Я смотрела их страницы в социальных сетях. Ночью, когда умерла Тильда, они находились в своем божьем храме. У Класа незнакомая мне набожная улыбка. Пожалуй, Истинная церковь хорошо подходит и для него тоже. Это еще одно место, где ему не надо принимать никаких решений. Нужно просто подчиняться другим. Но что я знаю? Наверное, они счастливы. Кого мне жаль, так это Молли. Кузина Тильды – ровесница моей младшей сестры, и они играли порой вместе, когда были маленькими. В это трудно поверить сейчас. Миранда все еще ребенок, прямая, как спица, с длинными руками и ногами. Худая и веселая. Она по-прежнему тайком играет с Барби. Но теперь совсем перестала спать в своей собственной комнате. Молли, похоже, развивается в противоположную сторону. На фотографиях она выглядит так, словно у нее уже наступил переходный возраст. Она всегда казалась не по годам взрослой, а сейчас стала маленькой копией своей матери. Остались только детские размеры одежды. Высокая и с хорошо причесанными волосами, Молли обычно аккуратно одета, а прыщи на лбу и вокруг носа спрятаны под слоем косметики. Она явно нервничает, когда смотрит в камеру и натянуто улыбается. Если Аманда считает Истинную церковь «жуткой», то каково тогда Молли? Даже если она выглядит зрелой, она по-прежнему ребенок, и все вокруг нее перевернулось с ног на голову. Она же только переехала сюда, в город, который, конечно, посещала часто, но где никогда не жила. Ее родители и дядя изменились довольно резко. Кузину нашли мертвой. А мир скоро перестанет существовать. Она знает, что ее смерть также не за горами. Я не хочу больше об этом думать. Мне надо пойти и обнять Миранду. P.S. Нужно связаться с Каролин. Но я понятия не имею, что ей сказать. СИМОН Мама Джудетт заставляет меня вернуться к реальности. Она приказывает Бомбому запрыгнуть ко мне на кровать, и на этот раз он не колеблется. – Бомбом! Хочешь прогуляться? – интересуется она рьяно, вызывая у него бурю восторга. Он тявкает радостно, топчется по постели, пока я не встаю, чтобы меня не затоптали. Джудетт бросает мне поводок и просит сходить с ним на улицу, а потом отвезти Стину на работу, поскольку Эмме после обеда понадобится ее автомобиль. Я немного гуляю с Бомбомом по парку. Я очень долго лежал без движения – тело словно немного чужое. Когда мы возвращаемся домой, я впервые за несколько дней принимаю душ. Однако даже под теплыми струями воды мне не удается избавиться от ощущения нереальности происходящего. Немного позднее я отправляюсь со Стиной в путь. Мир за ветровым стеклом машины кажется не более чем декорацией. Я натягиваю кепку почти на глаза, не хочу ни с кем встречаться взглядами, но время от времени создается ощущение, словно обгоняющие нас автомобили сбрасывают скорость. Мы минуем поворот на Норра Портен. Я таращусь прямо вперед, но уголком глаза все равно вижу бирюзовый фасад стекольной фабрики. – Симон, – говорит Стина. – Ты не мог бы поговорить со мной? – О чем? – Ты знаешь. Она поправляет свои очки. Они все еще немного перекошены после того, как она заснула в моей кровати. Я проезжаю по старому мосту через железную дорогу, и мы движемся по окраине утопающего в зелени района вилл. По другую сторону домов тянется лес. Старая церковная колокольня возвышается над верхушками деревьев. – Тебе в церковь или в Линдгорден? – спрашиваю я. – В Линдгорден. Дальше мы едем в полной тишине. Стина не решается заговорить на интересующую ее тему, а я вообще не настроен болтать. Вскоре позади остается поворот к маленькой лесной часовне, где должно состояться прощание с Тильдой. Меня не пригласили. Я звонил и Класу, и Каролин, но не получил ответа. Пожалуй, они тоже считают меня убийцей. Но это не должно играть никакой роли. Скоро ведь мы все все равно погибнем. Я крепче вцепляюсь в руль. Если сейчас расплачусь, Стина не оставит меня в покое. Машина, кажется, сжимается вокруг нас. Мы словно замурованы в консервной банке. Лес резко заканчивается, и я вижу оштукатуренную и покрашенную в белый цвет церковь, которая стоит здесь с девятнадцатого века. Между надгробьями растет высокая трава, но ведущую к входу гравийную дорожку явно недавно привели в порядок граблями. Я еду дальше к Линдгордену. Скоро мы будем на месте. Скоро я смогу вернуться домой и снова лечь в кровать. Чем ближе мы подъезжаем к низкому кирпичному приходскому дому, тем больше машин стоит по краям дороги. Все места на парковке заняты. Удивительно. – Я никогда не видел здесь так много народа, – говорю я и сбрасываю скорость. – Надо же, – бормочет Стина и довольно улыбается. – Примерно о чем-то таком я и мечтала, когда училась