— Здесь всего пять букв. Каждой по несколько штук. В, С, М, L и К. — Те же, что и на дне шкатулки, если не считать С, — задумчиво сказала Рене-Мари. — Но почему именно эти буквы? И почему все они заглавные? — Думаешь, то, что они заглавные, имеет какое-то значение? — Не знаю, но на работе я постоянно имею дело с документами, и если какое-то слово написано заглавными буквами, то это обычно акроним. — Как КККП[34] или НХЛ? — Твои ассоциации типичны для мужчины и полицейского, но в общем-то ты меня правильно понял. Возьмем, например, название этого сборника… — Она кивнула в сторону книги Руфи, которая теперь лежала на столе перед Гамашем. — «Я — ЧУДО». Уверена, что на самом деле она имела в виду нечто совершенно другое. Кстати, что тебе сказали в книжном магазине? — Презентация новой книги Руфи Зардо состоялась в «Огилви» несколько дней назад. Двадцать второго декабря. — В тот день, когда погибла Элле, — резюмировала Рене-Мари. Гамаш кивнул. Почему Руфь Зардо не просто подарила нищенке свою книжку, но еще и подписала ее «С любовью, Руфь»?Он успел достаточно хорошо узнать эту пожилую даму, чтобы запомнить, что она не разбрасывается словом «любовь». Инспектор снова потянулся к телефону, но тот сам зазвонил, прежде чем он успел снять трубку. — Oui, allô? Гамаш слушает. На том конце провода молчали. — Oui, bonjour? — снова попробовал он. — Старший инспектор Гамаш? — раздался в трубке мужской голос. — Не ожидал застать вас на работе. — О, я вообще очень неожиданный человек, — обезоруживающе рассмеялся Гамаш. — Чем могу служить? — Меня зовут Роберт Лемье. Я дежурный офицер полицейского участка Ковансвилля в Истерн Тауншипс. — Я вас помню. Мы познакомились во время расследования убийства Джейн Нил. — Да, сэр. — Так чем я могу вам помочь, сынок? — У нас произошло убийство. Внимательно выслушав Лемье, Гамаш повесил трубку и повернулся к жене, которая сидела в своем кресле, невозмутимая и спокойная. — Надеюсь, у тебя найдется теплое нижнее белье? — поинтересовалась она. — Разумеется, мадам, — улыбнулся он, выдвигая верхний ящик стола и демонстрируя ей аккуратно сложенный темно-синий шелковый комплект. — Мне казалось, что в этом ящике полицейские офицеры обычно держат пистолет. — Я считаю, что теплого белья вполне достаточно для самозащиты. — Рада это слышать. — Рене-Мари обняла мужа и добавила: — А теперь я оставлю тебя, дорогой. Тебя ждет работа. В дверях она оглянулась и посмотрела на мужа. Он стоял к ней спиной, сжимая в руке телефонную трубку и глядя в окно на расстилающуюся внизу панораму Монреаля. Все его годами отработанные движения были четкими и выверенными. Бросив прощальный взгляд на слегка завивающиеся на затылке седеющие волосы мужа, Рене-Мари вышла и закрыла за собой дверь. Через двадцать минут Арман Гамаш уже выехал на место преступления. За рулем сидел его помощник, инспектор Жан Ги Бювуар. Переехав через мост Шамплен, они оказались на шоссе, которое вело в самое сердце округа Истерн Тауншипс. Путь предстоял довольно долгий, и Гамашу быстро надоело просто смотреть в окно. Он открыл сборник Руфи Зардо, который захватил с собой, и нашел стихотворение, которое начала читать Рене-Мари. Лишь только смерть моя, пожалуй, нас рассудит, Прощения раздав в пугающей тиши, Или опять, как было, слишком поздно будет? Глава 9 Ее звали Сесилия де Пуатье, — сказал агент Роберт Лемье в ответ на первый вопрос Гамаша. — Но все называли ее Сиси. Это произошло здесь, сэр, — добавил он, стараясь не проявлять излишнего энтузиазма. Но и изображать пресыщенность и безразличие тоже не хотелось. Агент Лемье решил избрать золотую середину и постараться произвести впечатление человека, который знает, что делает. — Здесь? — переспросил Гамаш, наклоняясь, чтобы лучше рассмотреть следы на снегу. — Да, сэр. — Как вы это определили? — поинтересовался Жан Ги Бювуар. — Как по мне, так тут все выглядит совершенно одинаково. Он был прав. Вокруг не было ничего, кроме почти не отличимых друг от друга отпечатков ног. Казалось, что по месту преступления прошелся парад Санта-Клауса. Бювуар натянул поглубже свою черную лыжную шапочку и опустил отвороты на уши. Скрепя сердце, ему пришлось сегодня надеть ее вместо обычной элегантной шляпы, которая была все же недостаточно теплой для такой погоды. В том, что касалось одежды, Жан Ги находился в постоянном противоречии с самим собой. Стремление подчеркнуть