятное чувство усилилось. Не впервые с тех пор, как они приехали в Парслоу-Сент-Джон, она почувствовала, что от нее что-то скрывают. Даже Уинн, такая надежная, добрая и опытная. Она боится или не хочет в чем-то признаваться и нарочно выдумывает всякие отговорки. Зачем? Чтобы она, Мередит, не волновалась? Почему Уинн так упрямо настаивает на том, что Кевин отлично справится сам, не причинит себе вреда и никакого внешнего вмешательства в его дела не требуется? — Наверное, вы правы, — сказала Мередит, не потому, что на самом деле так считала, а потому, что ей показалось: именно это хочет от нее услышать Уинн. Алан Маркби подошел к «Грачам», показал удостоверение констеблю, караулившему ворота, миновал парк и очутился у калитки, ведущей в загон. Загон до сих пор прочесывали — искали орудие преступления. Маркби смотрел на цепочку полицейских, которые медленно двигались вперед, раздвигая высокую траву. Они почти добрались до дальнего конца загона. Когда закончат здесь, будут искать вокруг дома и за стеной, в бывшем огороде. Если же ничего не найдется, перейдут в парк. Работа долгая и нудная; он невольно посочувствовал своим коллегам. Инспектор Крейн стояла чуть поодаль, рядом с каштаном, и разговаривала с кем-то — Маркби решил, что с сержантом, который возглавлял поисковый отряд. Обернувшись, она увидела стоящего у калитки Маркби и зашагала ему навстречу. Он открыл калитку: — Доброе утро! — Доброе утро, сэр! — настороженно ответила инспектор. Сегодня она переобулась в туфли на низком каблуке, более подходящие для ходьбы по пересеченной местности, шотландскую юбку и клетчатую телогрейку в крошечный цветочек поверх темно-зеленого свитера. Рыжие волосы были зачесаны назад и забраны лентой, плотно охватывающей голову. — Ну, как идут дела? — бодро спросил Алан.