— Но почему? — Голос дрогнул, когда до Мины полностью дошел смысл его слов. Вероятно, они больше никогда не увидят Марио. — Не знаю. Я пытался… Когда я об этом узнал, то подумал, что можно отправить ему денег на адвоката. — Почему его выслали? — Не знаю, может, у него не было документов. — О. — Мина уронила взгляд на пол. Догадывался ли мистер Ким, что и у нее нет документов — пока нет? Понимают ли это и остальные? Или, может, Марио попал в какие-то неприятности и его схватили полицейские? — Его семья — мама, брат и сестры — все еще здесь. Они живут вместе. — Значит, ничего нельзя сделать? Его просто вышлют? — Это не впервой. Даже не знаю, из-за чего такое происходит. — Он ведь долго здесь работал, верно? — Да, только это не имеет значения. — Но… должно же быть хоть что-то. Как он мог так внезапно исчезнуть? — Когда он без предупреждения не вышел на работу, я заволновался и позвонил его маме, она-то и сообщила мне о случившемся. Кажется, он содержал всю семью. Его отца убили на улице, когда тот шел домой, — выстрелом из ниоткуда. — На глаза мистера Кима навернулись слезы. — Как же это несправедливо. — Мы можем для них что-нибудь сделать? — Не уверен, хотя попробую собрать для них денег. — Мистер Ким вытащил из кармана рубашки пачку сигарет — Мина и не догадывалась, что он курит. — Вчера вечером я заносил им продукты. У его мамы младенец и трое маленьких детей. Думаю, ей помогают семья и церковь. А я хочу собрать денег среди наших, только пока никому не говорил. — Хорошо. Дайте мне знать. Я хочу помочь. Аккуратно, подушечками пальцев мистер Ким вытянул сигарету из пачки. В этот момент Мина испытала почти нестерпимое желание взять его за руку. Неделю спустя Мина, кутаясь в пуловер, вышла из супермаркета и забралась на пассажирское сиденье большого белого фургона, пахнущего выхлопными газами, сырым картоном и перезрелыми фруктами. Сидящий за рулем мистер Ким включил радио, и из колонок внезапно загрохотала поп-музыка. Он пощелкал станциями, пока не нашел старую песню Dedicated to the One I Love группы The Shirelles. Свернув на дорогу, мистер Ким влился в ровный поток машин раннего субботнего вечера, постукивая пальцами по рулю и беззвучно подпевая радио с энтузиазмом молодого человека, не исковерканного жизнью. Мина улыбнулась такой крупице веселья во время довольно мрачной поездки. Покачиваясь в такт музыке, она с любопытством глядела в окно на незнакомые южные кварталы, старалась не смотреть на своего спутника. Их близость заставляла ее нервничать. Достаточно было протянуть руку, чтобы дотронуться до него, и никто этого не увидит. Никто не узнает. Фургон остановился перед двухэтажным многоквартирным домом с решетками на окнах и трещинами на штукатурке, похожими на виноградную лозу. Мистер Ким вытащил из фургона пакеты с пожертвованной едой и понес ко входу, где набрал номер квартиры на домофоне. Ответил женский голос, и он представился. На мгновение Мине показалось, что ему не откроют, но затем раздалось противное громкое жужжание, и дверь отворилась. Мама Марио ждала их на пороге. У нее был вид женщины, которая привыкла к плохим новостям. Крашеные светлые волосы, темные у корней, были собраны в свободный высокий пучок над тяжелым лицом с глубокими морщинами между бровями. Черная футболка, вытянутая на шее, обнажала хрупкие ключицы. — Ола, Лупе, — начал мистер Ким на неуверенном испанском. — Э-э, у нас есть еда, э-э… макароны, молоко, соки… для вас. Лицо Лупе тут же засветилось, она хлопнула в ладоши от радости и вытянула руки, чтобы помочь Мине с сумками, но та отказалась. Они вошли в квартиру. На продавленном диване сидели трое жизнерадостных детишек разных возрастов, прикованных к телевизору, где показывали какую-то испаноязычную программу, — при каждой шутке или глупом трюке они звонко хохотали. На коленях старшей девочки лет десяти сидел младенец с густой копной каштановых волос и пускал слюни, которые ему периодически вытирали салфеткой. Мина улыбнулась, вспомнив свою дочь в таком же возрасте — ее розовое личико, маленькие закрытые глазки, носик пуговкой, тонюсенькие пальчики на ручках и ножках, нежнейшие складки кожи и запах… этот сладчайший запах младенца, мягкий и воздушный. — Хотите чего-нибудь выпить? — спросила Лупе по-испански, жестом приглашая их сесть. Мистер Ким поставил пакеты на круглый обеденный стол и выдвинул два стула для них с Миной, пока Лупе наливала апельсиновый сок. Мина вдруг осознала, как сильно хочет пить, и с благодарностью отхлебнула прохладный напиток. Лупе села рядом и посмотрела на детей, весело смеющихся перед экраном телевизора. Старшая дочь убавила громкость. Лупе что-то грустно пробормотала на испанском. Насколько Мина поняла, она не рассказала детям о случившемся с Марио. — Когда вы слышали о нем… в последний раз? — спросил мистер Ким. Вместо ответа Лупе разрыдалась. Мистер Ким достал из кармана платок и передал ей. Вторая девочка, без ребенка, и мальчик бросились к матери, обняв за плечи и уткнувшись личиками ей в спину. Мистер Ким и Мина