стройную, спортивную фигуру плохо сочеталось с нежеланием отморозить упругую задницу. Элегантный внешний вид был несовместим со студеной квебекской зимой. Но Бювуар был готов мерзнуть, лишь бы не выглядеть неотесанным мужланом в бесформенной парке и дурацкой вязаной шапочке. Он посмотрел на невозмутимого, элегантного шефа. Может быть, Гамашу так же холодно, как и ему, но он умело это скрывает? Бювуар присмотрелся повнимательнее. На старшем инспекторе была серая вязаная шапка, желтый мохеровый шарф и длинная пуховая парка приятного защитного цвета. Судя по всему, он чувствовал себя очень комфортно. И Жан Ги был поражен тем, насколько привлекательными могут казаться при минус десяти теплая парка, смешная шапка, огромные дутые перчатки и прочие зимние аксессуары. Он даже начал подозревать, что выглядит нелепо, ежась в своем коротком приталенном жакете под пронизывающими до костей порывами ледяного ветра. Но Бювуар решительно отогнал прочь эту неприятную мысль и, дрожа от холода, начал притопывать ногами, чтобы хоть немного согреться. Они стояли на льду продуваемого со всех сторон замерзшего озера. Один берег остался в сотне метров позади, а другой казался лишь темной полоской на горизонте. Жан Ги знал, что за невысокой грядой холмов слева от них находится город Уильямсбург, но когда он стоял здесь, на казавшемся необъятным открытом пространстве, у него возникало ощущение, что они находятся за сотни километров от цивилизации. Тем более что в том конкретном месте, где они сейчас находились, произошло нечто крайне нецивилизованное. Здесь убили человека. — Расскажите все, что вам известно, — обратился Гамаш к Лемье. Это был один из любимых моментов инспектора Бювуара. Момент начала нового расследования, раскрытия еще одной загадки. Но Гамаш знал, что ответ на эту загадку следует искать не здесь. Причину сегодняшнего убийства, как и большинства других, следовало искать в прошлом, иногда в очень далеком прошлом. Старший инспектор сделал еще несколько шагов по поверхности озера. Тонкий наст проламывался под ногами, и они проваливались в снег, который сразу же набивался в ботинки, таял и неприятно холодил щиколотки. Гамаш подумал, что скоро ноги совершенно промокнут. — По свидетельствам очевидцев жертва просто упала, — говорил Лемье, внимательно наблюдая за старшим инспектором и пытаясь понять, удовлетворен ли тот его ответами. В какой-то момент ему показалось, что Гамаш недовольно поморщился, и это заставило его непроизвольно съежиться. Неужели он уже успел что-то сделать не так? — Они подумали, что это сердечный приступ, и пытались привести ее в чувство. Когда это им не удалось, они отнесли ее в стоявший поблизости грузовик и отвезли в больницу. — Но перед этим успели затоптать все место преступления, — сказал Бювуар таким тоном, как будто в этом был виноват бедняга Лемье. — Да, сэр. Но я думаю, что они хотели как лучше. Он ожидал очередных упреков, но их не последовало. Бювуар лишь раздраженно фыркнул, а Гамаш спокойно сказал: — Продолжайте. — Врач из отделения скорой помогли, доктор Ламберт, позвонил в полицию примерно полчаса спустя. Было около половины двенадцатого. Смерть поступившей в больницу женщины показалась ему подозрительной, и он вызвал коронера. Похоже, что жертва погибла от удара электрическим током. Как я уже сказал, он назвал ее смерть подозрительной, но так делается всегда, прежде чем официально не будет возбуждено дело об убийстве. Однако когда мы приехали в больницу, он ясно дал понять, что у него на этот счет нет никаких сомнений. Женщина была убита. — Пожалуйста, называйте ее по имени, агент, — сказал Гамаш, но это прозвучало не как упрек, а как просьба. — Мы должны воспринимать мадам де Пуатье как конкретную личность. — Да, сэр. Она, то есть мадам де Пуатье, была убита электрическим током вот на этом самом месте. То же самое он сказал Гамашу по телефону, и еще тогда, в замкнутом пространстве кабинета, его рассказ показался старшему инспектору довольно странным. Теперь же, на этой снежной равнине, он выглядел просто фантастическим. Каким образом можно убить человека электрическим током посреди замерзшего озера? Раньше бывали случаи, когда жертву убивали в ванной, но даже это было до того, как большинство электроприборов оборудовали автоматической системой отключения. Если вы сегодня решите спихнуть тостер в ванну, где купается горячо любимая жена, то