Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 30 из 70 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Грудь для вас важна? — Да, очень. Честно. — Вы выбираете женщин с большой грудью? — У меня есть склонность к определенному типажу. — Опишите, пожалуйста, свои пристрастия. — Очень пышная. — Он складывает ладони чашечкой и подносит к груди, на лице застывает сексуальное напряжение: он описывает тип женщин, которые его возбуждают. Может, это только игра воображения, но под черными очками от солнца сверкнул недобрый огонек. — Не толстые; не терплю толстых женщин. Стройная талия и пышные бедра. — Он снова складывает ладони чашечкой, будто сжимая волейбольные мячи; вены на руках вздулись, играют мускулы. — Сьюзан, надо полагать, принадлежала к вашему любимому типажу? — Бергер невозмутима. — Меня к ней сразу потянуло, едва только она вошла в ресторан. — В «Люми»? — Да. — Кроме всего прочего на ее теле были обнаружены волосы, — вдруг говорит Бергер. — Вы в курсе, что на трупе нашли необыкновенно длинные, тонкие, как пух младенца, волосы, совпадающие с вашими? Как такое возможно, если вы, по вашим собственным словам, были выбриты? Не вы ли сами только что сказали, что выбрили все тело? — Их специально подложили. Я уверен. — Те самые люди, которые объявили на вас охоту? — Да. — А откуда у них могли взяться ваши волосы? — Одно время, лет пять назад, когда я жил в Париже, у меня нередко появлялось чувство, будто меня преследуют, — говорит он. — Будто за мной наблюдают, ходят по пятам. Я тогда понятия не имел почему. Тогда я был моложе и не всегда полностью брился. Ну, представьте, к чему брить спину? До нее трудно дотянуться, по правде говоря, невозможно; к тому же, видите ли, в молодости я стеснялся женщин, редко осмеливался заводить знакомства. Так что я не придавал особого значения бритью, прятал волосы под брюками и длинными рукавами, а брил только руки, шею и лицо. — Он провел по щеке. — Однажды я пришел домой — в квартиру, где жили мои приемные родители... — На тот момент ваши приемные родители были еще живы? Та пара, о которой вы упоминали? Те, чей дом находился рядом с тюрьмой? — добавляет Бергер с ноткой иронии в голосе. — Нет. Но какое-то время мне удавалось там жить. Расходы были вполне скромными, иногда я подрабатывал. Бывало, приду домой, и такое чувство, что здесь кто-то побывал. Странно как-то. Ничего не пропадало, кроме покрывал с постели. Ну, думал я, ничего страшного, хорошо, хоть все не унесли. Такое случалось несколько раз. Теперь-то я понимаю: это они. Им понадобились мои волосы. А на белье много волос, сообразили? — Подносит руку к клубкам волос на голове. — Если не бриться, они постоянно падают. Цепляются за мебель, если слишком длинные отрастут. — Он вытягивает руку, чтобы продемонстрировать свои длинные невесомые лохмы. — Так значит, вы хотите сказать, что, когда повстречались со Сьюзан, у вас не было длинных волос? Даже на спине? — Вообще нигде. Если на ней обнаружили длинные волосы, значит, их туда намеренно подложили. Понимаете, к чему я клоню? И все равно я признаю, что повинен в ее смерти. Глава 15 — Почему вы берете на себя вину за ее гибель? — спрашивает Бергер. — Почему вы сказали, что повинны в ее смерти? — Потому что им был нужен я, — отвечает Шандонне. — Видимо, они пришли сразу после моего ухода и такое с ней сотворили. — Эти люди проследовали за вами и в Ричмонд, сэр? Зачем вы сюда приехали? — Я приехал сюда из-за брата. — Поясните поподробнее, — просит Бергер. — Узнал о найденном в порту трупе и тут же понял, что это мой брат Томас. — Чем зарабатывал на жизнь ваш брат? — Они с отцом занимались грузоперевозками и судоходством. Он был на несколько лет старше меня. Томас всегда хорошо ко мне относился. Виделись мы не часто, зато брат отдавал мне свою одежду, когда она становилась ему не нужна, и всякие другие вещи. Я уже вам рассказывал. И деньги. Помню, когда мы встретились в последний раз, месяца два назад, в Париже, он предчувствовал недоброе. — Где именно в Париже вы встречались с Томасом? — Предместье Сент-Антуан. Ему нравилось, что там много молодых художников и ночных клубов, и мы встречались в каменной аллее. У «Двора трех братьев», где обретаются ремесленники, или у «Американского бара», где за деньги к вам подсядут девочки. Он дал мне денег и сказал, что собирается в Бельгию, в Антверпен, а оттуда — в вашу страну. И с тех пор я о нем ничего не слышал, пока не узнал про труп на корабле. — Как