В Интернет выкладывают все больше и больше фотографий Тильды. Также неуклонно увеличивается число комментариев обо мне. Элин написала, чтобы в девяти случаях из десяти убийцей является парень жертвы. Моа заметила «а он ведь пришел на вечеринку последним из всех» со смайликом, который чешет подбородок. Аманда поставила лайки обеим. Мамы приходят ко мне с едой, которую я не ем. Эмма стоит в дверном проеме и интересуется, не хочу ли я посмотреть фильм. Я говорю «нет». У меня нет желания быть ни с кем другим кроме Юханнеса. Он должен прийти в семь. Только пара часов осталась. Бомбом протискивается мимо Эммы, подходит к кровати и машет хвостом. Скулит тихо. – Забрать его? – спрашивает она. – Все нормально. Ты не могла бы закрыть дверь за собой? Я перемещаюсь ближе к стене. Предлагаю Бомбому подняться ко мне. Он наклоняет голову набок. Интересуется, наверно, в чем подвох. Ему ведь запрещено находиться на постели. Я хлопаю по матрасу: – Иди сюда. Да, иди. Бомбом готовится. Скорее забирается, чем запрыгивает. Он еще достаточно бодрый, однако уже в чем-то годы берут свое. Он прогуливается по кровати, большие лапы давят мне на живот, хвост бьет меня по лицу, но в конце концов он закапывается в одеяло. Кто-то кричит на улице. Я резко начинают паниковать, но вопли сменяет смех. Я слышу, как стекло разбивается об асфальт, и мне становится интересно, пыталась ли Тильда звать на помощь. Бомбома нисколько не беспокоит происходящее за пределами квартиры. Скоро мое тело начинает вибрировать от его храпа. В глубоком детстве я обычно вставал рано по утрам, а потом спал рядом с ним на полу. Сейчас я пытаюсь дышать в его ритме. Я просыпаюсь от легкого ветерка, который гуляет по комнате. Бомбома больше нет на кровати. Окно открыто настежь. Чей-то силуэт виднеется на фоне света уличных фонарей. Секунду я сонно пытаюсь понять, не залез ли ко мне кто-то с улицы. – Как дела? – спрашивает силуэт. Юханнес. – Сколько времени? – интересуюсь я. Во рту пересохло настолько, что язык прилип к небу. – Скоро полночь. Извини за поздний визит. Он садится у меня в ногах. Я шарю рукой вдоль шнура ночника. – Не включай свет, – говорит он. – О'кей. Я перемещаюсь в сидячее положение. Холодный ветер ласкает мои руки. Сейчас конец августа, но я сбился со счета, сколько дней осталось. – Ты не мог бы закрыть окно? – прошу я. – Мне кажется, немного свежего воздуха здесь не помешает. Судя по голосу, он улыбается. Его рука шарит по одеялу. Пальцы мимоходом касаются моей руки, когда он берет мой телефон: – Кончай ты проверять его. Не трепи себе нервы. – Хуже не знать, что они пишут. Юханнес дает мне стакан, который кто-то оставил на тумбочке. Вода на удивление, холодная, и в голове у меня чуть проясняется после каждого глотка. – Мне ужасно жаль, и я не знаю, что мне еще сказать. Просто кошки скребут на душе, когда думаешь, что ее больше нет, – говорит Юханнес, когда я ставлю на тумбочку пустой стакан. Ее больше нет. Потеря ощущается реальнее, когда Юханнес здесь. Он как бы неотъемлемая часть наисчастливейшего отрезка моих отношений с Тильдой. Она и я, Юханнес и Аманда. Мы почти все делали вместе. Я, вроде везде оказывавшийся лишним, внезапно как бы обрел себя. Я был не просто влюблен в Тильду, а обожал мою новую жизнь. Я не мог понять, что она нашла во мне. Не мог поверить в такое везение. – Все считают, что это я ее убил? – спрашиваю я. – Нет. Я в это не верю. Юханнес кладет руку на мое колено. Я чувствую ее тепло сквозь одеяло и по какой-то причине начинаю плакать от его прикосновения. – Не нужно было отпускать ее одну, – говорю я. – Ты ни в чем не виноват. – Я не смог… она не захотела оставаться со мной, – продолжаю я и не знаю больше, говорю ли о последней ночи или обо всем лете. – Если бы я не ныл слишком много и не выглядел столь жалко, она бы… – Само собой, ты не выглядел жалким, – перебивает меня Юханнес. – Ты любил ее. Плюс еще мир оказался на краю гибели. Не та ситуация, чтобы набивать себе цену. Я смеюсь. Исхитряюсь испачкать соплями половину лица. Остается только радоваться, что в комнате темно. – Они же знают меня. Как, черт побери, они могли поверить, что я убил Тильду? – спрашиваю я. Юханнес долго не отвечает. – Это не имеет к тебе никакого отношения, – говорит он в конце концов. – Просто легче верить, что это сделал ты. – В каком смысле? – Легче идти дальше по жизни, когда не остается никаких вопросов. Идти дальше? Ничего себе шутка. Я ненавижу их. И все равно понимаю, что сам реагировал бы подобным образом. Для меня просто невыносимо не знать, что случилось с Тильдой. Было бы, конечно, здорово выяснить это. Даже если бы оказалось, что кто-то из моих знакомых является убийцей. «Вы же знаете, в каких условиях мы находимся, – сказала Мария. – Нам вряд ли удастся нормально расследовать это дело». Если того, кто убил Тильду, не найдут, все и дальше будут считать меня убийцей. В таком случае, я никогда больше не встречусь с нашими друзьями. – Ты можешь поговорить с Амандой? – спрашиваю я. – Убедить ее в моей невиновности? – Я пытался. Но я попробую снова. Мы сидим молча в темноте. Его рука неподвижно лежит на моем колене. – Мы с Амандой расстались. – Что? Пусть мне стыдно признаться в этом, меня даже обрадовало его сообщение. Теперь у Юханнеса будет больше времени для меня. А он нужен мне больше, чем когда-либо. – Что произошло? – интересуюсь я. Юханнес колеблется. – Я посчитал непорядочным по отношению к ней продолжать в том же духе. Я полюбил другого человека. – Он откашливается. – И уже довольно давно. Мои глаза начинают привыкать к темноте. Я вижу, что он таращится на потолок, словно ищет там подсказку о том, как ему продолжить. – Это кто-то из наших общих знакомых? – спрашиваю я. – Не Элин случайно? Он смеется: – Нет, не Элин. Юханнес меняет положение тела, но его рука по-прежнему остается на моем колене. Пальцы начинают мягко барабанить по одеялу. – Мне надо кое-что рассказать тебе, – говорит он. Судя по тону, у него неприятные новости. А подобное сейчас для меня чересчур. Но я не произношу этого вслух. Просто жду. – Я уеду из города завтра, – говорит Юханнес. – Буду жить в одной коммуне в Стокгольме. Я сижу совершенно неподвижно, пока до меня доходит смысл сказанного. Потом долго не могу прийти в себя от услышанного. – Чем ты собираешься заниматься там? – спрашиваю я, когда мне наконец удается взять себя в руки. – Мне надо проверить кое-что, пока еще не стало слишком поздно. – А именно?