Глава 43 Доминик уставился на грустного мальчика. Губы ребенка пересохли и шелушились от слез и текущих из носа соплей, которые он утирал рукавом пижамной курточки. Мальчик сидел в углу гостиной, прямо на полу, подтянув колени к груди и плотно обхватив их руками. С тех пор, как они вернулись из супермаркета, он твердил одно и то же слово — «мама», снова и снова. Доминик пытался заставить Этьена понять, что теперь они только вдвоем. Но ребенок упорно отказывался принять это. Терпение Доминика было на исходе. — Я не сделаю тебе ничего плохого, честное слово, — умолял он. — Обещаю, папа никогда не сделает тебе ничего плохого. Он повторял эти слова раз за разом, но до ребенка они не доходили. Доминик мог лишь надеяться, что со временем тот поймет. Он помолчал и почувствовал смрад, в котором узнал запах мочи. Мальчик снова обмочил штанишки. Доминик покачал головой и принял тот факт, что переход будет нелегким. То, что отец и сын воссоединились, не означало, что все части головоломки сразу же встанут на места. Это воссоединение казалось ему чудом; Этьен был даром от бога, в которого Доминик давным-давно перестал верить. Это был знак свыше — нужно придерживаться плана и выполнить его до последней точки. Только так можно было объяснить то, что их пути пересеклись. Этьен каким-то образом узнал своего отца и искал его. Но потом господь начал снова испытывать Доминика: оказавшись в квартире, в незнакомой обстановке, Этьен быстро начал нервничать. Он уже дважды за несколько часов обмочился, и Доминик был вынужден снять с дрожащего ребенка пижаму и прополоскать ее в ванне. Потом он искупал мальчика, извинившись за холодную воду и за то, что забыл включить погружной нагреватель, из-за чего мальчик снова начал дрожать, уже от холода. Он завернул Этьена в полотенце и крепко обнял его, боясь, что, если разожмет руки, сын исчезнет из его жизни так же неожиданно, как появился. Доминик не мог понять, почему мальчик не отвечает ему взаимным выражением привязанности. Только под самое утро Этьен наконец уснул. Его голова начала клониться вперед, затем запрокинулась назад, руки дернулись. В конце концов, глаза его закрылись, и он всхлипнул в последний раз за ночь. Доминик уложил спящего ребенка на пол и укрыл своей курткой. Потом погладил мягкие, словно бархат, светлые волосы Этьена и проследил очертания его губ кончиком большого пальца. Он не мог сказать точно, от кого мальчик унаследовал эти ямочки на щеках. — Ты знаешь, я не мог поверить, когда узнал, что у меня есть сын, — прошептал Доминик, вспоминая самый торжественный момент своей жизни. — Твоя мама не думала, что мы готовы стать семьей, но иногда случаются сюрпризы, и они оказываются лучшим, что могло случиться. Когда она забеременела, я чувствовал себя так, будто вынашиваю его вместе с ней. Надеюсь, ты никогда не испытаешь на себе, каково это — когда непонимание встает на пути добрых намерений… — Голос его прервался. — Как бы то ни было, мы теперь вместе, и у нас есть второй шанс. Он смахнул слезы, потом свернулся, прижавшись к Этьену. Их вдохи и выдохи звучали в унисон, и Доминик заснул крепче, чем когда-либо за последние несколько месяцев. Когда он проснулся на второе утро после того, как нашел Этьена, рядом никого не было. Доминик запаниковал и резко сел, боясь, что все это было сном. Он обвел взглядом комнату и с облегчением обнаружил Этьена в углу — похоже, мальчику полюбилось это место. Его колени снова были плотно прижаты к груди, и он тихонько хныкал про отсутствующую маму. Доминик подумал, что, возможно, пикник в Майл-Энд-парке развеселит его и поможет установить связь между ними. В квартире почти не было еды, поэтому он запер мальчика одного внутри и пошел в магазин на углу купить хлеба, злаковых шариков, шоколада и несколько банок газировки без сахара. Но, когда он направлялся к кассе, заголовки газет, расставленных на полке, заставили его свернуть с пути. На всех передних полосах