на священника. Старик в джинсовой рубашке вылезает из стоящего перед нами автомобиля и активно жестикулирует. Несколько находящихся на парковке пенсионеров громко смеются и машут ему в ответ. Я вижу семьи с детьми и дам среднего возраста, похоже, специально нарядившихся ради этой поездки. Учитель математики Ролф, рассказавший нам о комете, курит у входных дверей. – Они верят в бога? – спрашиваю я. – Многие из них хотят сейчас покреститься… на всякий случай, – говорит Стина и улыбается снова. – Но им не обязательно верить. Церковь должна быть открыта для всех. – Но если они не верят, что тогда делают здесь? – Людям необходимы контакты с другими. Общение. По-моему, психотерапевтические группы помогают лучше всего. Многие приезжают сюда по одному, но я вижу просто фантастические встречи тех, кто никогда не знал друг друга раньше. – Тебя послушать, так в комете даже есть что-то хорошее. – Нет. Естественно, нет. Но… мне бы хотелось, чтобы люди были такими в прошлом. Я смотрю в зеркало заднего вида на группу мамаш с колясками, которые проходят за нашей машиной. Интересно, были ли они знакомы, пока не начали ходить сюда? – Ныне люди раскрывают другим душу так, как они никогда не позволяли себе прежде, – продолжает Стина. – Часто даже забывают старую вражду. Просят прощение и получают его. Они хотят облегчить свою совесть. Мне становится любопытно, хочет ли того же убийца Тильды. Смог бы я получить его или ее признание, если бы знал, кто это был? – А тебе не слишком трудно постоянно говорить о смерти? – спрашиваю я. – Таких разговоров не столь много, как может показаться. Мы больше разговариваем о жизни и как найти ее смысл в оставшееся время. Слезы подступают к глазам. Несколько раз я с силой моргаю. – И что ты говоришь им? В чем смысл жизни? Стина едва заметно улыбается: – Я главным образом стараюсь слушать. Именно это сейчас людям нужно. – Но что-то тебе надо отвечать? Это же твоя работа. – Я не могу никому рассказывать, в чем смысл их жизней. Но могу помочь им понять самим, в чем он, собственно, состоит. И ответ чаще всего в том… что люди в таких ситуациях вспоминают о тех, кого они считают наиболее близкими. Вспомни обо всех попытках позвонить родственникам из падающих самолетов или из башен-близнецов в Нью-Йорке. У меня возникает подозрение, что она сейчас говорит о нас. О нашей семье. Что нам необходимо держаться вместе. Но я не могу думать не о ком ином, кроме Тильды. Вся наша планета напоминает сейчас падающий воздушный лайнер, и я не был ей нужен так, как она была нужна мне. – О'кей. Позвони, когда нужно будет ехать, – говорю я. Стина отстегивает ремень безопасности и вешает сумку на плечо. Однако она продолжает сидеть в машине. Вытягивает вперед руку. Осторожно, словно опасаясь, что я попытаюсь сбежать. А мне едва удается подавить желание именно это и сделать. Она торопливо гладит меня по щеке: – Мне тоже не хватает Тильды. Я ужасно ее любила. А она любила тебя. – Недостаточно, – бормочу я. – Иначе не решила бы порвать со мной. – Ты много значил для нее. Я знаю это. – Перестань. Ты ничего не знаешь о чувствах Тильды. Ты понятия не имеешь о том, какой она стала. Стина отводит взгляд в сторону. Снова поправляет очки: – Да. Ты, конечно, прав. – Она открывает дверь. – Попробуй поговорить с ней. Она, возможно, услышит тебя. Стина выходит из машины, а я качаю головой. Тильда не захотела разговаривать со мной при жизни. Почему у нее должно возникнуть желание сделать это теперь, даже если она и могла? – Ты не хочешь проводить меня внутрь? – спрашивает Стина, заглядывая в салон. Я снова качаю головой, и она вздыхает, а потом захлопывает дверь. Однако, когда Стина проходит мимо капота, я уже вижу на ее лице хорошо знакомую мне доброжелательную улыбку и как она радостно машет кому-то, кто ее позвал. СИМОН ОСТАЛОСЬ 3 НЕДЕЛИ И 1 ДЕНЬ Я и Эмма лежим на ее кровати и смотрим фильм, но мне трудно сосредоточиться на погоне через переполненный вокзал. Все мои мысли о том, что актерам и любому статисту, хоть раз промелькнувшему на заднем плане, скоро предстоит умереть. Что и вокзал, и пустынный пейзаж, куда на какое время перемещается действие, и улицы большого города, где потом разворачивается погоня на автомобилях, в ближайшем будущем перестанут существовать. Джудетт отправилась в церковь вместе со Стиной. Помимо Бомбома, мы дома одни. У нас есть попкорн, и Эмма полила свою порцию растительным маслом и посыпала перцем и тертым пармезаном. Ее рука двигается между миской и ртом в такт с бравурной музыкой. – Боже, как он лягается! – говорит она с набитым ртом. – Я думаю, ему нравится попкорн.