до вас дошли печальные известия? — Я уже упоминал, что мне легко раздобыть газеты. Люди выбрасывают, я подбираю. Многие туристы, которые не говорили по-французски, читали международные выпуски «Ю-Эс-Эй тудей». Там опубликовали небольшую заметку о найденном в порту трупе, и я сразу понял, что это мой брат. У меня даже сомнений не оставалось, вот и поехал в Ричмонд. Хотел убедиться. — Как вы сюда добрались? Шандонне вздыхает. На его лице снова написана усталость. Касается воспаленного рубца возле носа. — Неприятно о таком рассказывать. — Почему же вам неприятно? — Не хочу, чтобы информацию использовали против меня. — Сэр, вам лучше быть со мной откровенным. — Я — карманник. Достал бумажник из пальто, которое один человек по неосмотрительности повесил на какой-то памятник на Пер-Лашез, знаменитейшем кладбище Парижа, где похоронены некоторые из членов моей семьи, — гордо заявляет он. — Американский болван. Большой бумажник; в таких помещается и паспорт, и билет на самолет. Вынужден признаться, я часто так поступал. Такова плата за бродячую жизнь, а с тех пор как на меня объявили охоту, я оказывался на улице все чаще. — Охотились за вами те самые люди? Агенты федеральных служб? — Да-да. Спецагенты, судьи — да кто угодно. Я тут же отправился в аэропорт, пока этот человек не успел сообщить в полицию о пропаже документов, а то взяли бы меня тепленьким прямо у трапа. — Когда вы вылетели и из какого аэропорта? — Из аэропорта Шарля де Голля. Так-так, скажем, в прошлый четверг. — Шестнадцатого декабря? — Да. Прилетел рано, сел на поезд до Ричмонда. В бумажнике еще оставалось семьсот долларов. — Тот бумажник с паспортом у вас до сих пор при себе? — Что вы. Я не так глуп, чтобы носить с собой ворованный паспорт. Сразу выбросил его в мусорный бак. — Где именно? — На вокзале в Нью-Йорке. Где именно, не скажу. Сел на поезд... — И за все время этих перемещений никто на вас не смотрел? Вы не брились, сэр? Попутчики на вас не обращали внимания? — Волосы я уложил в сетку и надел шляпу. Длинные рукава, поднятый воротник. — Он на миг заколебался. — Еще у меня есть один трюк, к которому я частенько прибегаю, когда выгляжу как теперь, если не успел освободиться от волос. Надеваю маску. Такую, знаете, которую надевают аллергики, чтоб закрывала рот и нос. И еще ношу черные хлопчатобумажные перчатки и большие очки с затемненными стеклами. — И в таком облачении вы летели в Нью-Йорк, а потом ехали на поезде? — Да. Срабатывает безотказно. Люди сами отворачиваются, со мной даже рядом никто не захотел сидеть. Зато я прилег и отоспался. — У вас по-прежнему есть эта маска, шляпа, перчатки и очки? Не найдясь, он долго молчит. Да, такую крученую подачу с ходу не отбить. — Возможно, где-то и завалялись, — уклончиво отвечает Шандонне. — Что вы предприняли, оказавшись в Ричмонде? — задает вопрос Бергер. — Сошел с поезда. Несколько минут она расспрашивает его о прибытии в Ричмонд. Где находится вокзал? Поехал ли он дальше на такси? Как передвигался по городу? Что решил предпринять по поводу смерти брата? Шандонне вразумительно отвечает. Все, что он рассказывает, звучит вполне правдоподобно; возможно, что этот человек действительно присутствовал там и видел все своими глазами. На железнодорожной станции Амтрак, что на Стейплз-Милл-роуд, и в синем такси, которое довезло его до паршивенького мотеля на Шамберлен-авеню; там он отдал двадцать долларов за номер, опять же расплатившись наличными и под вымышленной фамилией. Тут он заявляет, что позвонил в нашу прокуратуру, дабы получить информацию о неопознанном трупе якобы своего брата. — Я хотел поговорить с врачом, но никто не пошел мне навстречу. — С кем вы общались? — спрашивает она. — С какой-то женщиной. Может быть, с секретарем. — Она назвала вам фамилию доктора? — Да. Доктор Скарпетта. И когда я спросил, нельзя ли с ним пообщаться, секретарша ответила, что доктор Скарпетта — женщина. Так что я сказал: хорошо, можно с ней поговорить? А она как раз была занята. Я, естественно, не стал оставлять ни фамилии, ни номера телефона — не мог позволить себе подобной расхлябанности. Вполне вероятно, что за мной все еще следили. Потом под руки попалась газета, и я прочел о произошедшем накануне убийстве: за неделю до моего приезда расправились с одой женщиной из магазина. Я был потрясен, страшно испугался. Они снова здесь. — Те самые злодеи? Которым от вас что-то нужно, как вы говорите?
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!