была напечатана фотография его самого, с лицом, затененным бейсболкой, и Этьена. «Серийный убийца похищает малыша», — гласил заголовок «Сан». «Пропавший ребенок — полиция опасается худшего», — сообщала «Дейли экпресс». «Убийца крадет двухлетнего ребенка», — вторила «Дейли стар». Доминику эти заголовки показались бессмыслицей — почему они обвиняют его в похищении собственного сына? Почему они путают Этьена с мальчиком по имени Эван Уильямс? Для желтой прессы типично делать ошибочные выводы или попросту лгать, но для солидных изданий?.. Доминик прочитал в «Гардиан» слова какой-то суперинтендантши по имени Кэролайн Уэбстер и сразу понял, что это она в ответе за распространение лжи о нем. Он рискнул предположить, зачем она это делает — ей не удалось приблизиться к разгадке личности Доминика и того, почему он убил пятерых человек. Поэтому она отвлекает внимание от своих неудач, пытаясь обвинить его в том, чего он не делал. Слово «похищение» разозлило его. Для Доминика оно означало, что кто-то увел кого-то силой. На фотографиях, предоставленных полицией, не было ничего подобного, они отображали истинное воссоединение отца и сына. Мальчик сам протянул ему руку и охотно пошел со своим родителем. Какой человек в здравом уме мог спутать это с насильственным уводом? Он поспешил расплатиться за еду, бегом бросился обратно в квартиру, включил свой ноутбук и просмотрел видеоролик по круглосуточному каналу Би-би-си. По мере того как Доминик смотрел новости, гнев его разгорался все жарче. — Да что с ними не так? — вскричал он, адресуя вопрос единственному человеку, находящемуся в комнате вместе с ним. Этьен сильнее вжался спиной в стену. — Ты — мой сын, а не чужой ребенок! Они выставляют все это гораздо хуже, чем есть на самом деле. Он схватил свой телефон и набрал один из двух сохраненных номеров. Спустя четыре гудка ему ответили. — Какого хрена ты не сказал мне, что у них есть моя фотка? — рявкнул он. — Не было возможности, — ответил нервный голос. — Но у них пока нет ни твоего имени, ни четкого фото. — Что ты имеешь в виду под «пока»? — Я не имел в виду «пока», я просто… — Богом клянусь, если мне не дадут закончить это, я утяну тебя с собой. Ты — мои глаза и уши, и, если не хочешь, чтобы весь мир узнал, какая ты на самом деле мразь, делай свое дело как следует. Доминик завершил звонок и бросил телефон на кухонную стойку. Этьен, похоже, снова встревожился. Не считая трудной первой ночи, мальчик не проявлял никаких эмоций, как будто ушел в себя, словно в убежище. Доминику было знакомо такое поведение. Чувствуя угрозу, он, как и Этьен, старался слиться с окружением и производить как можно меньше шума. Он много раз поступал так во время частых вспышек пьяной ярости у матери. Та могла наставить ему синяков, колотить его садовыми граблями сколько угодно — его тело было в ее власти. Но воображение оставалось вне ее контроля. Внутри себя он жил вместе с отцом, которого никогда не видел — даже на фотографиях. Безликий мужчина читал ему сказки, обучал ездить на велосипеде, играл в футбол и помогал со школьными проектами. Уйдя из поля зрения Этьена, Доминик выложил две кокаиновых дорожки на раковине в ванной и втянул их, даже не выровняв и не раздробив комки. «Что, если они правы? — шептал голос в глубине его сознания. — Что, если ты ошибся и этот мальчик — вовсе не Этьен? Ты впервые увидел его только два дня назад». Доминик колебался. Он не привык сомневаться в себе. Но стресс от совершения убийств и от нынешней закрытости Этьена по отношению к нему, родному отцу, все нарастал, и Доминик боялся, что потеряет власть над собственным разумом. Он потянулся к своему ноутбуку, ища нужную папку. Там он держал две фотографии, которые нашел на страничке в Фейсбуке у Люсьен, подруги Одри. Это были единственные изображения сына, которые он когда-либо видел, и, по его подсчетам, на них Этьену должно было быть пять месяцев. Их сделали на дне рождения другого