неловко опустили глаза на стол. Мельком взглянув на детей, обнимающих мать в попытке утешить, Мина почувствовала, как надрывается сердечная струнка, которую она так старательно игнорировала. — Мне жаль, — выговорила она по-испански и повторила: — Ло сиенто. Эту фразу Мина узнала от Гектора и Консуэлы. Тщательно вытерев слезы, Лупе глубоко вдохнула через рот. Дочка убрала прилипшие к лицу матери волосы и поцеловала в лоб с такой нежностью, что у Мины в груди поднялась волна жара, а из глаз полились слезы. Взгляд мистера Кима задержался на ней. Теперь он знал о ее горе — она тоже кого-то оплакивала, кого-то из семьи. На следующей неделе Мина сидела на диване в гостиной Лупе бок о бок с мистером Кимом, хозяйка подала им бумажные тарелочки с остатками шоколадного торта в радужном конфетти. Вчера у ее старшей дочери был день рождения. Теперь две девочки носились по маленькой гостиной, колотя друг друга гелиевыми воздушными шариками, в то время как мальчик лет шести держал на коленях младенца. Утром из следственного изолятора позвонил Марио. Описывая разговор, Лупе складывала ладони в молитве и возводила глаза к небу, благодаря Господа; по ее смуглым щекам катились слезы. Наслушавшись страшных историй о взятках, избиениях и даже убийствах, она радовалась, что сын жив. Мине было знакомо чувство вины, которое, наверное, испытывают все родители, потерявшие своего ребенка, независимо от возраста или обстоятельств. Вина как бесконечная отвесная стена, гладкая от бесчисленных попыток на нее забраться. Порой можно ухватиться за счастливые воспоминания о детском смехе, звонком голоске, поцелуе в щеку, можно даже подтянуться чуть выше, однако падение неминуемо. Стена вины никому не дает передохнуть. Сев в фургон рядом с мистером Кимом, Мина поинтересовалась: — Лупе уже знает, как долго Марио продержат в следственном изоляторе? — Нет, могут пройти недели и даже месяцы. — Мистер Ким несколько раз провернул ключ зажигания, двигатель лишь издал полузадушенный звук. — Я поговорил с мистером Паком о том, чтобы дать ей работу в магазине. — О, здорово. — Пока она будет на работе, за детьми присмотрит племянник, живущий рядом. — Он вновь попытался завести машину. На этот раз двигатель недовольно заворчал, но заработал. — Будет тяжело, зато небезнадежно. — А сами они в опасности? Их могут депортировать? — Несомненно. За окнами мелькали велосипедисты, светоотражатели на колесах сверкали в темноте, как маяки. Мина вдруг задумалась о том, что делают остальные жители города для выживания. Сколькие из них прозябают в тени, как она, и у скольких похожие истории? На что готовы люди ради того, чтобы пережить жестокие удары судьбы, которые им уже не изменить? Для многих за рубежом Америка кажется единственным выходом — не решением проблем, а надеждой, живой и пылающей. Вот только Мине иногда казалось, что она живет во лжи. — Отвезти вас домой? — спросил мистер Ким, прервав ее размышления. — Или обратно в магазин? — О! Вы едете в магазин? — Мне не нужно, я поеду домой и могу вас подвести. — Хорошо, тогда… даже не знаю. — Мне не сложно вас подвезти. — Тогда… если вас не затруднит, да, пожалуйста. — Мина не решалась назвать свой точный адрес без явной на то причины. — Я живу рядом с Уилтоном и Олимпиком. Вам далеко? — Вовсе нет. — Я могу доехать и на автобусе. — Не беспокойтесь. Мина показала поворот направо — на темную, обсаженную деревьями улицу, где стоял ее дом. Ей стало неловко, оттого что она находится в машине наедине с мужчиной, — как бы хозяйка или миссис Бэк не увидели их и не подумали чего дурного. Хотя что в этом дурного? Что постыдного в том, чтобы встречаться с мистером Кимом или кем-то еще, если уж на то пошло? Мина — взрослая женщина и имеет право распоряжаться собственным телом. И все же сердце в груди бешено колотилось. Возможно, она просто боялась брать от этой жизни большего — больше чувств, больше радости, больше удовольствия, — зная, что все это может быть отнято в любой момент, а ей придется продолжать жить. Достаточно ли она сильна для этого? — Остановитесь через пару кварталов, — указала она. — Вот здесь. Мистер Ким припарковался перед ее домом, ни в одном окне не горел свет. Должно быть, все уже легли спать. — Спасибо, — поблагодарила Мина. — Не за что. — Его руки по-прежнему лежали на руле, взгляд был устремлен вперед. Она заметила, как нервно дернулся кадык на его шее. Он будто бы вспотел. Когда она открыла дверцу, мистер Ким вдруг выпалил: — Не хотите… как-нибудь поужинать вместе? — О, нет, нет, спасибо, — натянуто улыбнулась Мина, выпрыгивая из фургона. — Вы ведь не замужем, правда? — Нет, просто… — Просто хотел спросить, — поспешно кивнул мистер Ким, поджав губы. — Спокойной ночи. Мина захлопнула дверцу, помахав на прощание, и пошла по разбитой подъездной дорожке к дому, боясь оглянуться — он, скорее всего, следил за тем, чтобы она благополучно вошла внутрь. Закрыв за собой входную дверь, Мина бросилась в свою комнату. Включив свет, она упала на кровать, уткнувшись лицом в подушку.