получите короткое замыкание, испорченный электроприбор и живую-здоровую, хотя и изрядно взбешенную супругу. Нет. Убить кого-либо электрическим током в наши дни практически невозможно, если, конечно, вы не губернатор штата Техас. А для того чтобы решиться на это посреди замерзшего озера, в присутствии десятков свидетелей, нужно быть просто сумасшедшим. Тем не менее кто-то оказался достаточно безумным для того, чтобы отважиться на такую попытку. И достаточно гениальным для того, чтобы эта попытка завершилась успехом. Но каким образом это было сделано? Гамаш неторопливо оглянулся по сторонам, однако ничего нового не увидел. На льду совершенно определенно не было ни разбитых телевизоров, ни обугленных тостеров. Зато здесь были три складных алюминиевых стула, один из которых был опрокинут, а над ними возвышалось причудливое сооружение, похожее на пятиметровый хромированный гриб. Примерно в шести-семи метрах слева от него начинались ряды открытых трибун. И трибуны, и шезлонги были развернуты в сторону расчищенной от снега ледовой площадки. Стараясь обходить места, где снег казался особенно глубоким, Гамаш направился туда. По длинной узкой прямоугольной площадке были разбросаны большие круглые камни. Керлинг. Сам Гамаш никогда не играл в эту игру, но, живя в Канаде и имея телевизор, не мог не узнать тяжелые гранитные снаряды характерной формы. Сейчас это место производило жутковатое впечатление и казалось всеми покинутым, но Гамаш прекрасно представлял себе звук скользящих по льду камней, возгласы игроков и подбадривающие крики зрителей. Всего несколько часов назад здесь кипела жизнь, вокруг были веселые, счастливые люди. Все, кроме одного. Кто-то из этих людей оказался настолько несчастным и внутренне искалеченным, что решился на убийство. Гамаш попытался представить, как этот человек осуществил задуманное. Где он находился? На трибунах, вместе с остальными зрителями? Или сознательно держался особняком, зная, что собирается совершить поступок, после которого для него уже не будет возврата в мир обычных людей? Что он при этом чувствовал? Возбуждение? Или был перепуган до смерти? Было ли это убийство тщательно спланировано или совершено в припадке гнева, настолько сильного, что человек был просто не в состоянии контролировать себя? Гамаш стоял неподвижно и сосредоточенно прислушивался к призрачному хору, пытаясь различить среди взрывов детского смеха и скандирования болельщиков один-единственный голос. Голос убийцы. Но у него ничего не получалось. Пока. А может быть, вообще не было никаких голосов? И он слышал лишь шум ветра, который задувал над озером, закручивая маленькие снежные смерчи. Группа экспертов уже натянула вокруг места преступления желтую пластиковую ленту, и теперь они фотографировали каждый сантиметр утоптанного снега, подбирая любые предметы, которые могли оказаться уликами, складывая их в пластиковые пакеты, производя замеры и снимая отпечатки пальцев. Это было нелегкой задачей при минус десяти по Цельсию. Гамаш знал, что эксперты работают наперегонки со временем. Была уже почти половина третьего, с момента убийства прошло три часа, и с каждой минутой их шансы обнаружить что-то действительно стоящее уменьшались. Обрабатывать любое место преступления, находящееся на открытом воздухе, было сложно, а на заснеженном озере, в разгар зимы это сложно вдвойне. — Не представляю, как можно было здесь убить кого-то электрическим током, — раздраженно сказал Бювуар. — Что говорят свидетели? — Игра началась около десяти утра, — начал Лемье, сверяясь с записями в своем блокноте. — Примерно к половине одиннадцатого все зрители были в сборе. Почти все заняли места на трибунах, но убитая и еще одна женщина сидели на этих стульях. — Жертва сидела на том, который перевернут? — спросил Бювуар. — Я не знаю, — неохотно признал Лемье. Эти слова дались ему с большим трудом, и он был удивлен, что именно после них во взгляде Гамаша, устремленном на него, появилось нечто большее, чем просто вежливый интерес. — Тревогу подняла женщина, которая сидела рядом с убитой. Сначала ее никто не услышал из-за ужасного шума, который в это время поднялся на трибунах. — Во время матча по керлингу? — недоверчиво переспросил Бювуар. Он с трудом представлял себе какие-либо проявления эмоций в подобных экстремальных условиях. Кроме разве что стремления как можно скорее удрать с обледенелых трибун.