ребенка, и, пока все собрались вокруг маленькой девочки, задувающей единственную свечу на торте, Одри стояла на заднем плане, держа сына на руках. День спустя именно эти две фотографии из всего альбома были удалены — Доминик предположил, что это было сделано по просьбе Одри. Но он уже сохранил их. Внимательно рассматривая снимки и сравнивая их с ребенком, сидящим в комнате, он только сейчас заметил разницу в цвете глаз. У пятилетнего Этьена глаза были синие, у мальчика в комнате — карие. И цвет кожи тоже был разный: у Этьена просматривался средиземноморский золотистый тон, а этот ребенок был совершенно бледный. Сердце Доминика упало. Он был так ослеплен своим желанием быть отцом, что принял этого ребенка за того, кого хотел в нем видеть. Стянув с головы бейсболку, бросил ее на пол, потом включил кухонный кран и плеснул себе в лицо холодной воды, чтобы охладить горящую кожу. Открыл окно, впуская в душную квартиру прохладный воздух. В отражении в стекле он увидел, что мальчик стоит у него за спиной и смотрит на него. Продолжая стоять спиной к Эвану Уильямсу, Доминик дышал, пока короткие резкие вдохи постепенно не перешли в более длинные и глубокие — и в конце концов он успокоился. Потом повернулся к своему ноутбуку и продолжил просматривать новостные сводки, пока наконец не нашел выпуск, в котором показали убитых горем родителей мальчика. Это была пресс-конференция в полиции; они сидели за столом в окружении полицейских в форме, а позади них, на фоновом экране, высвечивались номера телефонов и фотографии Эвана. Доминик нажал кнопку паузы и всмотрелся повнимательнее. Он знал, как ощущается их потеря, но не чувствовал к ним сострадания, только отвращение. Они были неблагодарны и не ценили то, что у них было. Если б они исполняли свой долг, их сын не стоял бы один в супермаркете поздно ночью. Если б он, Доминик, был отцом Эвана, его мальчик спал бы, уютно свернувшись в кроватке под стеганым одеялом в окружении мягких игрушек. Отец и мать Эвана не заслуживали ребенка, потому что не защитили его так, как должны были защитить. Слишком поздно теперь сморкаться в платочки, промокать глаза и бросать обвинения в адрес Доминика за их потерю. Было две причины, по которым этот ребенок так неожиданно появился в его жизни. И первая — напомнить ему, почему все это началось. Вторая — дать сосредоточенность, необходимую для выполнения нынешней задачи. И как только мальчик поймет, что ему нечего бояться, быть может, они вдвоем смогут отправиться в путешествие, несмотря на отсутствие между ними родственных уз. Может быть, между ними установится понимание, своего рода дружба… Имя «Эван» звучит похоже на «Этьен», особенно если проговаривать его быстро. Вероятно, мальчик достаточно быстро сможет привыкнуть к другому имени. А возможно, процесс затянется, но у них будет все время в этом мире. «Ты обманываешь себя, — сказал голос в его голове. — Ему нет места в твоем плане». Доминик прервал вольный полет своего воображения. Этот голос был прав. Он обманывал сам себя. Было слишком поздно, чтобы внушать кому-либо любовь к нему. А после шестого и последнего убийства он должен оказаться там, где должен быть. Там, куда он не может взять никого другого, особенно маленького мальчика. Несмотря на свой малый возраст, Эван словно почувствовал, как атмосфера в комнате сделалась холоднее, когда его похититель пристально посмотрел на него. А когда Доминик направился к мальчику, тот снова обмочился. Глава 44 Бекке едва удавалось держать глаза открытыми, когда они с Джо поднимались по лестнице в служебную столовую. Она направилась к столикам, опустилась на стул и положила голову на руку, вытянутую поперек столешницы. Джо направился к прилавку самообслуживания и вернулся с подносом, на котором лежали два сплющенных круассана и стояли две кружки с кофе. Он подвинул тарелку к Бекке, и та ткнула в круассан ножом, отхлебнув затем глоток горячего напитка. — Три ложки сахара и без