Часть 30 из 70 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Грудь для вас важна?
— Да, очень. Честно.
— Вы выбираете женщин с большой грудью?
— У меня есть склонность к определенному типажу.
— Опишите, пожалуйста, свои пристрастия.
— Очень пышная. — Он складывает ладони чашечкой и подносит к груди, на лице застывает сексуальное напряжение: он описывает тип женщин, которые его возбуждают. Может, это только игра воображения, но под черными очками от солнца сверкнул недобрый огонек. — Не толстые; не терплю толстых женщин. Стройная талия и пышные бедра. — Он снова складывает ладони чашечкой, будто сжимая волейбольные мячи; вены на руках вздулись, играют мускулы.
— Сьюзан, надо полагать, принадлежала к вашему любимому типажу? — Бергер невозмутима.
— Меня к ней сразу потянуло, едва только она вошла в ресторан.
— В «Люми»?
— Да.
— Кроме всего прочего на ее теле были обнаружены волосы, — вдруг говорит Бергер. — Вы в курсе, что на трупе нашли необыкновенно длинные, тонкие, как пух младенца, волосы, совпадающие с вашими? Как такое возможно, если вы, по вашим собственным словам, были выбриты? Не вы ли сами только что сказали, что выбрили все тело?
— Их специально подложили. Я уверен.
— Те самые люди, которые объявили на вас охоту?
— Да.
— А откуда у них могли взяться ваши волосы?
— Одно время, лет пять назад, когда я жил в Париже, у меня нередко появлялось чувство, будто меня преследуют, — говорит он. — Будто за мной наблюдают, ходят по пятам. Я тогда понятия не имел почему. Тогда я был моложе и не всегда полностью брился. Ну, представьте, к чему брить спину? До нее трудно дотянуться, по правде говоря, невозможно; к тому же, видите ли, в молодости я стеснялся женщин, редко осмеливался заводить знакомства. Так что я не придавал особого значения бритью, прятал волосы под брюками и длинными рукавами, а брил только руки, шею и лицо. — Он провел по щеке. — Однажды я пришел домой — в квартиру, где жили мои приемные родители...
— На тот момент ваши приемные родители были еще живы? Та пара, о которой вы упоминали? Те, чей дом находился рядом с тюрьмой? — добавляет Бергер с ноткой иронии в голосе.
— Нет. Но какое-то время мне удавалось там жить. Расходы были вполне скромными, иногда я подрабатывал. Бывало, приду домой, и такое чувство, что здесь кто-то побывал. Странно как-то. Ничего не пропадало, кроме покрывал с постели. Ну, думал я, ничего страшного, хорошо, хоть все не унесли. Такое случалось несколько раз. Теперь-то я понимаю: это они. Им понадобились мои волосы. А на белье много волос, сообразили? — Подносит руку к клубкам волос на голове. — Если не бриться, они постоянно падают. Цепляются за мебель, если слишком длинные отрастут. — Он вытягивает руку, чтобы продемонстрировать свои длинные невесомые лохмы.
— Так значит, вы хотите сказать, что, когда повстречались со Сьюзан, у вас не было длинных волос? Даже на спине?
— Вообще нигде. Если на ней обнаружили длинные волосы, значит, их туда намеренно подложили. Понимаете, к чему я клоню? И все равно я признаю, что повинен в ее смерти.
Глава 15
— Почему вы берете на себя вину за ее гибель? — спрашивает Бергер. — Почему вы сказали, что повинны в ее смерти?
— Потому что им был нужен я, — отвечает Шандонне. — Видимо, они пришли сразу после моего ухода и такое с ней сотворили.
— Эти люди проследовали за вами и в Ричмонд, сэр? Зачем вы сюда приехали?
— Я приехал сюда из-за брата.
— Поясните поподробнее, — просит Бергер.
— Узнал о найденном в порту трупе и тут же понял, что это мой брат Томас.
— Чем зарабатывал на жизнь ваш брат?
— Они с отцом занимались грузоперевозками и судоходством. Он был на несколько лет старше меня. Томас всегда хорошо ко мне относился. Виделись мы не часто, зато брат отдавал мне свою одежду, когда она становилась ему не нужна, и всякие другие вещи. Я уже вам рассказывал. И деньги. Помню, когда мы встретились в последний раз, месяца два назад, в Париже, он предчувствовал недоброе.
— Где именно в Париже вы встречались с Томасом?
— Предместье Сент-Антуан. Ему нравилось, что там много молодых художников и ночных клубов, и мы встречались в каменной аллее. У «Двора трех братьев», где обретаются ремесленники, или у «Американского бара», где за деньги к вам подсядут девочки. Он дал мне денег и сказал, что собирается в Бельгию, в Антверпен, а оттуда — в вашу страну. И с тех пор я о нем ничего не слышал, пока не узнал про труп на корабле.
— Как до вас дошли печальные известия?