молока, правильно? Бекка кивнула в знак благодарности и зевнула. Потом отхлебнула кофе и мрачно уставилась в кружку. — То, что лондонская полиция — одна из самых старых в мире, не значит, что и кофе должен быть таким. — Она достала из сумочки маленькое зеркальце и, глядя в него, подкрасила губы. — Я просто хочу проспать неделю. Мне еле-еле удалось не заснуть во время первого совещания. Чего Бекка не сказала Джо — потому что не хотела признаваться в этом самой себе, — это того, что чем больше она работала, тем меньше удовлетворения это ей приносило. Все эти долгие дни в течение расследования ею двигало не желание увидеть убийцу на скамье подсудимых, а перспектива свободного времени, которое у нее появится после — и которое она сможет посвятить тому, чтобы заново познакомиться с дочерью. В начале расследования Бекка представляла, каково будет лично раскрыть это дело. Теперь ей уже было все равно, кто это сделает, лишь бы это случилось поскорее. — Я всю ночь думал о пропавшем мальчике и о том, почему наш подозреваемый мог увести его, — сказал Джо, рассеянно помешивая свой кофе. — Я тоже. Каждый раз, когда вижу в новостях запись того, как его уводят, я вспоминаю девяностые годы и фотографии маленького Джеймса Балджера, которого увели из торгового центра те двое ребят, которые потом его и убили. Когда он погиб, я была еще маленькой, и мама говорит, что после этого она ни на секунду не сводила с меня глаз, когда мы куда-нибудь шли. Потом я поставила себя на место родителей Эвана, гадая, что бы со мной было, если б подобное случилось с Мэйси. Она ужасно доверчива. Бекка содрогнулась, словно от холода. — Мне кажется, ты бы себе никогда не простила. — Кстати, молодец, что заметил надпись на бейсболке подозреваемого, — добавила Бекка. — По ней есть что-нибудь новое? — Нихат сказал мне, что это французское казино торгует сувенирами среди посетителей и никогда не продает их на сторону. Так что этот тип либо купил бейсболку в казино, или ему кто-то ее подарил. Возможно, он как-то связан с Францией. — Ты понимаешь, что для уголовного розыска ты теперь курочка, несущая золотые яйца? — произнесла Бекка, меняя тему. — После того как ты связал нашего подозреваемого с похищением Эвана, на утреннем совещании тебя превозносили до небес. — Джо покраснел, и Бекка это отметила. — Ага, смутился, да? — поддразнила она и протянула руку, ущипнув его за щеку. — Какой застенчивый суперраспознаватель! — Руки прочь, или я обвиню тебя в сексуальных домогательствах. — Какой шикарный шанс! — фыркнула Бекка. — Мне лестно, что меня кто-то может счесть сексуальной хищницей. Ты знаешь, как давно я… — Нет-нет-нет! — прервал Джо, вскинув руки в защитном жесте. — Почему все гетеросексуальные женщины думают, что мужчинам-геям интересно слушать про их интимную жизнь? Экстренные новости: нет. — Экстренные новости: никто не использует словосочетание «экстренные новости» с девяностых годов. На экране телефона Бекки всплыло текстовое сообщение. — Это от Брайана, — сказала она и начала читать. — О, это интересно. Камеры на супермаркете поймали часть регистрационного номера машины. И вот тебе связь — этот «Мерседес» зарегистрирован на имя француженки Одри Моро. Последний известный адрес ее проживания в Лондоне раскопали, и Брайан выявил, что эта машина засветилась в каком-то дорожном происшествии. Водитель второй машины попал в больницу. — До того, как Эван Уильямс был похищен, или после? — До того, но в этот самый день. Джо нахмурил брови. — Случилось что-то, что сильно сбило его с выбранного курса, так? За один миг он от организованности перешел к хаотичности… Но я полагаю, что мы имеем дело с неординарным разумом, понимаешь? — Одри Моро… — медленно повторила Бекка. — Почему ее имя кажется мне таким знакомым? — Джо пожал плечами. — Не хочешь съездить к ней, пока я навещаю водителя в больнице? — Конечно, — ответил Джо. — Но будь осторожен. — То есть? — Не побей свои золотые яйца.