— Я уже упоминал, что мне легко раздобыть газеты. Люди выбрасывают, я подбираю. Многие туристы, которые не говорили по-французски, читали международные выпуски «Ю-Эс-Эй тудей». Там опубликовали небольшую заметку о найденном в порту трупе, и я сразу понял, что это мой брат. У меня даже сомнений не оставалось, вот и поехал в Ричмонд. Хотел убедиться.
— Как вы сюда добрались?
Шандонне вздыхает. На его лице снова написана усталость. Касается воспаленного рубца возле носа.
— Неприятно о таком рассказывать.
— Почему же вам неприятно?
— Не хочу, чтобы информацию использовали против меня.
— Сэр, вам лучше быть со мной откровенным.
— Я — карманник. Достал бумажник из пальто, которое один человек по неосмотрительности повесил на какой-то памятник на Пер-Лашез, знаменитейшем кладбище Парижа, где похоронены некоторые из членов моей семьи, — гордо заявляет он. — Американский болван. Большой бумажник; в таких помещается и паспорт, и билет на самолет. Вынужден признаться, я часто так поступал. Такова плата за бродячую жизнь, а с тех пор как на меня объявили охоту, я оказывался на улице все чаще.
— Охотились за вами те самые люди? Агенты федеральных служб?
— Да-да. Спецагенты, судьи — да кто угодно. Я тут же отправился в аэропорт, пока этот человек не успел сообщить в полицию о пропаже документов, а то взяли бы меня тепленьким прямо у трапа.
— Когда вы вылетели и из какого аэропорта?
— Из аэропорта Шарля де Голля. Так-так, скажем, в прошлый четверг.
— Шестнадцатого декабря?
— Да. Прилетел рано, сел на поезд до Ричмонда. В бумажнике еще оставалось семьсот долларов.
— Тот бумажник с паспортом у вас до сих пор при себе?
— Что вы. Я не так глуп, чтобы носить с собой ворованный паспорт. Сразу выбросил его в мусорный бак.
— Где именно?
— На вокзале в Нью-Йорке. Где именно, не скажу. Сел на поезд...
— И за все время этих перемещений никто на вас не смотрел? Вы не брились, сэр? Попутчики на вас не обращали внимания?
— Волосы я уложил в сетку и надел шляпу. Длинные рукава, поднятый воротник. — Он на миг заколебался. — Еще у меня есть один трюк, к которому я частенько прибегаю, когда выгляжу как теперь, если не успел освободиться от волос. Надеваю маску. Такую, знаете, которую надевают аллергики, чтоб закрывала рот и нос. И еще ношу черные хлопчатобумажные перчатки и большие очки с затемненными стеклами.
— И в таком облачении вы летели в Нью-Йорк, а потом ехали на поезде?
— Да. Срабатывает безотказно. Люди сами отворачиваются, со мной даже рядом никто не захотел сидеть. Зато я прилег и отоспался.
— У вас по-прежнему есть эта маска, шляпа, перчатки и очки?
Не найдясь, он долго молчит. Да, такую крученую подачу с ходу не отбить.
— Возможно, где-то и завалялись, — уклончиво отвечает Шандонне.
— Что вы предприняли, оказавшись в Ричмонде? — задает вопрос Бергер.
— Сошел с поезда.
Несколько минут она расспрашивает его о прибытии в Ричмонд. Где находится вокзал? Поехал ли он дальше на такси? Как передвигался по городу? Что решил предпринять по поводу смерти брата?
Шандонне вразумительно отвечает. Все, что он рассказывает, звучит вполне правдоподобно; возможно, что этот человек действительно присутствовал там и видел все своими глазами. На железнодорожной станции Амтрак, что на Стейплз-Милл-роуд, и в синем такси, которое довезло его до паршивенького мотеля на Шамберлен-авеню; там он отдал двадцать долларов за номер, опять же расплатившись наличными и под вымышленной фамилией. Тут он заявляет, что позвонил в нашу прокуратуру, дабы получить информацию о неопознанном трупе якобы своего брата.
— Я хотел поговорить с врачом, но никто не пошел мне навстречу.
— С кем вы общались? — спрашивает она.
— С какой-то женщиной. Может быть, с секретарем.
— Она назвала вам фамилию доктора?
— Да. Доктор Скарпетта. И когда я спросил, нельзя ли с ним пообщаться, секретарша ответила, что доктор Скарпетта — женщина. Так что я сказал: хорошо, можно с ней поговорить? А она как раз была занята. Я, естественно, не стал оставлять ни фамилии, ни номера телефона — не мог позволить себе подобной расхлябанности. Вполне вероятно, что за мной все еще следили. Потом под руки попалась газета, и я прочел о произошедшем накануне убийстве: за неделю до моего приезда расправились с одой женщиной из магазина. Я был потрясен, страшно испугался. Они снова здесь.
— Те самые злодеи? Которым от вас что-то нужно, как вы говорите?
book-ads2